Жан-Франсуа Коатмер - Я убил призрака
— Самоубийство? — вымолвил наконец Вотье. — Теоретически это возможно…
Сердитым росчерком он расцарапал промокашку.
— Но почему? Ты видишь какую-нибудь вескую причину для самоубийства?
Арле не ответил.
Макс провел рукой по своим коротко остриженным белокурым волосам, потеребил мочку уха.
— Ты прожил с ней два года. И не мог бы не заметить, если б что-то было. Все шло нормально?
— Не знаю.
Арле попытался поймать взгляд Макса, но тот смотрел в сторону.
— Скажи откровенно, Макс, до тебя дошли какие-нибудь слухи?
Вотье нахмурился.
— Да нет! С чего ты взял?
— Честное слово?
— Господи, конечно! О чем вообще речь? Да объясни ты наконец!
Арле взял себя в руки. Гордыня все еще отчаянно сопротивлялась. Последний бастион — охрана чести. Несколько минут назад у него и в мыслях не было заходить в откровенности так далеко, отбросив всякий стыд. Он ничего не обдумывал заранее, но присутствие друга, тепло вновь обретенного общения, уверенность, что Макс — единственный, кто в состоянии исцелить его душу, повлияли на Арле. Он не знал в точности, чего хотел, каких открытий жаждал, но его тянуло к истине, как мотылька на огонь в ночи. Пусть даже он обожжет крылья!
— Ну так что же? — спросил Макс.
Арле вынул из внутреннего кармана куртки мятый конверт и положил на стол перед Максом. Вотье с недоумением следил за ним. А раскрыв конверт, вздрогнул и отвернулся.
— Нет, ты смотри, Макс, — тихо сказал Арле.
Лицо его окаменело, он заходил по комнате.
— Это нашел Эдуар в туалетном столике Роберты несколько дней назад.
Макс посмотрел на фотографию.
— Снимок, по-видимому, недавний.
Машинально он взял лупу — сработала профессиональная привычка — и, прильнув к ней глазом, стал водить по снимку, тщательно его изучая. Арле молча наблюдал.
— Снимок любительский, — прокомментировал Макс, — плохая наводка, фон смазан. Сделан под открытым небом, в середине дня, на ярком солнце. Фотограф плохо использовал освещение. И не учел бликов от песка.
— От песка?
— Видимо, да. Это где-то на пляже. К сожалению, фон плохо различим. Впрочем, вот тут деревья, а среди деревьев… — Он протянул Арле лупу. — У тебя хорошее зрение, посмотри-ка: вот здесь, слева, на заднем плане, видишь что-нибудь?
Арле склонился над фотографией.
— Похоже на кокосовую рощу. Среди деревьев какие-то темные пятнышки. Деревня?
— Не думаю, — сказал Макс, снова протирая стекла очков. — Пятна правильной формы, почти квадратные. Хижины туземцев не такие. Кроме того, строения стоят поодаль друг от друга, и каждое окружено деревьями…
— Точно.
Арле положил лупу на стол.
— Можно увеличить, — сказал Макс, — но вряд ли это что-то даст, уж очень неважный снимок.
Поиграв карандашом, он вдруг спросил:
— Ты слышал что-нибудь о «Гелиос-клубе»?
— Нет. А что это такое?
— Любопытная штука. Собираются две дюжины чудаков и проводят уик-энды в чем мать родила, жарясь на солнце и мечтая о потерянном рае. Все из хорошего общества, люди состоятельные…
— А причем тут…
— Подожди. Этим людям надоели апартаменты с искусственным климатом, они по горло сыты коктейлями и приемами, и вот они решили по воскресеньям играть в дикарей. Среди кокосовых пальм выстроили маленькие соломенные хижины, покрытые листьями папайи, где предаются райскому отдохновению вдали от бурь и волнений.
Лицо Арле просветлело:
— Пятна среди деревьев?
— Да, похоже.
— Но Роберта никогда не обнаруживала склонности к нудизму.
— А я и не говорил ничего такого, — возразил Макс. — Сам видишь, пляж на снимке безлюдный. Если Роберта отправилась в клуб, она, без сомнения, позаботилась, чтобы не было никаких свидетелей. Это нетрудно: все эти молодцы, как правило, работают и приезжают лишь в конце недели. — Макс запнулся. — По-моему, важнее другое. Ведь она не сама себя снимала, кто-то был с твоей женой на пляже…
— Да, — голос Арле дрогнул, — и кто может поручиться, что она была одна в день, когда утонула?
Они могли поссориться, подумал он. Роберта хотела порвать с любовником, и тот ее убил. Арле вспомнил поведение жены в аэропорту ее странные опасения.
— Об этом-то я и подумал, — сказал Макс. — Во всяком случае, версия вполне правдоподобная.
— Значит, этот тип ее…
Голос его задрожал.
Макс покачал головой.
— Не горячись. Убийство очень маловероятно, ведь есть заключение эксперта. Нет, тот, кто был с твоей женой в день ее смерти, — если допустить, что таковой был, — не преступник, а скорее всего, главный свидетель. Свидетель, который скрылся.
