Александр Шкляревский - Рассказ судебного следователя
По секретно наведенным справкам также было дознано, что в ночь происшествия Зарубин в квартире не ночевал, а Гарницкий возвратился в два часа ночи.
Ластовы занимали довольно обширную квартиру в центре Петербурга, в бельэтаже. У них был большой круг знакомых. Ластов имел два места — чиновника особых поручений при одном министерстве и частного управляющего конторою одного общества. Наружная обстановка Ластовых была комфортабельна; закрыто же от глаз посторонних они вели жизнь очень умеренную, отказывая себе во многом, даже в сытном столе. Подобно многим, они жертвовали многим для внешней роскоши, для поддержания широкого знакомства.
В надежде, не выскажется ли Ластова, каким путем они достигнули настоящего своего благополучия, я, во время посещения ее, просил, чтоб она продолжала биографию своей сестры параллельно со своею собственной.
— С отъездом Настеньки из Петербурга, — начала Ластова, — жизнь моя не имеет ничего общего с ее жизнью. Главною заботою моего мужа было образовать меня и довести до уровня с собою. С этой целью он принял на себя, в первое время, все хозяйственные работы по дому, чтоб предоставить мне более свободы; но за это дело он взялся не грубо: он не посадил меня прямо за указку, а действовал исподволь, благоразумно, не оскорбляя моего самолюбия, путем легкого чтения, бесед, в которых сообщал разнообразные научные сведения, в чем много помогал ему и Зарубин. Я незаметно усвоила себе многое. В выборе знакомых муж мой был также осмотрителен; он не ввел меня, сразу в избранное, образованное общество, где могло обнаружиться мое невежество, но поступал с тактом… Дальнейшему моему развитию помешали дети: их у меня четверо, все мал мала меньше. Я познакомлю вас с ними. Теперь у меня забота всего более о них… Служебное поприще моего мужа также пошло успешно; его трудолюбие обратило на него внимание, его перевели на настоящее место, а тут помогло и счастье: он получил неожиданно наследство от одного дальнего родственника в несколько тысяч. Деньги эти внесены были им в общество, где он занял и частное место, а впоследствии сделался там и управляющим конторою. Обстановка наша, год от году, все делалась лучше.
Но не такова судьба моей несчастной Настеньки!.. Шикарно омеблировав дом выписанною из Петербурга мебелью, по приезде в свой губернский город, Пыльнев, не обратив внимания на состояние жены, сейчас же сделал визиты местным губернским аристократам, вход к которым ему открывали его денежные средства. Никогда не бывавшая в обществе, робкая от природы, Настенька на каждом шагу делала непростительные ошибки и обнаруживала, кто она… А между тем губернский beau-monde[13], в сущности, гораздо мельче петербургского среднего кружка — помешанный на светских приличиях, беспощаден в своих осуждениях… Неловкость жены огорчала мужа. Он конфузился, когда она произносила «колидор», «молонья», «шинпанское» и т. п. То, что проходило незаметным в маленькой комнате на Песках, ярко выставлялось в освещенной зале… Настенька скорее могла вести серьезный разговор о житейских предметах, но в светской болтовне оказывалась бессильна. И вот о Настеньке стали ходить слухи как о дуре, с которою невозможно сказать дельного слова. Некоторые подвижные, считавшиеся веселыми и бойкими хохотушками барыни и барышни начали копировать ее манеры, отпускать на счет ее остроты и каламбуры, а мужчины, надеясь на ее глупость, — говорить пошлости. Тайной в губернском городе долго ничто не остается. Кто-то привез весть, как Пыльнев женился… История этой женитьбы быстро распространилась по городу, с разными вариациями… Красота не послужила ей в пользу, возбудив только зависть местных красавиц да назойливые ухаживания мужчин, надеявшихся на взаимность благодаря молве о прошлом двусмысленном поведении сестры. Что же делал Пыльнев? Принял ли он меры, чтоб избавить жену от этого положения? Да, он видел все, он страдал, но не за нее, а за себя, и ничего не предпринимал, потому что не умел взяться за дело. Он завел большую библиотеку, выписал все современные журналы, пригласил учителя музыки… Но могло ли это сразу перевоспитать ее? Для саморазвития чтением нужен долгий период времени и хотя элементарное образование. Настенька едва только была к этому подготовлена Зарубиным. Там у нее не было никакого руководителя. Поэтому можно ли ее строго винить, что чтение ее было вроде чтения гоголевского Петрушки? Однако оно все-таки помогло ей. Я не узнала ее, когда она возвратилась в Петербург: другой язык, другие манеры и вкусы. К сожалению, ни муж, ни общество не заметили в ней этой перемены, потому что она изменялась на их глазах и не в один день и когда уже о ней составилось и укоренилось известное мнение. К тяжелому своему положению в обществе Настенька также не оставалась равнодушною: она все замечала, тяготилась, но, будучи не в силах бороться, замкнулась в своем доме, начала отговариваться от визитов и званых вечеров болезнью и понемногу раззнакомилась. Единственными ее развлечениями, кроме книг, были: зимою — театр, а летом — городской сад, куда она выезжала часа на два посмотреть на толпу и послушать музыку.
