Донна Леон - Выстрел в лицо
Франка Маринелло поговорила с Террасини, и тот вытащил пистолет. Затем она сказала ему еще что-то, и он отдал ей пушку. А потом, стоило Брунетти на миг отвлечься, произошло неожиданное: она что-то сказала ему — но что? — из-за чего Террасини мгновенно взбесился. И она пустила в ход пистолет. Брунетти знал, что все в этом мире можно объяснить логически. Не бывает следствий без причин. Если Террасини чем-то накачался, вскрытие это покажет. Вот только Брунетти не верил, что дело в наркотиках. Он же разговаривал с парнем, и тот реагировал на его слова вполне адекватно. Обдолбанный нарик ведет себя совершенно иначе.
Катер свернул в канал Рио-ди-Сан-Лоренцо и остановился у причала возле квестуры. Оба спутника Брунетти тоже поднялись на ноги. Интересно, задумался он, они вообще когда-нибудь друг с другом разговаривают?
Поблагодарив лоцмана, Брунетти на ходу выскочил из тормозившей лодки и двинулся к квестуре. Он постучал в дверь, и ночной сторож впустил его.
— Комиссар Гриффони у себя в кабинете, синьор, — сказал он ему.
Брунетти поднялся по лестнице и вышел в темный коридор. Из-под одной из дверей пробивался свет. К ней-то он и подошел. Он остановился у двери, но стучать не стал.
— Заходи, Гвидо, — позвала его Гриффони.
Настенные часы, висевшие слева от ее рабочего стола, показывали половину четвертого утра.
— За чашку кофе я готова застрелить Патту и сделать так, чтобы на его место посадили тебя, — подняв голову, с улыбкой сообщила Гриффони.
— Почему-то при приеме на работу в полицию о таких вот ночках не предупреждают, правда? — вместо ответа сказал Брунетти и, прошествовав сквозь комнату, уселся напротив Гриффони. — Что она тебе сказала?
Гриффони запустила обе руки в гриву волос — этот ее жест Брунетти не раз наблюдал в конце совещаний у Патты. Он означал, что терпение ее на исходе.
— Ничего, — ответила на вопрос она.
— Ничего? — удивился Брунетти. — А долго ты с ней пробыла?
— Я привезла ее сюда на катере, и за все это время она сказала ровно три слова: «спасибо» шоферу, «спасибо» сторожу, открывшему ей дверь, и «спасибо» мне. — Гриффони вновь потянулась к прическе, но в последний момент остановилась. — Уже здесь я поставила ее в известность, что она имеет право вызвать адвоката, но она отказалась. «Благодарю вас, но ничего не нужно, — заявила она. — Я предпочитаю дождаться утра». Представляешь? Как будто ей лет пятнадцать и ее поймали пьяной за рулем, но на дворе давно ночь и ей не хочется будить родителей. — Гриффони неодобрительно покачала головой, осуждая то ли таких деток, то ли поведение Маринелло. — Я ей говорю: если вы вызовете адвоката и в его присутствии сделаете заявление, сможете пойти домой. Но она отказалась. Сказала, хочет сначала поговорить с тобой. Она очень вежливо держалась — я к ней даже прониклась сочувствием, — но молчала как рыба, и разговорить ее мне не удалось. Что бы я ей ни говорила, в ответ одно: «Спасибо, нет». Очень странно. Да еще это ее лицо…
— Где она сейчас? — спросил Брунетти, не испытывая никакого желания обсуждать внешность Франки.
— Внизу, там, где я ее опрашивала.
Вообще-то в полиции обычно используют глагол «допрашивать». Интересно, с чего это Гриффони вздумалось смягчать свои слова? Впрочем, эти тонкости Брунетти тоже не хотелось обсуждать.
— Тогда пойду к ней, — решил Брунетти, поднимаясь на ноги. — Можно мне ключ? — попросил он.
Гриффони беспомощно развела руками.
— Дверь не заперта, — объяснила она. — Как только ее туда завели, она сразу уселась, вытащила из сумки книжку и стала читать. Я не смогла закрыть дверь. Просто рука не поднялась.
Брунетти улыбнулся Гриффони. Такие проявления человечности всегда были ему по душе.
— Кроме того, — продолжила девушка, — там внизу Джуффре сидит, так что, попытайся она сбежать, ей мимо него не прошмыгнуть.
— И то верно, Клаудия, — кивнул Брунетти. — Может, пойдешь домой, поспишь чуток? Да, и спасибо тебе. В том числе и за то, что согласилась пойти со мной в казино.
Гриффони взглянула на него и, не в силах скрыть нервозность, спросила:
— А как твои уши? В них все так же звенит?
— Нет. А твои?
— Тоже ничего. Немножко еще жужжит, но по сравнению с тем, что было, уже гораздо лучше. Но все-таки до конца еще не прошло.
