Вильям Каунитц - Подозреваемые
Скэнлон протянул руку к боковому ящику и, вытащив дневник бригады, пролистал его. Дойдя до страницы, соответствующей завтрашнему дню, он увидел, что Колон отпросился с дежурства за три часа до конца.
— У тебя будет время, так в чем же дело?
— Но я могу тебе понадобиться в связи с делом Галлахера. Нельзя, чтобы ты оставался без людей. Хочешь, я заберу свое прошение?
Скэнлон спрятал дневник в стол.
— Иди на вечеринку, Гектор. Мы справимся. Я не хочу, чтобы ты огорчал свою подружку.
Скэнлон сумел сохранить невозмутимое выражение лица и ничем не выдал своих мыслей. Если детектив не способен определить, что для него важнее, пусть пеняет на себя.
В восьмом часу в кабинет, слегка пошатываясь, ввалился Лью Броуди.
— У меня, кажется, кое-что есть, Лу.
Скэнлон натирал тальком свою культю.
— Что? — спросил он, гадая, в каком баре детектив провел последний час.
— Сегодня около половины второго Линда Циммерман вышла из дома своей тетки и пошла на запад по Пятьдесят первой улице. Я последовал за ней. Мы дошли до Химического банка на углу Пятьдесят первой и Третьей авеню. Линда слишком долго пробыла там, поэтому я зашел проверить. Не увидев ее, я предположил, что она в хранилище. И точно, через десять минут она поднялась по лестнице, будто старуха, а потом вышла из банка. Я дождался ее ухода и тотчас бросился вниз. Оказалось, что хранилище сторожит отставной полицейский. Он разрешил мне взглянуть на ее карточку. Она абонировала сейф двадцатого июня этого года, на другой день после убийства матери. И я держу пари, что это было сразу после похода за вещами в ее квартиру. Парень сказал, что она часто приходит и подолгу сидит возле сейфа. Однажды она так задержалась, что он даже подумал, не случилось ли чего. Тогда он подошел к двери и прислушался. Он услышал, как она что-то говорит. Будто на кассету записывает, или что-то в этом роде.
Скэнлон откинулся на спинку стула и вставил культю в гнездо протеза.
— Хотел бы я заглянуть в этот сейф, — сказал он, одергивая штанину.
— Да, но как? Для этого нужен ордер. А у нас нет оснований его просить.
— Следи за ней, Лью. И сообщи мне, когда она опять пойдет в банк.
— Ладно, — бросил Броуди, выходя и направляясь к ближайшему питейному заведению.
Было начало девятого, когда Скэнлон поднял глаза от рапорта, который составлял, и увидел Харриса. Тот стоял на пороге, разглядывая его. Голова сержанта была склонена набок. Он был в джинсах, синей рубахе и ковбойских сапожках.
«А все-таки я выкурил ублюдка», — подумал Скэнлон.
— Что-то долго тебя не было, сержант.
— Я знал, что ты будешь здесь, — сказал Харрис, усаживаясь на стул перед столом.
— Ты занят?
— Переписываю прошлогодний отчет, чтобы выдать его за новый, — ответил Скэнлон. Он подался вперед, разглядывая своего посетителя. — Я уже давно понял, что Служба — это машина для суесловия. Мы постоянно закладываем в нее одни и те же слова и смешиваем их, пока не получаем какую-нибудь бессвязную баланду.
— Да, это так, — согласился Харрис, взгромоздив ноги на стол и раскачиваясь на стуле.
Взяв со стола словарь, Скэнлон продолжал:
— Маленькая игра, в которую я играю с канцелярскими крысами из управления. Я всегда включаю в рапорт какое-нибудь заковыристое словечко, а потом считаю, сколько времени потребовалось этим крысам, чтобы присвоить его себе. В прошлом году это было слово «табель». У них ушло ровно три недели, чтобы ввести его в один из бюллетеней управления.
— А какое теперь будет слово? — спросил Харрис, разглядывая носки своих сапожек.
— «Ограждать», — сказал Скэнлон. — «Каждый полицейский обязан ограждать управление от взяточничества и мздоимства».
Лицо Харриса оставалось непроницаемым.
— Канцелярские крысы всегда крадут твои мудреные словечки?
— Да. Некоторые люди действуют по шаблону. Ты согласен?
Правый глаз Харриса дернулся.
— Может быть, не знаю. Как продвигается расследование?
— Никак. Чувствую, дело попадет в пыльную папку для нераскрытых преступлений.
— Ничего не обнаружил?
— К сожалению, очень мало.
— Нашли какую-нибудь связь с убийством Циммерманов?
— Девятнадцатый участок нашел свидетеля, который видел, как убийца убегал с места преступления.
Харрис снял ногу со стола.
— У них полный словесный портрет?
— Достаточно полный, чтобы сделать фоторобот. — Скэнлон подался вперед и стал рыться в папке с делом. — А, вот и он.
