Фридрих Незнанский - Кровные братья
— Четвертый, — ответила Галя, с трудом поспевая за Саней, напоминавшим почуявшую дичь гончую.
— Васса Александровна, — начал Александр Борисович после того, как церемония взаимных представлений состоялась, — моя коллега капитан Романова подробно изложила мне все детали вашей с ней беседы. Но в связи с некоторыми новыми обстоятельствами возникла необходимость побеседовать с вами снова, и я решил познакомиться с вами лично.
— Я слушаю вас, — любезно молвила старушка, даже точнее, пожилая дама.
— Мы хотели расспросить вас о вашей дружбе, или приятельстве, с Ростиславом Вишневским.
— Ну я же в принципе все рассказала Галочке…
— Я уточню, — довольно жестко продолжал Турецкий. — Не заходил ли к вам господин Вишневский в последние дни, и если да, то не оставлял ли что-то: сверток, коробку, чемодан? Подумайте, прежде чем ответить, Васса Александровна, вы не представляете, до какой степени это важно.
— Нет. Ростик ничего не оставлял, — ответила старушка, но взгляд ее стал почему-то тревожным.
— Васса Александровна, — вмешался в разговор молчавший до сих пор Меркулов, — возможно, вы не поняли всю важность происходящего. Ваш приятель Ростислав Вишневский два часа назад арестован…
Бунина тихо охнула:
— Ростислав арестован?
— Да, — тихо ответила Галя Романова.
— Арестован, — продолжал Константин Дмитриевич, — по подозрению в краже скрипки Страдивари и многочисленных махинациях, связанных с предметами искусства.
— Речь даже идет не о том, — перенял инициативу Турецкий, удваивая напор закона на бедную старуху, — что ваши действия будут квалифицированы как сообщничество. Речь идет о правде. О правоте и справедливости. Во время концерта Геральда Райцера похищена скрипка Страдивари. Скрипка эта — та самая, которая много лет назад принадлежала отцу Вишневского, о чем вы же и рассказали нашему сотруднику Гале Романовой. Как ни удивительно это для вас прозвучит.
— Парадоксальна судьба вещей, — прокомментировал Меркулов. — У нас есть серьезнейшие основания подозревать, что именно господин Вишневский организовал кражу скрипки.
— Вы производите впечатление человека прямого и честного, — вмешался Турецкий. — Мы понимаем, что речь идет о том, кто вырос на ваших глазах, о человеке, к которому вы даже, возможно, питали чувства сродни материнским, что ли…
— К тому же Вишневский поддерживал вас и вообще вел себя, как подобает порядочному другу, — вторил Константин Дмитриевич, — но разве это причина для вас, человека интеллигентного, гражданина, в конце концов, укрывать преступника?
— Подумайте, Васса Александровна. До истины мы ведь в конце концов все равно докопаемся, — увещевал ее Турецкий, — а вы будете продолжать жить с мыслью, что содействовали бесчестному поступку. Еще раз повторяю, я не пугаю вас уголовной ответственностью.
— Это не столь важно, — согласился Меркулов. — Я даже лично обещаю не привлекать вас. Просто живите себе дальше с чувством, что помогли вору.
Воцарилось молчание. Бунина тяжело дышала.
— Подождите здесь, — наконец вымолвила она.
«Гости» замерли и только изредка осторожно переглядывались; пожилая женщина удалилась в дальнюю комнату, оттуда она вернулась, неся перед собой средних размеров обшарпанную сумку.
— Вот. Это Ростик принес мне позавчера. Сказал, что боится воров, а там у него какие-то ценные бумаги.
— Отличное объяснение, — хмыкнул Александр Борисович. — Вы не открывали сумку?
— Нет, конечно.
— А не подозреваете, что именно там может быть?
Васса Александровна отрицательно покачала головой.
— Но вы догадались, что речь идет о чем-то противозаконном? — уточнил Меркулов.
Бунина посмотрела на него тяжелым грустным взглядом:
— Я этого не исключала.
— Откройте, пожалуйста.
Заржавелая «молния» распахнулась с едким хрустом. Взорам четверых предстал некий предмет, завернутый в кухонное полотенце.
— Скрипку нужно держать за гриф, — предостерег Турецкого всесторонне образованный Константин Дмитриевич. В тусклом свете коридорной лампочки блеснул знаменитый лак бессмертного кремонского мастера. Изящный изгиб обечайки и трогательная выпуклость верхней деки поражали взор и казались в этой обшарпанной прихожей московской квартиры чем-то не от мира сего, чем-то, принесенным космическими пришельцами. Словно среди статуй ВДНХ вдруг затесалась Венера Милосская.
