Вильям Каунитц - Подозреваемые
— Я буду очень признателен, Тони. Правда.
Пришлось позвонить. Этого было не избежать.
— Как ваш племянник? — спросил Скэнлон начальника патрульного отдела Бронкса Джозефа Макмахона. Тот ответил, что племянник до сих пор в вытрезвителе в Сент-Винсенте и выйдет оттуда через несколько дней. Скэнлон обещал заглянуть, засвидетельствовать почтение, когда будет в Бронксе.
Проезжая вдоль бесконечных рядов зданий, которые назывались южным Бронксом, Скэнлон размышлял о принципах действия Службы. Услуги — вот что вращало винтики машины правосудия. Без этой смазки она выходила из строя.
Скэнлон оставил машину перед зданием 48-го участка на Батгейт-авеню. Он представился двум облаченным в мундиры охранникам участка и вошел. Заместитель начальника Макмахон поднялся со своего места, чтобы приветствовать его. Они сидели в кабинете и обменивались последними служебными сплетнями. Об услуге, оказанной Скэнлоном Макмахону, речь не заходила. Неприлично напоминать человеку, что ты не стал арестовывать его племянника. А правила поведения не были тайной ни для одного, ни для другого. Воспользовавшись паузой, Скэнлон пытливо взглянул на Макмахона и сказал:
— Окажите мне одну услугу…
Когда двадцать пять минут спустя Скэнлон вышел из здания патрульного отдела Бронкса, он уже знал имена четырех работников отдела по борьбе с уличной преступностью, выделенных ему Макмахоном на целую неделю.
Вечерняя смена уже покидала участок, когда туда вернулись Кристофер и Крошка Биафра.
— Ничего, Лу, — пожаловался Крошка Биафра, опускаясь на стул в кабинете начальника. — Мы проверили налоговые документы и не обнаружили владельца «Лавджой компани». Компании все время сливаются. Невозможно определить, кто чем владеет. А еще мы проверили все магазины театрального грима в Манхэттене и Бруклине — ничего.
— А что в других районах? Где-то ведь этот грим купили, — сказал Скэнлон.
Жуя морковную палочку, Кристофер ответил:
— Сейчас собираемся в другие районы.
— Тогда почему вы здесь? — спросил Скэнлон, неодобрительно посмотрев на детективов.
— Заехали заправиться, — ответил Кристофер.
Детективы часто возвращались в свой участок, якобы только для того, чтобы пополнить запасы бензина, а на самом деле — чтобы часок-другой отдохнуть. Скэнлон почувствовал, как его охватывает злость.
— Бензин есть не только в Девяносто третьем участке. Заправляйтесь, и за работу. Я хочу знать, где куплен этот грим.
— Ладно, Лу, — сказал Кристофер.
— Детектив Джонс, миссис Джонс на третьей линии, — крикнул Лью Броуди из дежурки.
Скэнлон посмотрел на детективов, на мгновение забыв, что настоящее имя Биафра — Саймон Джонс. Крошка Биафра взял трубку в кабинете начальника. Он послушал, покачал головой и ответил:
— Да. Ладно. Не буду. Ладно. Полбутылки обезжиренного молока и черный хлеб. Ладно.
Положив трубку, он вскинул брови и сказал Скэнлону
— Эта женщина все время дышит в затылок.
Скэнлон стал составлять список улик, которые, как он полагал, все еще находятся у Харриса и миссис Галлахер. Нет таких людей, которые не испытывают страха, совершив убийство. И он раскроет преступление, сыграв на их страхе. Скэнлон порылся в бумагах, нашел личное дело Галлахера и набрал номер его домашнего телефона.
Ответила вдова лейтенанта.
— Алло? Да, я слушаю.
Тишина. Он прикрыл ладонью трубку, представив себе, как она стоит у телефона и тщетно ждет. Он откинулся на спинку стула и подумал: «Началось!»
Спустя двадцать минут в кабинет вошли Хиггинс и смущенный Колон.
— Чем кончилось? — поинтересовался Скэнлон.
— Никаких тараканов не нашли, — злобно сказала Хиггинс.
Колон вконец смутился.
— Teniente, — начал он, не обращая внимания на Хиггинс.
Колон доложил Скэнлону, что они опросили соседей Харриса и узнали, что его дом в Стейтен-Айленде — всего лишь деревянная лачуга в конце разбитого проселка. Харрис редко туда заглядывает.
Скэнлон собирался задать Колону какой-то вопрос, но тут раздался крик Лью Броуди:
— Смирно!
Начальник следственного управления Альфред Голдберг стремительно ворвался в кабинет, за ним по пятам следовал Макаду Маккензи.
Голдберг остановился, холодно взглянул на Хиггинс, перекинул сигару из одного угла рта в другой и заявил:
— Выйдите все вон!
Гектор Колон и Хиггинс покинули кабинет.
Голдберг закрыл за ними дверь и уставился на Скэнлона.
— Комиссар полиции рассказал мне о деле Галлахера.
Скэнлон пригладил рукой волосы и перевел взгляд с Голдберга на Маккензи.
Тот кивнул.
— Что с тобой, Лу? Ты что, не доверяешь мне?
— Конечно, доверяю, — ответил Скэнлон.
Голдберг уперся ладонями в стол и навис над Скэнлоном.
— Вы не должны скрывать ход расследования от начальника следственного управления. — Строгое выражение на его лице сменилось улыбкой. — Но при сложившихся обстоятельствах я вас прощаю. Я не злопамятный. Правда, шеф? — обратился он к Макаду Маккензи.
— Конечно, совсем не злопамятный, — ответил Маккензи, вытирая ладони о брюки.
— Мы должны позаботиться о том, чтобы это дело не навредило комиссару, — сказал Голдберг, потрясая сигарой перед носом лейтенанта. — Кроме того, необходимо самим произвести арест, если Харрис и вдовушка и впрямь окажутся убийцами, а потом составить очень сдержанное заявление для прессы. — Он сунул сигару в рот. — Что вы намерены предпринять?
Скэнлон ответил, что главное — не дать им избавиться от улик. Когда Голдберг спросил, почему он думает, что улики все еще у них, Скэнлон сказал ему то же, что говорил комиссару.
— Эти улики обязательно где-то лежат. Надо только найти их, — подытожил он.
— Возможно, — согласился Голдберг, но на лице его читалось сомнение. Он отряхнул пепел на пол. — У вас достаточно людей?
— Джейк Фейбл пришлет мне в помощь своих детективов, и еще я попросил несколько патрульных на неделю.
— Каким образом? Фейбл по уши в трупах и вдруг выделяет вам своих людей? — В вопросе Голдберга слышалась насмешка.
Скэнлон пожал плечами.
— Мы должны трудиться все вместе, сэр.
Голдберг дружески похлопал его по плечу.
— Меня и впрямь радует, что два командира участков являют пример такого сотрудничества. Так и должно быть. Не правда ли?
— Правда, сэр, — согласился Скэнлон.
— Вы, конечно же, прекрасно понимаете, что меня не проведешь. Но это ваши с Фейблом дела. Только постарайтесь теперь держать меня в курсе. Понятно? Над этим делом мы с комиссаром работали вместе. — Он повернулся к Маккензи. — Пошли.
Макаду Маккензи забежал вперед и открыл дверь для начальника следственного управления. Скэнлон торопливо подошел к Маккензи и шепнул:
— С чего бы вдруг такие смены настроения?
Не отрывая взгляда от удаляющейся спины Голдберга, Маккензи зашептал:
— Комиссар сказал ему, что через пять месяцев уходит на пенсию. И если Голдберг согласится сотрудничать с ним в деле Галлахера, то комиссар поможет ему занять свободное кресло. Голдберг считает, что с рекомендацией Малыша Бобби ему это место обеспечено.
— В том случае, если комиссар и правда выйдет в отставку.
— Маккензи? — крикнул Голдберг через плечо.
— Иду, шеф.
Скэнлон взволнованно смотрел в серьезное лицо Германа Германца. Они оставили машину на Кэррол-стрит в районе Бруклина Парк-Слоуп. В миле от них виднелись изящные изогнутые пролеты моста Кэррол-стрит, нависающие над черной водой. Справа располагалось здание компании грузовых перевозок. Дома на улице были в основном одно- и двухэтажные. На тротуарах стояли стулья, на которых восседали мужчины в майках. Мимо проносились мальчишки на скейтбордах. Было четверть восьмого пополудни. Они уже пятнадцать минут сидели в машине, наблюдая, как прибывающие полицейские входят в зал «Вито Лонгони Холл», предназначенный для чествований ветеранов всех войн.
Полицейская машина из 78-го участка колесила по округе, наряд следил, чтобы не было никаких посягательств на личные автомобили коллег. Дежурному 78-го участка еще днем сообщили о назначенной на вечер встрече в клубе сержантов. Патрульным приказали следить за залом. Полицейские заботились о своих.
Скэнлон проводил взглядом троих смеющихся полицейских, поднимавшихся на крыльцо, и толкнул инспектора локтем.
— Ну что, пошли?
— Пошли, — ответил Герман Германец, открывая дверцу.
Трое полицейских сидели за столом при входе, проверяя пропуска. Один из них, коренастый, с маленькой головой, приветствовал инспектора, когда они вошли в вестибюль.
— Я рад, что вы пришли, инспектор, — сказал он, протягивая руку через стол и здороваясь с Германом.
