Луиз Пенни - Хороните своих мертвецов
– Что вы сейчас спросили?
– Вам известно, где захоронен Самюэль де Шамплейн?
– Что вы имеете в виду? – Шевре почти шипел и смотрел на Гамаша ненавидящим взглядом.
– Вы знаете, что я имею в виду. Вопрос ясен.
– Вы считаете, что я знаю, где захоронен Шамплейн, и держу это в тайне? – Каждое слово, каждый слог были произнесены с крайним презрением.
– Я считаю невероятным, что нам известно, где похоронен каждый третьестепенный священник, где могилы героев войны, фермеров, – сказал Гамаш, не сводя глаз с главного археолога, – но при этом мы не знаем, где похоронен основатель страны, ее отец. Я думаю, что вы и археологическое сообщество выставляли Огюстена Рено на посмешище не потому, что он делал глупости, а, напротив, потому что не делал. Он что, подобрался слишком близко к тайне? На самом деле нашел Шамплейна?
– Вы с ума сошли? Зачем мне прятать величайшую археологическую находку нации? Это бы сделало мне карьеру, обеспечило репутацию. Я бы остался в истории человеком, который вернул Квебеку часть его пропавшего прошлого.
– Эта часть не пропала, месье. Пропало только тело. Почему?
– Был пожар. Первоначальная церковь сгорела, сгорели документы…
– Я знаю официальную версию, но она ничего не объясняет, и вам это прекрасно известно. Почему не было найдено это тело? Тут что-то не складывается. И поэтому я задаю себе другой вопрос. Не «почему он не был найден?», а «не был ли он найден?». Зачем это скрывать? – Гамаш с каждым словом подходил ближе к главному археологу, пока они не уперлись лоб в лоб. И тогда Гамаш прошептал: – Не останавливаясь даже перед убийством?
Они простояли так несколько секунд, и наконец Шевре отступил.
– Но зачем кому-то это могло понадобиться? – спросил Шевре.
– Для этого есть только одна причина, верно? – сказал Гамаш. – Шамплейн не был тем, чем казался. Он не был героем, отцом нации, великим человеком. Шамплейн стал символом величия Квебека, ярким символом того, чем могла бы стать колония, если бы не победа англичан. И это использовали в своих целях сепаратисты. Шамплейн ненавидел англичан, высмеивал их, говорил, что они невежественные деревенщины. Как ни посмотри, Шамплейн – идеальный инструмент для квебекских сепаратистов. Но что, если он совсем не такой, каким его выставляют?
– Что это вы такое говорите?
– Многое из того, что мы знаем как историю, вовсе и не история, – продолжал Гамаш. – Вам это известно. И мне это известно. Это служит определенной цели. События преувеличиваются, герои фабрикуются, цели переиначиваются, чтобы выглядели они благороднее, чем на самом деле. И все это для манипуляции общественным мнением, для создания общей цели, общего врага. И основы для воистину великого движения, да? Мощный символ. Уберите его, очистите ото лжи – и все начнет крошиться, все станет спорным. Этого нельзя допустить.
– Но что может быть плохого в Шамплейне? – спросил Шевре.
– Когда он родился?
– Нам это не известно.
– Как он выглядел?
Шевре открыл было рот, но тут же закрыл.
– Кто был его отец?
Шевре даже не попытался ответить.
– Может, он был шпионом? Он был умелым картографом, но на многих его картах присутствуют какие-то нелепые существа, отмечены события, которых не было.
– Таков был стиль времени.
– Лгать? Это, по-вашему, стиль времени? Мы знаем, кто хотел его отыскать, доктор Шевре. А вот кто хотел, чтобы он оставался похороненным?
Простившись с главным археологом, Гамаш пожалел, что встреча с ним не была более дружеской, если только такое возможно с Обри Шевре. Он бы хотел внимательнее разглядеть этот легендарный подвал, поспрашивать о битве на Полях Авраама, о ядрах, которые все еще можно было найти в деревьях Старого Квебек-Сити.
Ему хотелось бы порасспрашивать о странном совпадении – участии капитана Кука и Бугенвиля в одной битве и о почти немыслимом решении Бугенвиля не помогать своему генералу.
Но эти вопросы могли подождать, и, возможно, ответа на них не было.
Прежде чем вернуться в холод квебекской зимы, Гамаш позвонил инспектору Ланглуа и договорился с ним о встрече. Десять минут спустя он шел по коридорам полицейского управления в поисках кабинета инспектора Ланглуа – шел как приглашенный профессор, ученый, приехавший читать лекции.
– Старший инспектор, – шагнул ему навстречу Ланглуа и протянул руку.
Остальные полицейские, находившиеся в большом кабинете, тоже поднялись при появлении Гамаша. Он кивнул им, улыбнулся, и Ланглуа проводил его в свой кабинет.
– Вы, вероятно, уже привыкли к этому, – сказал Ланглуа.
– К вниманию? Ну, это приложение к званию, так что да, я к этому привык. – Гамаш протянул Ланглуа свою куртку. – Но все это, разумеется, изменилось после похищения и других событий.
Бесполезно делать вид, что все осталось по-старому.
Инспектор Ланглуа повесил куртку Гамаша.
– Я, конечно, отслеживал последствия случившегося. Главный вопрос, на мой взгляд: почему мы не понимали, что готовится нападение такого рода?
Ланглуа вгляделся в лицо Гамаша в поисках ответа. Но не нашел его.
– У людей, которые сделали это, достало терпения. Этот план возник давно, – сказал наконец Гамаш. – И продвигался медленно, а потому оставался невидимым.
– Но преступление такого масштаба…
Инспектора Ланглуа мучил тот же вопрос, что и всех остальных. Как они могли не заметить этого?
Введение в заблуждение. И хитрость. И способность нападающих приспосабливаться. Вот почему, думал Гамаш.
Он сел на предложенный ему стул, но ничего не сказал.
Ланглуа уселся напротив него.
– Когда вы поняли, что это нечто большее, чем простое похищение?
Гамаш сидел не двигаясь. Он снова видел инспектора Бовуара, который возвращался от агента Николь из подвала в управлении полиции. Туда старший инспектор отправил Николь примерно год назад. Он знал, что она будет ненавидеть эту работу, но это было для нее уроком. Она должна была научиться слушать других людей, а не говорить.
Научиться владеть собой.
Бовуар не был доволен, когда Николь привлекли к расследованию. Да и сам Гамаш не был доволен. Но он не видел другого варианта. Старший суперинтендант Франкёр преследовал похитителей по маршрутам, которые, как все больше убеждался Гамаш, были проложены самими похитителями. А те водили полицию за нос. Морена засекали то в одном, то в другом углу громадной провинции. Отслеживание превратилось в фарс.
Нет. Им требовалась помощь. И озлобленный молодой агент из подвала был единственным, к кому мог обратиться Гамаш.
Старший суперинтендант Франкёр никогда бы и не вспомнил о ней. Как, впрочем, и никто другой. И поэтому Гамаш мог тайно действовать через нее.
«Она говорит, ей нужен пароль вашего компьютера, – нацарапал Бовуар. – Чтобы никто другой не мог видеть нашу переписку. Еще она просит вас делать максимально долгие паузы, чтобы она могла определить фоновые шумы».
Гамаш кивнул и без колебаний дал свой пароль. Он знал, что таким образом открывает доступ ко всей имеющейся на его компьютере информации, но еще он знал, что выбора у него нет. Они были как слепые котята. Даже Морен ничем не мог им помочь. Он был связан и видел перед собой только стену и часы. Он как мог описал обстановку. Цементный пол, грязь. По его впечатлению, это было какое-то заброшенное место. Поль Морен описал тишину.
Но он ошибался. Это место не было заброшено. И тишина там стояла относительная. Его вводили в заблуждение наушники, из которых звучал далекий голос Гамаша, но звуки, источник которых был в нескольких футах от него, до Морена не доходили.
Их обнаружила агент Николь. Тихие звуки в тишине.
– Кажется, премьер-министр рад, что это пока не вышло на политический уровень, – сказал Ланглуа, закинув ногу на ногу. – Масштаб ущерба удалось скрыть.
Увидев выражение лица Гамаша, он тут же пожалел, что сделал это замечание:
– Désolé, я не это имел в виду. Я был в траурном кортеже. Конечно, далеко позади.
Гамаш слегка улыбнулся:
– Ничего, иногда не знаешь, что и сказать. Подозреваю, что нужные слова находятся не всегда. Не извиняйтесь.
Ланглуа кивнул. Приняв решение, он подался вперед:
– Так когда вы поняли, что происходит?
– Вы ведь на самом деле не ждете от меня ответа на этот вопрос, правда?
Сказано это было с шутливой интонацией, чтобы сгладить острые углы слов.
– Да, вы правы. Извините. Я знаю, вы приносили показания под присягой, но мне как полицейскому любопытно. Как же мы все это пропустили? Ведь оно же было очевидно. Спланированная атака была такой… – Ланглуа никак не мог найти нужное слово.
– Примитивной? – помог ему Гамаш.