Скэнлон достал черно-белый рисунок, внимательно посмотрел на него, потом на Харриса. Он прикрыл ладонью нижнюю часть рисунка, снова взглянул на Харриса и произнес:
— Знаешь, сержант, кабы не усы, он был бы вылитый ты.
— Дай посмотрю, — сказал Харрис, протягивая руку через стол.
Скэнлон заметил, что взгляд Харриса сделался настороженным.
— Скажи мне, сержант, ты не знаешь человека, у которого был бы самозарядный дробовик «браунинг» шестнадцатой модели?
Харрис потер подбородок, делая вид, будто пытается припомнить.
— Нет, не знаю. А что?
— Баллистики считают, что Галлахера убили из такого ружья.
— Ты проверяешь продавцов оружия?
— Их слишком много. Кроме того, винтовку или дробовик можно купить, предъявив краденое или поддельное водительское удостоверение. Скорее всего, оружие вообще куплено в другом штате. И то, и другое.
— Что значит «и то, и другое»?
— Как я понимаю, Галлахера и Циммерманов убили одни и те же люди. Доктора и его жену застрелили из автоматической винтовки калибра 5,56 миллиметра. Оружие профессионального убийцы, собирается и разбирается за считанные минуты.
— Почему ты так уверен, что винтовка была разборной?
— Потому что свидетель, который видел парня, входящего в «Кингсли-Армс», сказал, что у него был чемоданчик. Что, по-твоему, лежало в этом чемоданчике, мороженая рыба? — Скэнлон пристально посмотрел на Харриса. — Как поживает миссис Галлахер?
— Нормально, Лу. Она оправится. Не сразу, конечно.
— Она вернула детей в приют?
— Да, вернула. Ей было очень тяжело, но она решила, что детям так будет лучше.
— Она, похоже, очень решительная женщина.
— Так оно и есть.
Скэнлон облокотился о стол.
— Она могла изменять мужу?
— Нет. Ты уже спрашивал меня об этом, чего зря мусолить эту тему?
Скэнлон пожал плечами.
— В этой женщине есть что-то такое, от чего у меня чешется культя.
— Извини, что так говорю, Скэнлон, но, может, тебе просто принять ванну?
— Возможно, ты прав, сержант, — ответил Скэнлон и пошел в дежурку, чтобы расписаться в журнале.
Харрис проводил его до выхода. Скэнлон махнул рукой офицеру на проходной и вместе с Харрисом покинул здание участка. Вдалеке гремел гром. У тротуара притормозила патрульная машина, из нее вылезли двое полицейских и с силой захлопнули дверцы. «Крепко разозлились», — подумал Скэнлон; увидев, как водитель распахнул правую заднюю дверцу. Сзади сидел человек в наручниках. Водитель потянулся к нему, чтобы вытащить наружу, но задержанный попытался отбрыкнуться. Офицер отпрянул, уворачиваясь от пинка.
Его партнер, здоровенный чернокожий с короткими седыми волосами, отпихнул своего белого напарника в сторону, вытащил дубинку и принялся колотить арестованного по ногам.
— Тебе нравится пихать ногой полицейского, да, дрянь?
— Нет! Нет! Перестаньте! — умолял арестованный, поджимая под себя ноги.
Полицейские выволокли мужчину из машины, поставили на тротуар и, по очереди подгоняя пинками, потащили к входу. Скэнлон подошел и открыл для них дверь. Чернокожий полицейский еще раз пнул задержанного, и тот повалился на пол в вестибюле.
— Эти чертовы поляки не умеют пить, — проворчал негр, проходя мимо лейтенанта.
— Как уживаешься с преемником Галлахера? — спросил Скэнлон, шагая рядом с Харрисом.
— Мы редко встречаемся. Я вернулся из отпуска, и меня два раза из трех посылали на патрулирование.
— Сейчас все в отпусках или на учебных сборах. На улицах неспокойно. Летом всегда нехватка патрульных.
— Я знаю это, Лу, но начальники отдела наркотиков никогда не назначаются в патруль. Ну, почти никогда.
Скэнлон открыл дверцу своей машины и сел за руль.
— Может быть, кто-то имеет на тебя зуб?
— Не могу понять, из-за чего.
— Если я что-то разнюхаю, дам знать.
Харрис слегка подтолкнул локтем дверцу машины, захлопнул ее и посмотрел на Скэнлона, который вставлял ключ в замок зажигания.
На Мэри Энн Галлахер было траурное платье с черными обшитыми бархатом пуговицами от горла до низа. На шее висел крестик на тонкой золотой цепочке. Косметики не было. На левом запястье блестели часы на золотом браслете. Она стояла на пороге своей квартиры на Энтони-стрит, на западной окраине Маспет-Крик в Гринпойнт и с беспокойством заглядывала через плечо Джорджа Харриса, осматривая парадное.
