Ловушка для дьявола - Осман Ричард

У нее успело накопиться много хороших примеров.

Главное, что следует знать, когда вы покупаете, к примеру, картину Бэнкси, — к ней прикладывается сертификат подлинности от организации под интересным названием «Комитет по борьбе с вредителями». К сертификату подлинности прикрепляется половина десятифунтовой банкноты. Вторую половину банкноты эта организация хранит у себя. Если к произведению не приложена половина десятки, значит, это подделка. Ни в коем случае ее не покупайте!

Это очень умная система аутентификации, и кому, как не Саманте, об этом знать. Она весь день провела за кропотливой работой, разрезая поддельные банкноты и приклеивая их к поддельным сертификатам, чтобы подтвердить подлинность картин Бэнкси, которые она печатает на чердаке. Если бы ее покупатели действительно хотели разбираться в нюансах, то обнаружили бы подделку. Но кто, уже потратив десять тысяч фунтов на подписанного Бэнкси с законным сертификатом подлинности, захочет копаться в этом глубже? Просто вставляйте в рамку и вешайте у себя в гостиной, где друзья могут любоваться ими и выражать восхищение. А если дело дойдет до перепродажи, то и следующий владелец вряд ли будет присматриваться слишком пристально. Такова правда жизни. Разумеется, если бы кто-то стал жаловаться, то она немедленно вернула бы деньги, но, как ни странно, до сих пор после продажи многих тысяч работ Бэнкси, Пикассо, Лаури, Херста и Эмин ни единой жалобы к ней не поступало, за исключением одного случая, когда ленивый курьер перебросил картину Кандинского через садовую ограду. Разумеется, это форс-мажор и полный возврат.

На юридическом языке это называется «преступление без жертв». Как и то, что они задумали провернуть с Гартом.

Она ждет возвращения Гарта, чтобы приступить к осуществлению плана. Обед в Куперсчейзе изменил всё. Буквально всё.

Подумать только, а ведь они почти отказались туда ехать. Ей даже пришлось убеждать Гарта, что это может быть полезным.

— Обед? С людьми, которые почти при смерти?

Но она убедила его, и оба оказались этому рады. В машине по дороге домой Гарт сказал:

— Когда ты права — ты права, детка.

Саманта понимает, что со стороны их отношения могут показаться странными: она — истинная английская леди, и он — молчаливый, обросший шерстью канадский мамонт, который к тому же на двадцать лет ее моложе. Но с того момента, когда он наставил на нее пистолет, оба поняли, что это любовь. По этому огненному пути они и шли с тех пор — Саманта с ее здравым смыслом и мастерством и Гарт с его мозгами и умением запугивать. При взгляде на их банковские счета ее разбирает смех. Близлежащие благотворительные организации приняли их очень хорошо, хотя Саманта и понимает, что это не более, чем грубый подкуп. Она ведь не платит никаких налогов, так что это самое малое, чем она может отплатить. Всякий раз, когда она отправляет очередной взнос на очередное местное доброе дело, Гарт закатывает глаза и называет ее сентиментальной. Сам Гарт жертвует деньги лишь приюту для домашних животных в Баттерси и больше ни на что. В прошлом году он перечислил им семьсот тысяч фунтов стерлингов.

Саманта обдумывает свой следующий шаг.

О Митче Максвелле и Луке Буттачи она невысокого мнения. Саманта верит, конечно, что они хороши в своем деле, поскольку контрабанда наркотиков — довольно агрессивный бизнес, но сомневается, что им удастся найти героин. Вот Элизабет — другое дело. Она вполне на это способна. Она и ее развеселая банда. И к моменту, когда они найдут груз, Саманта и Гарт будут наготове. Нина уже проговорилась о запертом гараже. Вот с него-то они и начнут. Гарт уже сегодня отправился на поиски. Элизабет Бест знает, где гараж, как знает и профессорша из университета, а значит, и Гарту не составит труда это выяснить. Шкатулочки там может и не оказаться, но Саманта уверена: что-то обязательно будет, какая-то зацепка, за которую можно ухватиться, нечто такое, что упустила старая леди. Уловили ли Митч с Лукой оговорку про гаражный бокс? Если да, то они тоже пойдут по следу и как только найдут гараж, то перероют его сверху донизу в поисках своего товара. Но Гарт позаботится, чтобы выигрыш в этой игре достался им. Гарт никогда ее не подводит.

