Андрей Кивинов - Чарующие сны
Сиденье в кладовой нравилось не всем, попадались нервные, привыкшие к комфорту и начинавшие барабанить в двери и бить посуду. Честно говоря, в этой импровизированной тюремной камере действительно имелся недостаток комфорта – вонь из подвала, чертовский холод, мыши, нехватка свежего кислорода. Но опера рассуждали по-своему – извиняемся, но никто вас грабить-воровать-убивать не заставлял, а поэтому посидите пока в одиночестве и подумайте о смысле загубленной души, благо обстановка располагает. Выражение «посадить на гирю» означало в 85 отделении эксплуатацию кладовочки в камерных целях.
Сейчас Каразия «посадил на гирю» очередного задержанного наркомана. Его дружок-подельщик находился в «фирменной» камере со всеми удобствами, той, что в дежурной | части. Наркоманов задерживали почти каждый день, в основном этим занимались постовые и иногда отдел по незаконному обороту наркотиков. Задержанных передавали в отделение, где опера лепили материал и вызывали следователя, если найденное у граждан вещество бурого цвета признавалось наркотиком и его вес соотвествовал норме, с которой наступала уголовная ответственность (то есть 5 граммам). Пока эксперт в специальном отделе ковырялся с изъятым зельем, задержанный томился в камере, Прицепив парнишку в гире, Каразия закрыл двери кладовки, вернулся в кабинет и стал писать сопроводиловку в экспертный отдел на проверку наркотика. Что это именно наркотик, у Эдика не было никаких сомнений, единственно смущал вес – его могло быть недостаточно для нормы.
Отнеся пакетик с веществом и сопроводиловку в дежурку, Каразия вернулся в кабинет, немножко пописал бумаги, а потом решил сходить перекусить, благо время позволяло– ответ от экспертов придет не раньше, чем через пару часов. Подойдя к кладовке, Эдик поинтересовался, не желает ли задержанный по нужде. Тот по нужде не желал, а посему инспектор с чистым сердцем отправился отобедать.
Вернувшись минут через сорок, Эдик прислонил ухо к двери кладовки и прислушался. К его удивлению, там было тихо. Обычно требования вернуть свободу начинались минут через пятнадцать после заточения. Поприветствовав в душе неприхотливость наркомана, Каразия пошел к себе.
В оставшиеся полтора часа из кладовой не раздалось ни звука. Эдик был доволен – хоть один спокойный человек попался. Правда, его огорчил результат экспертизы– у того деятеля, что сидел в дежурке, норма была, а у того, что на гире, – нет. Чуть-чуть не хватило. Обидно, придется отпускать, но ничего – в другой раз попадется.
Эдик вышел из кабинета, отпер кладовую и произнес:
– Выходи, сандаль бамбуковый.
Парень, не вставая со стула, нехотя повернул к Каразии лобастую голову и прошептал:
– А можно я еще посижу?
Каразия вытаращил на него свои черные глаза.
– Больной, что ли? Тебе, мудаку, повезло, что наркоты мало изъяли, а ты уходить не хочешь. Если уж тебе так здесь понравилось, иди, купи пару кило соломы, сдайся и сиди, сколько влезет. А сейчас пшсл вон, мне домой пора.
Парень лениво поднялся. Каразия отстегнул его ногу от гири и вытолкнул в коридор. Наркоман, прилипая к стенам, потихоньку дополз до дверей розыска, еще раз показал Каразии свою блаженно улыбающуюся физиономию и скрылся из виду.
«Крыша, наверно, от наркоты течет», – подумал Каразия, хлопая дверью.
Минут через сорок, когда Эдик уже прятал в сейф раскиданные по столу дела с целью отбыть домой, к нему заглянул озабоченный Волков.
– Хм… Слышь, Эдгар, ты из кладовки наркоту изъятую не забирал? Эфедрин. Там в баночке, на полке стояла, вместе со шприцами.
– Нет, – спокойно ответил Каразия, продолжая уборку бумаг.
– Черт, куда делась? Мне следак звонит – срочно наркоту по вчерашнему варианту надо ему отвозить, а она поде-валась куда-то. Из наших никто не брал. Барабашка какой завелся, что ли?
Волков, почесав лоб, вышел из кабинета. Каразия закрыл сейф, накинул куртку и подошел к зеркалу, чтобы причесаться. Внезапно он замер, пораженный неожиданной догадкой. Через мгновение догадка превратилась в уверенность.
– О, маму твою тык-дым, тык-дым! Зараза вонючая!
Каразия никак не мог разучиться материться на кавказский манер.
Он выбежал в коридор и заскочил к Волкову.
– Много там было?
– Лет на пять.
– Ох, говнюк! А еще была наркота?
– Моей не было. Петровская, вроде, есть.
Каразия бросился к кладовой. По стеллажу словно прошелся торнадо. И подмел с полок все, что хоть приблизительно было похоже на наркотики, даже отраву на крыс и старый фотопроявитель. На полу, рядом с гирей валялся пустой шприц.
– Я этому барабашке все ноги повыдергаю! – опять прорычал Эдик. Выскочив из камеры, он влетел в кабинет и судорожно принялся искать в бумагах адрес барабашки.
«Только не хватало, чтобы он проявителем ширнулся, потом черта с два отпишешься. Хотя эти придурки ко всему привычные, изжогой отделается».
Хлопнув на ходу дверью, Эдик помчался по коридору к выходу из отделения.
– Ничего я у нее не покупал! Че вам надо-то от меня? Тоже мне, нашли дурачка. Ага, давайте, давайте, грузите на меня теперь. Наркота, наркота, а может еще что?
– Не тарахти, Дима. Вот, если бы ты сейчас находился в компании своих корешков-приятелей, я б тогда твоим речам не удивился. Но мы же одни, притом не у меня в кабинете, а у тебя дома. Чего ради, спрашивается, ты эти дешевые понты кидаешь? Меня, что ль, удивить хочешь? Так это зря, слава Богу, наслушался. И поговорить я хочу с тобой нормально, без крика.
– А мне ни к чему эти разговоры.
– А приятелю твоему Воробью? Вы же с ним неразлей-вода.
Парень на мгновение опустил глаза.
– А что Воробей? Ну, гуляли вместе, а что там у него за дела, я не знаю.
– Ты что, ему насолить боишься? Так ему уже ничем не насолишь. Вышка корячится. И спрашиваю я про него только потому, что хочу от стенки его оттащить.
– Ничего я не боюсь. Он там влип, а я причем?
– Ну, а наркоту у Леночки Ковалевской ты тоже не покупал?
– Какую наркоту? Я что, наркоман? Нате, найдите у меня хоть что.
– Не, до тебя, видно, точно ничего не доходит. Да ты можешь сейчас выйти на улицу и орать, что ты наркоман. И ничего тебе за это. не будет. И не собираюсь я ничего тебе шить, и искать ничего не собираюсь. Ты хоть врубаешься, что мне надо? Я, мент, хочу вытянуть твоего корешка из петли, а ты, его лучший приятель, меня, можно сказать, посылаешь. А все почему? Это на воле вы кореша, а за порогом милиции – все, амба, каждый за себя. Ну и ради Бога. Только учти, завтра ты влипнешь, никуда не денешься, вот тогда по-другому запоешь.
– Не запою.
– Ладно, черт с тобой, сиди тут. Не хочешь помочь – не надо. А воспитывать я тебя не собираюсь, не Макаренко, и без тебя забот хватает.
Дима ничего не ответил, только отвернулся к окну.
«Ну и пошел ты, – подумал Кивинов. – Обойдусь. Не, Воробей, никому ты не нужен – ни родственничкам своим, которые даже узнать не пришли, что там с тобой стряслось такое, ни дружкам-приятелям. Так что извини».
Кивинов встал и быстро вышел, с силой хлопнув дверью.
– Ну, сучья морда, что творит! – Миша Петров стукнул ладонью по столу и отбросил материал в сторону.
– Ты чего? – спросил стоящий у окна Дукалис.
– Совсем борзанулись, бляди. Больницу знаешь на моей земле? На горке?
– Ну.
– Один маромой повадился у покойников зубы золотые драть в морге ихнем. Третий случай уже. Вчера у бабки восемь коронок вырвали. Родня заяву накатала. Знаю я, чьих рук это дело. С главврачом поговорил. У них недели три назад санитар новый пришел, вот после его прихода эти варианты и начались. Гадина. Самое обидно, что не поймать его. Пойди докажи. Это надо только с поличным хапать, а как? Не засаду же в морг сажать. Кто ж согласится? А в следствии говорят – это еще ничего не значит, что после его устройства на работу уже третий случай. Мало ли… Да я даже не об этом. Но зубы рвать у старух, сука…
– А все почему? – спросил Дукалис. – Потому что зарплата у этого санитара тонн тридцать в месяц, да и ту вовремя не платят. А работенка не сахар. Попробовал бы деятель этот, который зарплату утверждает, целый день покойников потаскать. Вот и вынужден санитар воровать.
– Тебе хорошо говорить, не тебе с заявами разбираться.
– Чего ты разорался? У меня тоже заморочек хватает. А зубодера этого, пожалуй, можно отловить.
– Как? Он, если что, зубы скинет на пол и поди доказывай.
– Не скинет. В 84-м отделении такой случай тоже был. Они выловили. Надо посоветоваться с орлами. Позвони. Кстати, у меня в больнице этой врач знакомый, пьяница, правда, но мужик неплохой. Поможет.
ГЛАВА 3
Кивинов зашел на территорию Санитарно-гигиеническо-го института. Спросив дорогу, он двинулся к общежитию. Время было послеобеденное, и многие студенты должны были уже вернуться с занятий.
Кивинов и раньше бывал в этом институте, правда, в качестве экскурсанта. Здесь располагался единственный в городе музей судебной медицины. Довольно любопытные экспонаты имелись в этом музее. Отрезанные и заспиртованные головы, человеческие эмбрионы, даже половые органы с татуировками. Ткани и кости со следами различных ранений. Но вершиной этой необычной выставки был экспонат, вполне соответствующий совковому быту и, разумеется, нашей бытовой преступности. В одной из кладовых за столом сидел самый настоящий мумифицированный покойник с ножом в груди. Обстановка кладовки остроумными служащими была подобрана очень натурально и, можно сказать, со знанием жизни. Недопитая бутылка на столе, куча хабариков, драные обои, мусор, тухлая закуска. Да и сам мертвец был далеко не принц Уэльский.
