Эптон Синклер - 100% [худ. Пинкисевич]
— Д… д…да, сэр, — сказал Питер.
§ 8
В одном старинном анекдоте говорится о босоногом негритёнке, который был не прочь наколоть ногу, чтобы испытать приятное ощущение, когда ранка будет заживать. Так было и с Питером, он прекрасно себя чувствовал в тюремной больнице Американского города. Койка была удобная, питание хорошее, и вдобавок можно ничего не делать. Его поврежденные суставы мало-помалу заживали, и он ежедневно прибавлял в весе на полфунта. Он напряжённо думал, наблюдал, изучал окружающую обстановку, выискивая способ продлить такое приятное существование, и уже начинал мечтать о тех маленьких удовольствиях, которые скрашивают человеческую жизнь.
Больницей ведал старичок, которого звали Дубмен. Его назначили на это место потому, что он был дядей члена городского управления. Уже шесть лет он был на этой должности и всё это время прибавлял в весе почти так же быстро, как Питер. Под конец он так растолстел, что предпочитал по возможности не вставать с кресла. Питер подметил это и начал оказывать ему разные мелкие услуги. У мистера Дубмена к тому же был тайный порок. Он нюхал табак, но во имя дисциплины и порядка не хотел, чтобы этот ужасный факт стал известен. Поэтому собираясь взять понюшку табаку, он улучал момент, когда на него никто не смотрел, и Питер, заметив это, тактично отворачивался.
В больнице у всех были тайные грешки, и мистер Дубмен должен был с ними бороться. У многих больных водились деньжата, благодаря которым они могли себе доставлять кое-какие удовольствия. Тут были и табак, и виски, и кокаин, и другие наркотики, а некоторые предавались ещё более страшным порокам. Все деньги, которые им удавалось раздобыть тайком, шли на подкупы. Служащие госпиталя, все до одного, устроились на работу по знакомству. Это были продажные душонки, отбросы общества; этим людям не удалось найти себе места в деловом мире, и они обрели здесь тихую пристань, как и сам Питер. Они брали взятки и сами готовы были подкупать Питера, чтобы одурачить мистера Дубмена. Дубмен же, со своей стороны, был готов сделать Питеру любую поблажку, лишь бы тот ему наушничал. В такой обстановке человек с головой мог составить себе кругленький капиталец.
Питер по большей части увивался около Дубмена, убедившись на горьком опыте, что в конечном счете честность — лучшая политика. Служащие госпиталя называли Дубмена «стариком». В жизни Питера, начиная с самого детства, всегда был такой «старик», неограниченный властелин, олицетворявший собой источник всех жизненных благ. Сначала был «старик» Драбб, который с раннего утра до позднего вечера бродил по городу в зелёных очках; на груди у него была дощечка с надписью: «Я слепой», и он заставлял усталого малыша водить себя за руку по улицам. Поздно вечером, когда они возвращались к себе на чердак, «старик» Драбб снимал зелёные очки и прекрасно видел Питера, и если Питер в этот день в чем-нибудь провинился, он его колотил. Когда Драбба арестовали, Питера отправили в приют, а там был другой «старик», который также требовал услуг и сурово школил мальчика. Питер сбежал из приюта и встретился с Периклом Прайемом, изобретателем обезболивающего средства. Питер изучил все его капризы и прихоти и служил ему верой и правдой. Когда же Перикл женился на богатой вдове и она выгнала Питера на улицу, мальчик перешёл в храм Джимджамбо, где «стариком» был мажордом Тушбар Акрогас, не терпевший возражений и ужасный в гневе, но щедро осыпавший милостями тех, кто умел к нему подольститься и потакать его тайным порокам. Все эти годы Питер вынужден был гнуть «колени там, где раболепие приносит прибыль»,[2] и делал он это инстинктивно; то был инстинкт, которому он повиновался вот уже двадцать лет своей сознательной жизни; инстинкт, во власти которого он был ещё двадцать тысяч— может быть и двести тысяч — лет назад, в те времена, когда Питер обтёсывал кремневые наконечники для копий у входа в пещеру и варил мозговые кости для какого-нибудь «старика» из своего племени, наблюдая, как непокорных молодых людей выбрасывают на съедение саблезубым тиграм.
§ 9
Питер скоро почувствовал, что стал чем-то вроде важной персоны в госпитале. Он был главным свидетелем в сенсационном процессе Губера, за которым следил не только весь город, но и вся страна. Было известно, что он перешёл на сторону «закона», но что именно он знал и что показал, сохранялось в глубокой тайне. Питер держал язык за зубами и напустил на себя важный вид, наслаждаясь сознанием собственной значительности.
Но между тем он не терял времени даром и слушал во все уши, что кругом говорится, желая разобраться в этом процессе, чтобы потом постоять за себя. Он прислушивался к разговорам, какие вели между собой «старик» Дубмеи и Ян Христиан, его помощник швед, и к тому, что говорил кокаинист Джералд Лесли. Все имели друзей в городе, которым была известна «вся подноготная». Каждый выдвигал свою версию, и нередко возникали споры; но Питер был сообразительный малый, привык плутовать и хитрить; он сопоставлял факты, делал свои выводы и вскоре понял, что произошло.
Джим Губер был выдающимся вожаком рабочих. Он объединил рабочих Транспортного треста и возглавил огромную забастовку. Кроме того, он организовал забастовку на строительных предприятиях, и болтали, что для забавы он взрывал динамитом недостроенные дома. Как бы то ни было, городские заправилы хотели отделаться от него, и когда какой-то неизвестный маньяк бросил бомбу с динамитом иа Параде готовности, они решили воспользоваться этим случаем. Гаффи, человек, в руки которого попал Питер, стоял во главе группы тайных агентов Транспортного треста, и воротилы треста это дело поручили ему. Они требовали, чтобы немедленно были приняты меры, и хотели действовать наверняка, не желая иметь дело с продажной и малонадежной городской полицией. Губер с женой и тремя другими членами организации сидели за решеткой, и газеты раздули кампанию, чтобы подготовить публику к предстоящей смертной казни всех пятерых.
Всё это, конечно, было в порядке вещей, имя Джима Губера было для Питера пустым звуком, и Губер интересовал его куда меньше, чем собственный обед. Питер понял, какую кашу заварил Гаффи; он злился на Гаффи только потому, что тот не догадался с самого начала сказать ему, какова его роль в этом деле, и чуть было не вывернул ему руки. С другой стороны, размышлял Питер, Гаффи несомненно хотел испытать его, чтобы на него можно было положиться. Питер усвоил этот урок и решил доказать это Гаффи и Дубмену.
— Помалкивай, — внушал ему Гаффи, и Питер ни разу ни словом не обмолвился о деле Губера. Но о других вещах он, конечно, разговаривал. Не мог же он, в самом деле, молчать, как мумия, целый день; к тому же Питер любил похвастаться своими подвигами и охотно рассказывал, как ловко обводил вокруг пальца своего предыдущего «старика». Кокаинисту Джералду Лесли он рассказывал о Перикле Прайеме, и о том, что помог выудить у доверчивой публики тысячи долларов, и как за мошенничество их обоих дважды сажали в тюрьму,
Он повествовал также о храме Джимджамбо и о странных и невероятных вещах, какие там происходили. Паш-тиан эль Каландра, который называл себя верховным магистром Элефтеринианского экзотицизма, выдавал себя за восьмидесятилетнего старца, а на самом деле ему не было и сорока. О нём говорили, будто он персидский принц, а в действительности он родился в маленьком городке в штате Индиана и начал свою карьеру мальчишкой у бакалейщика. О нём говорили, будто он питается горстью ягод, но ежедневно Питер поджаривал для него основательный бифштекс или курочку. Пророк объяснял своим прислужникам, что эти яства нужны «для жертвоприношений»; Питеру доставались остатки этих «жертвенных» бифштексов и курочек, и он тайком «жертвенно» поглощал их за дверью кладовки. Эту подачку он получал от мажордома Тушбара Акрогаса за то, что скрывал его воровские проделки от пророка.
Храм Джимджамбо был удивительным святилищем. Там были за семью завесами таинственные алтари, из-за которых появлялся верховный магистр, облаченный в длинные одежды кремового цвета, с золотой и пурпурной каймой, в розовых расшитых туфлях и в символическом головном уборе. Его проповеди и религиозные церемонии посещали сотни людей — среди них немало богатых светских дам, которые подъезжали к храму в своих лимузинах. Кроме того, была ещё школа, где детей посвящали в таинства культа. Пророк забирал их в свои покои, и по этому поводу ходили ужасные слухи; кончилось тем, что в храм нагрянула полиция, и пророку, мажордому и Питеру Гаджу, поварёнку и их союзнику, пришлось бежать.
Питер особенно охотно рассказывал Джералду Лесли о своих приключениях со «Святыми вертунами», в церковь которых он случайно забрел в поисках работы. Питер вступил в эту секту и научился искусству «говорить языками» и запрокидываться в корчах на спинку стула, делая вид, что его осенила небесная благодать. Питер вкрался в доверие к его преподобию Гамалиилу Ланку, который тайком поручал ему вести агитацию среди прихожан за прибавку жалованья одному низкооплачиваемому вертуну. Но Питер кое-что разнюхал и решил перейти в клику сапожника Смизерса, который старался убедить общину, что может вертеться быстрее и неистовее, чем его преподобие Гамалиил. На этой своей последней работе Питер пробыл всего несколько дней и был уволен за то, что стянул жареный пирожок.