Галя Романова тихонько ахнула. Васса Александровна как-то горестно крякнула. Меркулов смог только удовлетворенно сказать:
— Ага! А Турецкий тихонько шепнул Гале:
— Сходи за понятыми.
— Добрый вечер, Геральд Викторович. Извините, что побеспокоил. Это…
— Здравствуйте, господин Турецкий.
— Вы меня узнали?
— Это профессиональное, — рассмеялся невидимый Райцер в трубке. — Слух у меня, знаете ли, с детства неплохой.
— У меня есть хорошие новости.
— Вы нашли скрипку?
— Да, — просто ответил Турецкий. На другом конце линии наступило молчание.
— Вот это да… Ничего себе. Признаться, так быстро я даже не ожидал.
— А это у меня тоже, — хмыкнул Александр Борисович, — профессиональное.
— Потрясающе! Мне говорили, что вы ас своего дела, но чтобы так! Расскажите же, расскажите скорее.
Турецкий в общих чертах изложил Райцеру продолжение истории скрипки-путешественницы и мотивы господина Вишневского.
— Так что скоро вы получите свою боевую подругу обратно, надеюсь, что в целости и сохранности. По крайней мере, мы ее не обижали.
— Вы меня покорили, Александр Борисович! — прочувствованно сказал музыкант.
— Да ладно, у нас работа такая, — отшутился Турецкий.
— Послушайте, но зачем она была ему нужна? Вот это то, чего я не понимаю в упор.
— Вишневскому-то?
— Ну да!
— Это загадка. Тут какой-то очень сложный комплекс. Наследственность, преемственность и так далее. Фамильная реликвия. Не удивлюсь, если психологи скажут, что тут еще каким-то боком примешана гомосексуальность господина администратора.
— А это-то при чем? — поразился Райцер.
— Ну… Он не продолжил себя в потомках, так сказать, тупиковая ветвь. Следовательно, возникает некий комплекс вины — по отношению к предкам и к самому себе; а отсюда — более глубокая связь с предыдущим поколением. Память об отце…
Турецкий откровенно импровизировал. Ему было более или менее все равно, почему Ростислав Львович украл скрипку. Важно было лишь то, что он, Александр, ее нашел.
— По-моему, вы несколько усложняете.
— Может быть, — охотно согласился Александр Борисович. — Но так ли это теперь важно для нас?
— Безусловно нет! — радостно рассмеялся Райцер. — А ведь я теперь ваш должник.
— Да ладно, сочтемся, — в свою очередь улыбнулся Турецкий. — В другой раз приедете к нам в Россию — на концерт пригласите.
— Э-э, знаете, Александр Борисович… Не в обиду лично вам будь сказано, но, как гласит известная цитата… «Спасибо, лучше вы к нам!»
— Жаль. Очень жаль.
— Мне не хочется вас огорчать, но поездка в Россию оставила неприятные воспоминания.
— Я все же надеюсь, что это пройдет и вы снова приедете туда, где вас ждет ваш слушатель.
— А впрочем, — внезапно согласился Райцер, — может быть, и так. Время пройдет…
Не исключено, что ему просто не хотелось затевать сейчас долгий спор о Родине, эмиграции, корнях и так далее.
— Знаете, Саша, меня мучает один вопрос.
— Спрашивайте смело.
— А мой старинный друг Юра Владимирский… Неужели он действительно как-то причастен к этому делу?
Турецкий колебался лишь долю секунды. Райцер его колебания не заметил.
— Владимирский? Нет, да что вы! При чем же тут он?
— Ну, — замялся Райцер, — он так явно настаивал на том, чтоб я послушал его интерпретацию «Леоноры» № 3, словно специально выманивал меня из артистической.
— Да нет, — твердо сказал Александр Борисович. — Он тут совершенно ни при чем. Говорю вам это как следователь, ведущий дело. А то, что он вас так рьяно уговаривал, так, наверное, просто интересовался вашим мнением о своей работе. Вот и все. Совпадение.
Райцер глубоко вздохнул.
— А вот это действительно радостная новость. Еще неизвестно, что для меня важнее. Спасибо вам.
В это самое время полковник Шаров, начальник второго муровского отдела, давал последние инструкции незадачливому взрывнику Валерию Лобанову:
— Запомни, главное — спровоцировать заказчика на конкретные активные действия. Он не должен пассивно стоять и наблюдать, как вы с Еременко все сделаете. Идеальный вариант — чтобы он лично взял в руки пульт управления и сам нажимал на кнопку. Судя по тому, как он маниакально ненавидит свою «жертву», подвести его к этому будет нетрудно. В тот момент, когда покажется машина Орликова и заказчик перейдет к действиям, появится группа захвата и «возьмет» его с поличным. Ты все понял?