Эд Макбейн - Озорство
«Вот почему у черномазых кожа цвета дерьма!»
Вмонтированные в пульт лампочки входного сигнала потухли, как только замолчал ансамбль «Блеск Плевка».
— Звук идет не от эстрады, — произнес один из инженеров.
«Вот почему от черномазых воняет дерьмом!»
Вспыхнула сигнальная лампочка системы внутренней телефонной связи.
Другой инженер поднял трубку.
— Что за глупые шутки? — спросил голос.
— Мы тут ни при чем, — ответил инженер.
«Вот почему черномазые глупы, как дерьмо!»
— Может быть, отказали главные регуляторы? — снова спросил голос.
Первый инженер проверил главные регуляторы уровня сигнала.
— Пульт управления исправен, — сказал он.
Но рев продолжался.
«Черномазые — это дерьмо...»
— Это, должно быть, кто-то на эстраде безобразничает, — предположил второй инженер.
«Черномазые весь мир превратят в дерьмо, черномазые...»
— Нужно оборвать все провода, — сказал первый инженер.
Но было уже слишком поздно — прогремел первый выстрел.
* * *Карелла и Браун уже сидели в машине, когда взорвалась толпа. Альф Мисколо из канцелярии сообщил им по радиотелефону местонахождение мусоросжигательной печи. А потом сказал, что Мейер и Хейз только что выбежали из следственного отдела и помчались в Гровер-Парк.
— Там случилась какая-то заварушка, — прибавил он.
Эта заварушка была одной из тех бед, которые вот уже полвека разъедают душу Америки. В полицейской машине, мчавшейся через центр города к мусоросжигательной печи, белый крикнул негру:
— Прибавь скорости!
Негр включил сирену и выжал до отказа педаль газа.
И белый и негр, гнавшие, как безумные, полицейскую машину, выросли в той Америке, которая обещала им молочные реки и кисельные берега, рассказывала сказки о многонациональном народе, живущем в мире и согласии. Наша страна — дом свободных и смелых людей, говорили им. И люди всех вероисповеданий и убеждений будут громко петь хвалу свободе, пожиная колосья с янтарным зерном. Лишения, голод, преследования, принесенные к нашим плодородным берегам человеческими отбросами, будут уничтожены и забыты навеки. Люди будут уважать обычаи и убеждения друг друга и сольются в единое сильное племя, заявляющее о себе единым мощным голосом, голосом определенно американским, необыкновенно мощным голосом, вобравшим в себя множество различных голосов со всех концов света.
Здесь, в Америке, отдельные частички наконец-то воссоединятся в единое целое, в единую нацию, неделимую, дарящую всем свободу и правосудие.
Свобода и правосудие для всех почему-то обернулись свободой и правосудием только для избранных, и о славном намерении создать единое племя никто сейчас уже не вспоминает. Это был прекрасный, слишком часто повторявшийся сон. Но вот его яркие краски поблекли, посерели, и спавшие с криком проснулись. Глухой приложил к этому руку и не испытывает ни малейших угрызений совести за содеянное.
Потому-то он и спровоцировал побоище.
Карелла и Браун прекрасно знали что творилось в парке.
Они побежали к машине еще до того, как толпа обезумела и вышла из-под контроля. В их обязанности не входило сдерживание толпы, им надо было задержать человека, возмутившего толпу. Беспорядки в парке вытеснили все другие происшествия из каналов полицейского радио, разговоры между машинами были строжайше запрещены вплоть до подавления буйства толпы. И белый и негр чувствовали себя подавленно, потому что беспорядки были замешаны на расизме. Но они действовали заодно и были одержимы одной целью — поймать сукиного сына, создавшего эти беспорядки, человека, превратившего чудесный, залитый золотыми солнечными лучами день в мрачные сумерки. Плотно сжав губы, они неслись в машине с включенной сиреной по центру города, а мимо них летели на окраину радиофицированные полицейские машины.
Все шло по плану, задуманному Глухим.
* * *— Хлоя! — закричал Сил. — Держись за мою руку!
И Хлоя схватилась за протянутую ей руку.
Это было ее будущее.
И крепко ее сжала.
А возле эстрады творилось что-то неописуемое. За первым выстрелом последовали другие. Если есть оружие, оно обязательно должно выстрелить, и первый выстрел придает смелости и самоуверенности всем, кто имеет в карманах оружие. Смелость и вызов Дикого Запада. Револьверы есть револьверы. Револьверы — орудия уничтожения. На лужайке, где собралось около 250 тысяч зрителей, прогремел первый выстрел. Негр выстрелил в белого, потому что его спровоцировал Глухой. В книге Риверы об огромной толпе сказано так: «Она внезапно изменит свое поведение и увидит в себе старого врага». Эта огромная толпа услышала возбуждающие слова, сразу же поняла, что их выкрикнул белый, и загорелась целью убивать беляков.