Завтра они поедут к гаражу, а по дороге продолжат слушать подкаст о настоящих преступлениях. В данный момент они слушают выпуски о хоккеисте, умершем в туалете самолета. Всего четырнадцать серий.

Саманта приступает к чтению статьи о Грейсоне Перри, художнике, которого иногда показывают по телевизору. Его работы сейчас очень ценятся, но, судя по тому, что видела Саманта, подделать их довольно сложно. Она уверена, что смогла бы найти кого-нибудь, кто был бы на это способен, но на самом деле ей больше нравится подделывать самой. Когда меньше промежуточных звеньев, получается больше прибыли. Дэмьен Херст — ее абсолютный фаворит, как за красоту его работ, так и за легкость для фальсификации.

Дверь внизу издает скрип. Должно быть, вернулся Гарт, так что она решает на этом закончить. Саманта встает и потягивается, слушая его шаги внизу — несколько более тихие, чем обычно. Неужели он похудел? Саманта надеется, что нет. Его масса — то, что удерживает ее на земле. Удерживает от того, чтобы взвеяться и снова воссоединиться с Уильямом.

Спустившись по узкой лесенке с самого верха дома, Саманта оказывается на парадной лестнице, которая обошлась в сто пятьдесят тысяч. Она из мрамора и вишневого дерева, с совсем небольшими вкраплениями слоновой кости, но, пожалуй, об этом никому лучше не рассказывать.

— Гарти, я наверху! — кричит Саманта.

Но если Гарт что-то и ответил, то Саманта его не слышит. Получив резкий удар по затылку, она кувыркается вниз по лестнице. Она ничего не успевает заметить, кроме отблеска люстры в тысячу свечей. Саманта всегда мечтала вознестись, чтобы вновь увидеться с Уильямом, но последнее, что она чувствует перед смертью, — это ощущение падения. Вниз, вниз и еще раз вниз.

Глава 60

Шторы задернуты, отопление включено, на проигрывателе играет Дворжак. Все как они договаривались.

Дело сделано.

Дело? Разве это можно назвать делом? Однако в любом случае пути назад больше нет. И оба это знают.

Они разговаривают уже несколько часов. Они успели и посмеяться, и поплакать, понимая оба, что смех и слезы теперь одно и то же. Он прекрасно выглядит в своем костюме. Богдан сфотографировал их перед уходом. Перед тем как обнял Стефана и сказал, что любит его. Стефан ответил Богдану, чтобы тот не вел себя как глупый старый дуралей. Уходя, Богдан обнял и ее, спросив, не засомневалась ли она.

Засомневалась? Конечно, да. Теперь она всегда и во всем будет сомневаться. Уверенность — это для молодых и для шпионов, а она уже давно ни то ни другое.

Тем не менее они решились. Стефан сам ввел себе препарат. Он настоял на этом. На его месте Элизабет поступила бы так же.

— Похоже, мы неправильно рассчитали время, — говорит Стефан, лежа головой на коленях Элизабет. — Ты так не думаешь?

— Я бы нисколько не удивилась, — отвечает она. — Мы почти всегда и все рассчитываем неправильно, да?

— И то верно, — соглашается Стефан очень тихим голосом. — Гвоздь вбит окончательно и бесповоротно, моя старушка. Нам кажется, что время движется вперед, летит по прямой, и мы спешим вместе с ним, стараясь не отстать. Торопись, торопись, время не ждет! Но на самом деле все не так. Время просто закручивается вокруг нас. Ничто не уходит в никуда. Все, что мы сделали, все люди, которых мы любили или которым причинили боль, — они по-прежнему здесь, с нами.

Элизабет гладит Стефана по волосам.

— К этому пониманию я пришел, — продолжает он. — Мои воспоминания похожи на изумруды — они чистые, светлые и истинные, но каждый новый день рассыпается, как песок, и я никак не могу ни за что ухватиться.

Инъекция получилась непростой. Не болезненной, не умиротворяющей, не угнетающей, просто неприятной. Просто еще одна будничная задача в целой жизни будничных задач.