К такому уединению вынуждали Настеньку и отношения ее к мужу. Вот что происходило в семействе Пыльневых: будучи одним из безрассудных фатов-самодуров, Пыльнев женился очертя голову, по примеру другого, увлекшись одною наружностью. Не знаю, сознавал ли он себя виновным против девушки, — не посовестился ли он лишь моего мужа да Зарубина? Все может быть… Бессмысленно толкнув жену в общество, он, как кажется, рассчитывал на одно: авось вывезет ее наружность. И ему мерещилось удивление публики его жене-красавице, толпа поклонников, внимание аристократического общества к нему самому, влияние и проч. Когда же эта надежда не сбылась, он в раздражении вымещал свою неудачу на жене, делал ей грубые упреки за неуменье держать себя, передразнивал ее произношение и доводил до слез. Видя жену плачущею, ему становилось ее жалко. Красота жены производила свое действие, и Пыльнев начинал просить прощения, целовать, ласкать ее… Рядом с этим в нем разыгрывалась ревность. Он постоянно сомневался в ее верности, а начинавшаяся ее холодность к нему — питала это подозрение. Пыльнев ревновал свою жену ко всем и каждому; если разговор ее продолжался около получаса с кем из мужчин, он уже подбегал к ней, мешал разговору. Но любил ли он ее? Он начал охладевать в своей страсти… В припадках ревности Пыльнев бывал жесток: он в глаза называл ее именем падшей женщины. А когда он услышал жалобу ее на свою несчастную супружескую жизнь, то в бешенстве начал доказывать противное, говоря, что он принес ей счастье, но она не умеет им пользоваться. Говорил, что если бы мы не вышли замуж, то сделались бы проститутками; что нас ожидали трактиры, побои, болезни, больница, наконец, смерть под забором или в богадельне… Тогда Настенька, чтоб избежать сцен ревности, решилась совершенно удалиться от общества. Это подняло против нее страшную злобу Пыльнева, но он скоро утешился…
В городе ходила басня, гласившая, что Настенька вырвана мужем прямо из омута. Пыльнев явился в этой басне героем, благороднейшим человеком. Ему все сочувствовали, начались намеки на сострадание к его положению, сожаления… Пыльнев понял, в чем дело, но вместо того, чтоб опровергнуть гнусную клевету, он, как фат, прикрылся ее мантией, чтоб порисоваться… Разумеется, к молодому, красивому и богатому страдальцу не замедлили явиться с бальзамом нежные и прекрасные утешительницы. И прежде у Пыльнева с языка срывалась фраза: «Эх! Если бы Настенька была мне не жена, а так жила у меня!» Теперь же он прямо спрашивал себя: «Ну, для чего я женился?» И он ограничил свои отношения к жене доставлением ей некоторых удовольствий да зорким наблюдением, чтоб она не обесчестила его имени, т. е. чтоб не изменила ему.
— Право, — заметила Ластова, — я не нахожу достаточно сильных слов и красок, чтоб обрисовать ту безотрадную судьбу, какая постигла сестру мою в ее замужестве. Но перехожу к последней катастрофе между Пыльневыми. Настенька вышла замуж, едва ей исполнилось шестнадцать лет; супружеский гнет она несла четыре с половиной года. Раз летом она встретила в саду студента Гарницкого, у которого было мое письмо к ней. Он бывал у нас и уехал на каникулы в тот город, где жила Настенька. Он просил меня познакомить его с сестрою, и я дала ему письмо. Не знаю, почему он не пришел с этим письмом к ней на дом, а отдал ей его в саду. Быть может, он узнал об отношениях ее к мужу. Как бы то ни было, они познакомились, а Настенька, вместо того чтоб пригласить его бывать у нее дома, боясь подозрений мужа, предложила ему видеться в саду. Конечно, несколько уединенных свиданий с такою красивою и интересною особою, как Настенька, вскружили голову молодому Гарницкому. Он влюбился в нее по уши. С третьего свидания уже признания готовы были сорваться у него с языка, но Настенька, не чувствовавшая еще к нему любви, а только расположение, как к молодому человеку, с которым ей было приятно побеседовать о людях близких ее сердцу и знакомых местах, так дружески и доверчиво обращалась с ним, что эти признания замирали у него на губах. Длинные промежутки, в неделю и более, от одного свидания до другого усиливали чувства Гарницкого, но мешали сближению. Наконец каникулы кончились, и Гарницкий должен был отправиться в Петербург. При последнем прощании он намеревался открыться в своих чувствах, что-то намекал, но неясно и ограничился просьбой дать ему поцеловать руку и принять от него очень важное, по его словам, письмо.