— Тогда тем более иди спать. А утром наведайся в больницу, расскажи, в какой передряге побывала. Может, чем-нибудь помогут.
— Спасибо, Гвидо. Я обязательно так и сделаю, — кивнула Гриффони и потянулась, чтобы выключить настольную лампу. Она поднялась со стула, Брунетти помог ей надеть шубу и проводил до двери. В молчании они вместе спустились по лестнице. На первом этаже он пожелал Клаудии спокойной ночи и свернул в коридор. Свет горел лишь в одной комнате в самом его конце.
Остановившись у двери, Брунетти заглянул внутрь. Франка Маринелло оторвала глаза от книжки.
— Доброе утро, — поздоровался он. — Извините, что заставил вас ждать.
— Да ничего страшного, — улыбнулась она. — Я вообще сейчас мало сплю. К тому же я прихватила с собой книжку. Так что неплохо провела время.
— Ну, дома-то вам было бы куда лучше, — заметил Брунетти.
— С этим не поспоришь. Но я подумала, что, может, вы захотите со мной побеседовать.
— Вы правильно подумали, — кивнул комиссар, заходя в комнату.
Франка кивком головы указала ему на стул напротив, словно принимала его у себя в гостиной, и Брунетти сел. Она закрыла книгу и положила ее на столик. Брунетти не удалось разглядеть корешок, так что название осталось для него тайной.
Но Франка проследила за его взглядом.
— Это «Хронография» Пселла, — объяснила она, накрыв книгу ладонью.
Имя автора и название показались Брунетти знакомыми, но не более того.
— Это книга об упадке, — добавила Франка.
Было уже поздно, почти четыре часа, и Брунетти страшно хотелось спать. Откровенно говоря, не самое подходящее время для обмена мнениями по поводу прочитанного. Да и место, пожалуй, выбрано неудачно.
— Я бы хотел обсудить с вами события сегодняшнего вечера, если вы не против, — серьезно заговорил он.
Франка повернулась боком, как будто хотела лучше рассмотреть комнату.
— А разве тут не должен сидеть какой-нибудь полицейский с магнитофоном, ну, или хотя бы стенографистка? — беспечным тоном спросила она, явно пытаясь обратить свой вопрос в шутку.
— Наверное, должен. Но это может и подождать. Я бы хотел, чтобы сначала вы поговорили со своим адвокатом.
— Но, комиссар, разве это не мечта любого полицейского? — игриво спросила Франка.
— Боюсь, я не очень понимаю, что вы имеете в виду, — ответил Брунетти. Его терпение истощилось, и он слишком устал, чтобы скрывать это.
— Ну как же, обвиняемый, который готов беседовать с полицейским без магнитофона и без адвоката?
— Синьора, я пока не знаю даже, в чем вас можно обвинить, — с натянутой улыбкой произнес Брунетти, силясь хоть немного разрядить обстановку — безуспешно, как он сам тут же понял. — Любые ваши слова и признания не имеют значения именно потому, что тут нет магнитофона или видеокамеры. Так что, чтобы вы тут ни наговорили, у вас всегда будет возможность откреститься от своих слов.
— Боюсь, мне самой ужасно хочется все кому-нибудь рассказать, — ответила Франка. Брунетти отметил, что с нее уже слетела вся ее наигранная веселость. Правда, судить об этом можно было только по голосу, но никак не по лицу.
— Я буду только рад, если вы мне все расскажете, — откликнулся комиссар.
— Сегодня я убила человека.
— Я знаю, синьора. Я видел это своими глазами.
— И что же вы по этому поводу думаете? — спросила она. Можно подумать, они обсуждают только что просмотренный фильм.
— Боюсь, это совершенно не важно. Важно лишь то, что произошло.
— Но вы же сами видели, что произошло. Я его застрелила.
На Брунетти вдруг навалилась усталость. Сегодня он лазал по ржавой лестнице в резервуар, видел, как с руки Пучетти слезает кожа, видел повязки, пропитанные его кровью. И видел, как Франка застрелила — убила — человека. Это слишком для одного вечера. У него не осталось сил на все эти бесконечные разговоры.
— А еще я видел, как вы с ним говорили. И каждый раз это вызывало разную реакцию.
— А если конкретнее? — с любопытством спросила Франка.
— Я видел, как он поднял на нас глаза — словно вы предупредили его, что здесь полиция; затем вы сказали ему что-то, и он отдал вам пистолет; потом он занес руку, как будто собирался вас ударить, — перечислил Брунетти.
— Комиссар, он бы и впрямь меня ударил, — откликнулась Франка. — Уж в этом-то, пожалуйста, не сомневайтесь.
— Вы можете сказать почему?
— А сами вы как думаете?
— Синьора, боюсь, мы с вами не о том говорим. Что я думаю и чего не думаю, сейчас не имеет ровным счетом никакого значения. Важно только то, что мы с комиссаром Гриффони видели, что он собирается вас ударить.