«Ярость ослепит ей глаза...»
«...лягни беляка, убей беляка, задуши беляка, уничтожь беляка, избей беляка, возненавидь беляка, заставь беляка ненавидеть тебя!»
«Толпа неустанно двигалась вперед, люди пели, топали ногами, вопили. Огромный зверь, который, казалось, весь состоял из размахивающих во все стороны рук и бьющих о землю ног...»
— Сюда! — закричал Сил. — В наш фургон!
Белые и черные стреляли друг в друга, толкались, вопили друг на друга, наскакивали друг на друга, дрались, продырявливали друг друга...
"...Он жаждал уничтожить намеченную им жертву, общего врага. Словно из одной глотки, вырывался рев: «Убей, убей, убей!»
Сил распахнул дверь фургона, схватил ее обеими руками за талию, поднял и поставил на ступеньку.
Пуля белого попала Хлое в затылок, кровь и мозг брызнули на борт фургона, где серебряные, обведенные черным буквы составляли слова «Блеск Плевка». Ее мечта была разбита вдребезги, она умерла мгновенно.
* * *Возле здания мусоросжигательной печи, в метре от высокого забора Карелла и Браун увидели мертвеца. В самом здании они нашли двух мусорщиков и четырех полицейских, связанных, с кляпами во рту, с завязанными глазами и ко всему еще в масках.
Глухой приехал сюда на мусоровозе, стоящем во дворе, дошло до сыщиков.
Сторож, делавший обход в районе бухты, где швартовались яхты, увидел на автостоянке, у самого берега реки, машину, похожую на полицейский фургон. Он осмотрел ее снаружи, увидел на бортах надпись «Отдел учета имущества». Действительно, машина принадлежала полицейскому ведомству. Он открыл дверь со стороны водителя и обнаружил связку ключей, свисавшую из замка зажигания.
Кроме ключей, в машине были какие-то предметы, похожие на оборудование для переработки и потребления наркотиков. Шприцы, трубки и прочая дешевка.
* * *Автостоянку, примыкавшую к бухте яхт-клуба, они покинули во взятых напрокат легковых машинах. Глухой ехал в «шевроле». Переехали Гамильтонский мост и оказались в другом штате. В половине третьего дня он полностью расплатился со своими сообщниками, и они отметили успешное завершение дела, опустошив несколько бутылок шампанского. Все четыре машины стояли во дворе мотеля, багажник «шевроле» Глухого был загружен похищенными наркотиками. Глухой сказал своим бывшим сообщникам, что они должны уйти по одному с четвертьчасовым интервалом. Первым уйдет Флорри, потом Картер и, наконец, Глория. Все, казалось, с удовольствием позволили ему распоряжаться собой.
Они не могли ни на что пожаловаться: благодаря своему главарю каждый из них обогатился на сотню штук.
Выпили за легкость, с которой была проделана работа, выпили за доблесть и хладнокровие друг друга, с особенным воодушевлением выпили за Глорию, которая с неженской смелостью и твердостью устранила с их пути мусорщика.
Никто не сожалел, что приходится расставаться. Все знали или догадывались, что наркотики, лежавшие под брезентом в багажнике «шевроле», стоили намного больше выплаченного Глухим вознаграждения. Но он разработал план и поэтому, по их мнению, имел право на львиную долю добычи.
Они допоздна распивали шампанское как старые добрые друзья. Когда все постояльцы мотеля разошлись по комнатам, Флорри посмотрел на часы и произнес:
— Пора разбегаться.
И пошел переодеваться в ванную. Оттуда он вышел в коричневых вельветовых брюках, зеленой спортивной рубашке, светло-коричневом свитере с V-образным вырезом, коричневых носках и коричневых кожаных мокасинах. Картер сказал ему, чтобы он не вздумал просадить сразу же все свои деньги. Все посмеялись, Флорри пожал бывшим сообщникам руки и ушел, а через минуту оставшиеся услышали, как его машина тронулась с места и умчалась.
Прошло еще десять минут. Картер вздохнул и сказал:
— Ребята, все хорошо, что хорошо кончается.
И пошел в ванную переодеваться. Сбросил с себя изумрудно-зеленую униформу и вернулся в красном свитере с высоким воротом, серых брюках, синей спортивной куртке, синих носках и черных ботинках. Пожал руку Глухому, поцеловал в щеку Глорию и ушел. Услышав, как его машина выезжает за ворота мотеля. Глухой сказал: