Жан-Франсуа Коатмер - Я убил призрака
— Так это ты… — пролепетал Эдуар.
Его обезьяньи ручищи повисли вдоль тела.
— Прости, Аль. Я думал сделать как лучше. Не хотел, чтобы чужие…
Но Арле не мог больше притворяться. Рухнув на кровать, он с мукой на лице разглядывал снимок. Роберта… Вот все, что она мне оставила, ее последняя улыбка! Но улыбается она не мне! Другому! Другому выставляет напоказ бесстыдно обнаженное тело! И я навсегда запомню ее такой…
Он поднял глаза.
— Ты о чем-нибудь догадывался?
Вид у него был донельзя жалкий, растерянный. Эдуар отвернулся.
— Нет, я ничего не знал.
— Снимок, судя по всему, недавний, — сказал Арле. — Бумага даже не пожелтела.
Он говорил словно во сне.
— Может, ее заставили? Бывают такие садисты…
Но он и сам не верил в такую возможность.
Как в таком случае снимок попал в туалетный столик? И потом, лицо Роберты не выражало страха. Блестящие глаза, раздутые ноздри — женщина, охваченная возбуждением. Арле рассвирепел.
— Попадись мне этот мерзавец…
— Дай мне снимок, — тихо сказал Эдуар. — Ты будешь только мучиться. Если хочешь, я разорву его на твоих глазах.
Однако Арле не выпускал фотографию из рук.
— Нет, я его оставлю. Это ее последний снимок, понимаешь? Последний, который у меня есть…
— Зря, — сказал Эдуар и, взглянув на часы, присвистнул. — Уже половина двенадцатого! Я должен бежать, сегодня утром мне надо быть в порту, проследить за погрузкой аукумеи[1]. Когда я тебя увижу?
— Я постараюсь прийти в контору.
— Тогда до скорой встречи. Держись! Стисни зубы и держись! Пересиль себя, старина! Так надо!
«Бьюик» не успел исчезнуть в конце аллеи, как Арле пожалел, что отпустил брата. Он уже не сомневался, что тот сказал ему не все. Эдуар, как правило, был хорошо информирован. Он его пожалел, не захотел удручать еще больше.
Арле заходил кругами по комнате. Гордость не позволяла ему смириться с очевидным. Но одновременно он с холодной ясностью отдавал себе отчет, что такова обычная реакция обманутых мужей. Не хватает сил признать, что какая-то часть жизни жены была от тебя скрыта. Реакция ревнивого собственника. Да, но его ревность лишена смысла. Что возьмешь с мертвой?
Когда началась эта игра? С кем Роберта ему изменяла? Арле рылся в памяти, пытаясь припомнить хоть что-нибудь выдававшее правду: слово, жест… Ничего. Почти все вечера Роберта проводила с ним. Днем же он предоставлял ей полную свободу. Она часто ходила в бассейн, иногда посещала теннисный корт, но все это открыто, без всякой таинственности. Будь дело нечисто, он бы давным-давно все узнал.
Узнал бы? Арле по гостям не ходил. Был у него, правда, старый приятель, еще с детства — Макс Вотье, — но Роберта плохо ладила с его женой. Она так устроила, что они с Вотье почти поссорились. Страдал ли Арле от этого? Он и не помнил. У него было его дело и была Роберта. Он жил, замкнувшись в своем таком новом счастье. Как слепец.
Арле вошел в кабинет, разворошил груду открыток с соболезнованиями. Имена мужчин и женщин, многие из которых не вызывали никакого отклика в его памяти. Нет ничего более безличного, чем траурная открытка. Любовник, если он и фигурировал среди этих людей, таковым не подписался. Что же теперь делать? Начать охоту? Ходить из дома в дом подобно коммивояжеру, сбывающему туалетное мыло? Арле в сердцах швырнул открытки и возвратился в гостиную.
Оставалось только подойти к началу работы в контору к Эдуару и заставить его выложить все начистоту. А счеты сведет он сам.
Арле зашел в ванную.
3
Около половины третьего Арле остановил свою машину перед зданием фирмы. Жером, сторож, дремал, растянувшись в пыли. Он приоткрыл один глаз и тут же снова погрузился в дремоту.
Арле вошел в контору. Госпожа Лептикор, младший секретарь, вытирала пот под мышками.
— Мой брат здесь?
— Нет, господин Арле, он только что уехал в порт, но, думаю, скоро будет.
— Спасибо.
Он открыл дверь в приемную. Мадемуазель Губле размечала листы бумаги красным карандашом. Она тут же вскочила. Арле пожал ее длинную сухую руку. Не слушая ее сочувственную тираду, он обвел глазами светлое прохладное помещение. Он помнил, какой была эта приемная два года назад, когда он сюда приехал: скудная обстановка, духота — всё как в бараке, — и две женщины, бок о бок печатающие на машинке; мадемуазель Губле и Роберта. Арле взглянул на пустой стул перед вторым рабочим столом. После того как они поженились, Роберта являлась в контору лишь изредка: в конце месяца, получить жалованье.
Мадемуазель Губле снова села и взяла в руки красный карандаш. Ничем не примечательная девица неопределенного возраста, хорошая работница. Хозяева предоставили ей небольшую комнату на бульваре близ лагуны. Мадемуазель Губле жила одна и, похоже, окончательно тут осела, что случалось нечасто: большинство белых чувствовали себя в этой стране временными обитателями и не оставляли мыслей о Франции. Арле наклонился к секретарше.
— Когда вы видели мою жену в последний раз?
Мадемуазель Губле ответила не раздумывая:
— Госпожа Арле приходила в контору на следующий день после вашего отъезда, пятнадцатого числа, в самом начале работы. Зашла всего на несколько минут.
— Как она выглядела? Вы не заметили ничего особенного?
— Госпожа Арле казалась спокойной…
— Она сказала вам, что отлучится?
— Да, сказала, что едет в Гуильё и рассчитывает вернуться за несколько дней до Рождества.
— И больше ничего?
— По-моему, нет. Она явно спешила. — Мадемуазель Губле вздохнула. — Бедная госпожа Арле! Такой удар для всех нас!
Притворщица. Губа скорбно оттопырена, в глазах — вселенская скорбь. Арле вдруг почувствовал, что ненавидит эту женщину. И всегда ненавидел. Роберта тоже была от нее не в восторге. Почему? Что между ними произошло? Что они знали друг о друге? Обе приехали в Африку намного раньше него.
— Вы давно знакомы с Робертой?
Мадемуазель Губле удивленно подняла глаза.
— С тех пор как здесь работаю. Скоро три года.
— А раньше вы никогда не встречались?
— Никогда. А почему вы спрашиваете, господин Арле?
Он смешался. Не объяснять же ей, что он хочет узнать. Девица, без сомнения, говорит искренне, ей ничего не известно. Как и Эдуару. Он промямлил невнятное объяснение и пошел на попятный, недовольный тем, что пробудил в ней любопытство.
Арле уже садился в «ситроен», когда к нему подбежал запыхавшийся пузатый Лемен.
— Рад вас видеть, господин Арле, очень рад.
— Я тоже, Лемен.
На этого человека можно было положиться. В течение нескольких лет, до приезда Арле на Берег Слоновой Кости, Эдуар больше жил в Гуильё, а Лемен один управлялся с делами в абиджанской конторе — средства в ту пору были скромные. Благодаря длительному опыту работы в Африке он приобрел основательные знания во всем, что касалось древесины. Арле часто с ним советовался. Кроме того, Лемен умел управлять людьми. Самые отчаянные строптивцы становились тише воды, ниже травы рядом с этим приземистым плешивым человечком.
— Знаете, служащие скинулись на венок. Все так сердечно отнеслись, даже негры-рабочие. Такое бывает нечасто.
Простой малый, Лемен говорил невнятно, с трудом преодолевая волнение.
— Спасибо.
Арле вышел из машины.
— Давайте-ка немного пройдемся, Лемен.
Они направились в сторону пристани. Лагуну загромождали плоты. Негры, балансируя на бревнах, натягивали веревки. Огромная стрела подъемного крана двигалась над водой. Визжала лебедка, в воздухе раскачивались ростры. На пристани блестящий от пота негр в набедренной повязке выкрикивал команды.
Арле остановился в тени пирамиды из помеченных цифрами стволов аукумеи.
— Лемен, — заговорил он, — я хочу кое о чем спросить вас. Именно вас и никого другого. Вы ведь лучше меня знаете обо всем, что творится на фирме.
Лемен вытащил из кармана красный резиновый кисет и взял щепотку табаку.
— Скажите откровенно, как относились здесь к моей жене?
Лемен в задумчивости надул щеки.
— С неграми госпожа Арле не общалась. Остальные же… Ее видели здесь так редко.
— Я имел в виду мадемуазель Губле. Они не ладили?
— У них действительно была, так сказать, психологическая несовместимость, — сказал Лемен.
Он послюнил бумажку, скрутил сигарету и сжал ее губами.
— Почему?
— Мадемуазель Губле — отличный работник. И крайне пунктуальна, порядок — ее мания.
— Может, она завидовала?
— Не знаю. У женщин разве что разберешь?
Он развел руками. Личная жизнь у Лемена сложилась неудачно. Он остался один. Взрослый сын учится в частном пансионе во Франции. Покусывая незажженную сигарету, Лемен продолжал: