Фридрих Незнанский - Пуля для следователя
В тот раз, когда они заезжали к ней домой, Вероника взяла кое-что из одежды, то, что поместилось в одну большую сумку. Теперь она придумывала разные сочетания туалетов, поэтому казалось, будто постоянно ходит в новых нарядах. Сегодня она встретила Кувшинова в пятнистых брючках и белой кофте.
— Если вы не будете брать на покупки мои деньги, я объявлю голодовку, — сказала Горелкина, глядя, как он извлекает из пакета продукты: мороженые овощи, рыбу, сок, апельсины, печенье.
— Я столько зарабатываю, что в состоянии купить еду, не задумываясь об этом. Тем более что мы ужинаем вместе.
— Все равно мне неудобно. Я и так села вам на шею, вдобавок вы взяли меня на довольствие.
Алексей Яковлевич засмеялся:
— Это только сырье. А вы из него делаете еду. Причем такую, какая мне и не снилась. Так что, можно считать, я еще на вас навариваю. Если заказывать такую еду в ресторанах, в два счета вылетишь в трубу.
Вероника действительно хорошо готовила, в пекарне ее предложения по улучшению рецептов встречались на ура. Конечно, курить и читать она любила гораздо больше, но сейчас, находясь в заточении и имея уйму свободного времени, она еще больше разнообразила свой кулинарный арсенал. Хваля ее, Кувшинов был совершенно искренен.
— Я тут провожу время почти как в санатории, — сказала Вероника. — Отличная еда, телевизор, книги, антикварная мебель. Жаль, не умею играть. — Она кивнула на пианино. — Вы умеете?
— Нет. Мама играла.
— Неужели вас в детстве не учили музыке?
— Учили, — с гримасой отвращения признался Кувшинов. — Только мне это не очень нравилось. Поэтому, когда детство кончилось, я больше к пианино не подходил. Чего еще, кроме музыки, вам не хватает?
— Пожалуй, прогулок на свежем воздухе. Алексей, мне бы хотелось спуститься к машине, прогреть ее. Если она будет долго стоять на морозе, аккумулятор разрядится, потом ни за что не заведется.
— В принципе Мамаев запретил выходить. Но, думаю, ненадолго можно. Только вместе.
Они пришли к выводу, что лучше выйти вечером и не зажигать у машины габаритные огни. Зачем привлекать лишнее внимание?
После ужина они вышли во двор. Кувшинов шел к автомобилю, испытывая чувство откровенного беспокойства. Ему казалось, что вот-вот послышатся выстрелы или того хлеще — стоит завести машину, как раздастся взрыв.
За те две недели, что синий «фольксваген» стоял без движения, его припорошило снегом. Вокруг не было никаких следов, — значит, никто не подходил к машине. Замерзший двигатель завелся с третьей попытки. Кувшинов тоже сел в салон рядом с Вероникой.
— Почему мир так несовершенен? — вздохнула она. — Почему мы не можем сейчас куда-нибудь беззаботно поехать, по пути останавливаясь в уютных придорожных харчевнях?
Алексей Яковлевич был настроен менее романтично.
— Сейчас мы не сможем выехать при всем желании, потому что стоим в сугробе, — едва заметно улыбнулся он. — Нужно будет принести из дома лопату, у меня есть, и разбросать снег. Вдруг действительно понадобится выехать отсюда.
Прогрев и закрыв машину, они направились к дому. Когда, поднявшись на свой этаж, остановились перед дверью квартиры, оба почувствовали неловкость. Сегодня уже все сделано, и Кувшинову пора возвращаться домой. Если он опять войдет в квартиру, это будет означать, что намерен остаться. В глубине души Вероника надеялась на такое его решение. Только сама инициативу проявить не могла. Алексей слишком положительный человек, чтобы навязываться ему, он сделал Веронике столько хорошего. Как надумает, пусть так и будет.
Алексей открыл дверь и, пропустив Веронику, следом вошел в квартиру.
Глава 8 История с географией
Из суммарных показаний зеленодольских собровцев составилась более или менее объемная картина механизма по ликвидации неугодных мэру и начальнику УВД людей. Удивительным в этой иерархии было то, что командовать бойцами помимо Владимирцева и Гордиенко могли два человека, по логике вещей не имеющих к ним отношения по службе: сын Альберта Васильевича Анатолий и его товарищ Ростислав Ладошкин. Оба вели себя донельзя нагло, особенно не таясь, явно надеялись отвлечь от себя любую угрозу руками прокурора или мэра. О начальнике УВД и говорить не приходится — уж за родного-то сына Гордиенко порадеет.
Деньги бойцам после выполнения задания выдавал Ростислав Григорьевич. Собровцам иногда доводилось слышать его разговоры по телефону, и они сказали, что тот представлялся собеседникам под разными именами: Вадим или Игорь, Игорь Олегович. У этого Ростислава был старый пистолет ТК, «Тульский Коровин». Это им он убивал всех. А младший Гордиенко пользовался только кортиком. Им он добивал расстрелянные жертвы, цинично называя это «контрольным уколом».
Из истории криминалистики известно, что обычно преступники старались придумать какую-нибудь хитрость, чтобы отвести от себя подозрения. Тогда их было бы труднее поймать. Зеленодольские гангстеры оказались здесь новаторами: они настолько уверовали в собственную безнаказанность, что почти не пытались закамуфлировать свои действия. Надевали шерстяные маски с прорезями для глаз, этим предосторожности и ограничивались. Надо же так обнаглеть: войти в ресторан, где ужинал человек, причем не один — с товарищем, вывести его, увезти и убить!
Получалось, что Юрий Поливанов вышел на след преступников. Поэтому они его и убили. Эти же люди расправились и с отцом молодого следователя. Сначала московские сыщики полагали, что его убийство связано с профессиональной деятельностью вице-мэра, так как многим жуликам он насыпал соли под хвост. Потом на первое место вышла другая версия.
Турецкий попросил выявить круг лиц, с которыми общался Павел Игнатьевич в последние дни перед гибелью. Одним из первых, с кем встречался после похорон сына, был следователь городской прокуратуры Позолотин.
Дмитрий Андреевич рассказал Романовой, что общался с вице-мэром через неделю после гибели Юрия.
— Мы душевно поговорили. Поливанов сказал, что он бывший военный прокурор, имеет навыки в следовательской работе и поэтому будет проводить самостоятельное расследование. Мы договорились держать друг друга в курсе всех новостей. С тех пор больше мы с ним, увы, не общались.
Когда на оперативке Галина доложила о своем разговоре, Яковлев хмыкнул:
— Видать, этот следователь не внушал Павлу Игнатьевичу доверия. Новости у него были. Я разговаривал с Лагманом. Он был последним, с кем говорил вице-мэр. Так вот Игорь Матвеевич сказал, что Поливанов узнал, как сына заманили в ловушку. Какой-то незнакомец позвонил ему по мобильному телефону, зарегистрированному в Ярославле.
— На Ярославле прямо свет клином сошелся, — вздохнул Турецкий.
— Так это хорошо! — бодро произнес Володя. — География не распылена. Легче сконцентрировать наши усилия.
— Как раз география распылена, — напомнил Грязнов. — Есть же еще некий Охапкин, который получил от Балясникова заказ на установку охранной сигнализации на металлургическом заводе. Нужно послать в Ананьевск запрос, пусть проверят его по своей базе данных.
— Светлана, займись этим, пожалуйста, — попросил Александр Борисович.
Перова находилась не в лучшей форме: бледная, тихая. «Пусть некоторое время посидит в управлении, — решил Турецкий. — Во всяком случае, в Зеленодольск посылать ее не стоит».
— Наверное, суммарные сведения о действиях Павла Игнатьевича можно выяснить у его вдовы. Если ему удалось что-то узнать, он должен был бы поделиться с женой, чтобы ее утешить.
Грязнов возразил Александру Борисовичу:
— Она вряд ли нам поможет. Мы сейчас знаем гораздо больше нее. Известны все убийцы. Один собровец погиб, четверо арестованы, осталось поймать двоих — Гордиенко и этого ярославца. При чем тут вдова?!
— Интересно, как Поливанов установил, где зарегистрирован мобильник. Наверное, были какие-то свидетели.
— Про этот мобильник уже можно забыть! — не унимался Вячеслав Иванович. — У них сто таких мобильников. Старые уничтожают, покупают новые. Галине же давали на заводе какой-то его телефон. Он теперь отвечает?
— Нет, блокирован.
— Ну вот. Так и все остальные. Что мы можем еще выяснить у Валентины Олеговны? Хотя… — Прервав свой поток красноречия, Грязнов задумчиво почесал затылок. — А вдруг она что-то уточнит? Надо хвататься за любую соломинку.
Все знали манеру Вячеслава Ивановича: начать за здравие, кончить за упокой, — поэтому и не вступали с ним в пререкания. Видят, человек спорит сам с собой, в этом споре и рождается истина. Если интуиция подсказывает ему, что все-таки нужно поговорить с вдовой, так и следует поступить.
— Давайте я подскочу в Зеленодольск, — вызвался Яковлев.
— Только не один, — предупредил Александр Борисович и обернулся к Курбатову: — Съезди с ним. Вдруг там еще кого-нибудь придется навестить.