— Почему?
— Может быть, растерялся, может, побоялся себя скомпрометировать. Обычное дело.
— Что ты посоветуешь? — спросил Арле. — Обратиться в полицию?
— По-моему, не стоит, — ответил Вотье. — Поверь мне, как-никак я сам из этой братии. Дело прекращено.
— Но ведь можно возобновить расследование?
— Да, но при условии, что появились новые неоспоримые свидетельства. А у нас что? Сомнения, предположения и легкомысленная фотография. Бедновато! Комиссар Фонтен поднимет нас на смех. Я его знаю, он славный парень, но вряд ли захочет рыть носом землю за десять месяцев до пенсии.
Вотье встал и, взявшись за подбородок, начал расхаживать из угла в угол. Рядом, в стеклянной клетке, машинистка в тюрбане отбивала на машинке африканский ритм: тук-тук-тук, пауза, тук-тук-тук. Макс остановился.
— Можно попросить о встрече у главы клуба. Если не ошибаюсь, это некий Ван дер Лёве, у него контора на улице Удай. Ты его не знаешь?
— Так, встречал пару раз в Торговой палате.
— По правде говоря, сомневаюсь, чтобы он нам чем-то помог. Я уже говорил; если твоя жена и приходила в клуб, то, вероятнее всего, инкогнито. Он подошел к столу и постучал пальцем по фотографии. — Первым делом надо найти фотографа. Он наведет нас на след.
— Ты же говорил, что работа любительская, — напомнил Арле.
— Сама съемка — да, но не печать. Некоторые детали: зернистость бумаги, точность обрезки — выдают профессионала. — Помолчав, Вотье продолжил: — Разумеется, доказательств того, что снимок проявляли в Абиджане, нет. Примем, однако, в качестве рабочей гипотезы, что это так. Чернокожие фотографы отпадают. Они не умеют работать чисто. Ты ведь видел их «Ателье художественного фото» в Трешвиле? Ну вот. Остаются европейцы. Всего их, — Макс мысленно сосчитал, — от Плато до Торговой улицы семеро. Я знаю всех довольно хорошо. Теоретически заказ мог выполнить любой. И все-таки…
Макс задумался, вертя фотографию в пальцах.
— Рико… — сказал он, усмехнувшись, — вот на кого это похоже.
Он взглянул на часы. Его глаза-щелочки горели необычным возбуждением.
— Полпятого. Пойду-ка туда, что-то да выясню!
Он положил фотографию в конверт и, немного поколебавшись, вернул ее Арле.
— Возьми, я и без нее обойдусь.
— Спасибо, но я с тобой.
— Об этом и речи быть не может, старина! Дальше — дело мое! — сухо, почти грубо бросил Макс.
В его глазах читалась такая решимость, что Арле не стал настаивать: Макс, безусловно, был прав. Нажав на звонок, Вотье отдал распоряжение прибежавшему дежурному, и они с Арле вышли из комнаты. За их спиной пестрый тюрбан продолжал нудно тарахтеть. На улице Арле поинтересовался:
— А что за птица этот самый Рико?
— Гражданство неопределенное, — отозвался Макс, — он откуда-то с Востока. Сделал несколько отличных репортажей о фауне Берега Слоновой Кости.
— А почему ты думаешь…
— Официально у Рико мастерская на улице Лeкёр. Но есть у него и другое занятие, менее благопристойное. Три года назад он был замешан в весьма грязной истории: мелкая, но прибыльная торговля порнофильмами. Рико снюхался с моряками, и товар шел к нему с торговым судном из Танжера. В городе у него была своя клиентура. Но рано или поздно все выходит наружу. Пошли обыски, аресты и все такое! Мне тоже довелось приложить к этому руку.
— И он остался на плаву?
Макс усмехнулся.
— Ей-богу, Аль, где ты живешь? В этой стране, дружище, у властей широкие взгляды! Ты волен подделывать документы, спекулировать, быть сутенером, лишь бы не лез в политику. Короче, ему влепили изрядный штраф, и дело спустили на тормозах. С тех пор Рико вроде бы исправился. Фотографирует детишек, идущих к первому причастию, загляни-ка в газеты. Этакие ангелочки!
Он протянул Арле руку:
— До свиданья, Альбер! Как узнаю что-нибудь определенное, позвоню.
— Спасибо, Макс.
И они расстались.
4
Присев за краешек стола, Арле без всякого аппетита жевал холодную свинину, купленную в мясной лавке. Он зажег люстру. Вокруг расписного абажура сновали, словно танцуя жигу, крылатые муравьи. Ни ветерка в этот вечер. Через открытую двухстворчатую дверь Арле видел застывший, словно бы насторожившийся сад. Тропическая ночь, душная, наполненная шорохами насекомых, нависла над виллой. Арле обливался потом. Над ним шелестел вентилятор, обдавая лоб теплыми волнами.
