Луиза Пенни - Смертельный холод
– Хороший вопрос, – вынужден был признать Гамаш, резво направляясь к теплому салону автомобиля. Температура опасно падала, и говорить становилось трудно. – И почему Кей Томпсон ничего не видела? И каким образом убийца отсоединил провода и зашвырнул их в кузов машины Билли так, что этого никто не заметил?
Они сели в машину и стали отогреваться. Пальцы ног агента Лемье совсем занемели, и он то сгибал, то разгибал их в ботинках, чтобы восстановить кровоснабжение. Бовуар выглянул в замерзшее окно.
– Всех игроков в кёрлинг мы можем исключить – никто из них не мог это сделать. Мирна Ландерс уверенно говорит, что Ришар Лион все время был рядом с ней, значит его тоже можно исключить, хотя я все еще думаю, что это сделал он.
– А что думаете вы, агент? – спросил Гамаш у Лемье.
– Мне кажется, это бессмыслица какая-то. Убийца должен накормить ее никотиновой кислотой во время завтрака, пролить незамерзающую жидкость за стулом, быть уверенным, что она носит сапожки с подковками или металлическими зацепками, подключить провода и ждать идеального момента. И при этом делать все незаметно. А потом еще и замести следы. Уж больно все сложно. Почему просто не пристрелить ее?
– И мне тоже хотелось бы это знать, – сказал Гамаш.
Фотографии из лаборатории прибыли после ланча, и вся команда с тревогой собралась вокруг Гамаша, пока тот открывал конверты. В этом было что-то жутковатое: видеть лицо человека, который должен умереть через несколько минут. Гамаш всегда предполагал, что в глазах потенциальных жертв есть некое предчувствие, предвестие, но перед его взглядом прошли тысячи фотографий вроде этих, и никогда ничего подобного не обнаруживалось.
Но все же что-то жутковатое в этом было. Они никогда еще не были к убитой ближе, чем теперь, глядя на эти фотографии. И тут Гамаш понял, что единственное фото жертвы, которое он видел прежде, – это фотография на обложке книги. Да и та была больше похожа на карикатуру. А вот теперь он видел ее за несколько минут до конца. Жаль, что она не получала удовольствия от происходящего. Нет, она сидела за завтраком с кислым лицом, настороженная. Люди вокруг нее были оживлены, разговаривали с соседями, откидывали назад головы в смехе, а Си-Си де Пуатье была как статуя. Ришар сидел рядом с ней, уставившись в тарелку.
Он что, планировал убийство? Сосиски в его тарелке были игроками в кёрлинг, а блины – стульями? Бекон – проводом под напряжением? А Си-Си? Кем она была на его тарелке? Ножом?
Еще фотографии. Матушка Беа и Мирна за Си-Си. Си-Си позирует вместе с группой почему-то помрачневших жителей деревни, словно Си-Си – туча, плывущая по небу.
Потом фотографии, снятые во время матча. Си-Си на стуле, изо всех сил пытается выглядеть, как Одри Хепберн, отдыхающая в Альпах. Но вот появилось что-то интересное. Лицо Си-Си раскраснелось. Да, этот неожиданный румянец мог быть следствием мороза, но лицо у сидящей рядом Кей было розоватого цвета, а не алого, как у Си-Си.
– Смотрите, – показала Лакост на фотографию. – Здесь уже видна голубая незамерзайка у стула.
– Ее мгновения сочтены, – сказал Лемье, показывая на следующий снимок.
Они приближались к развязке. Гамаш открыл следующий конверт. Все глаза устремились на фотографии, все встали плотнее и наклонились над столом, словно им важно было увидеть все на миллисекунду раньше. Гамаш разложил фотографии на столе движением опытного покериста.
Си-Си лежала на земле. Рут отчаянно жестикулировала. Оливье склонялся над телом, а Габри внимательным, напряженным взглядом смотрел куда-то за спину Оливье.
На следующей серии фотографий были запечатлены героические и отчаянные попытки спасти женщину, которую никто не любил. Клара уводила подальше Кри, чтобы девочка не видела жуткую сцену. Габри стоял рядом с Ришаром и держал его за руку. Питер и Билли Уильямс бежали с Си-Си на руках к машине. На последней фотографии пикап Билли исчезал за поворотом.
Фотографии были красноречивыми, хотя и не рассказывали всю историю.
– Здесь что-то отсутствует, – сказал Гамаш с посуровевшим лицом.
Он направился к двери, следом за ним двинулись Бовуар и Лемье. Агент Лакост догнала их:
– Вас хотела видеть миссис Морроу. А я провела кое-какие розыски касательно женщины, которая, возможно, была матерью Си-Си. Кей Томпсон слишком стара. У Эмили Лонгпре был ребенок, но он погиб при несчастном случае. И все же у нее мог быть еще один ребенок. Приемный. Но самое любопытное мне удалось найти о Беатрис Мейер. Беатрис Луиз Мейер.
Получив новую порцию информации, Гамаш решительно направился к машине. Бовуар пытался идти с ним вровень, но то отставал, то забегал вперед, и это Бовуару очень не нравилось.
Сол Петров попивал кофе, сидя в удобном кресле у окна своей гостиной. Два дня назад он говорил об этом кресле и вообще обо всем шале как о дешевке. Ткань была тусклая, заношенная, ковры потертые, обстановка устарела. На стене висела коллекция ложек из различных уголков Канады, а рядом – выцветшая фотография Ниагарского водопада.
Но когда он проснулся сегодня и неторопливо прошелся по обшарпанной лестнице, ему показалось, что дом ему нравится. А когда поднялось солнце, в камине заполыхал огонек и вскипел кофе, Сол понял, что ему здесь хорошо.
Он уселся на солнышке у окна и любовался поразительным видом: идеальное, белейшее поле перед арендованным им шале, дальше лес, а еще дальше – горы, серые и зубчатые.
Он никогда не чувствовал такого душевного покоя.
Рядом с ним на столе лежала картонная подставка с картинкой, а на ней – кассета непроявленной пленки.
– Здравствуйте, Клара, – громко сказал Гамаш в свой сотовый. Он был такой маленький, как рождественская петарда. – Говорит Гамаш. Я звоню по сотовому, и тут связь неважная. Вы меня искали?
– Я… видео… Питер.
– Что-что?
– Видео, что вы приносили вчера.
Голос ее вдруг зазвучал четко, и Гамаш понял, что они выехали на гребень холма. Но вскоре они спустятся в долину и поедут лесом и тогда наверняка потеряют сигнал. Он надеялся, что они успеют переговорить до этого времени.
– У Питера теперь есть дивиди, – сказала Клара.
«Быстрее, быстрее», – твердил про себя Гамаш, но понимал, что вслух произносить это нельзя. Если ты просишь кого-то поторопиться, это неизбежно приводит к противоположному результату. Машина ехала вниз в долину по длинному склону.
– Потому что пленка на всех его кассетах растянута. Он останавливает их на любимых кадрах, а это вредно для пленки.
«Быстрее, быстрее», – думал Гамаш, видя, как приближается долина.
– Вы не думаете, что Си-Си делала то же самое? – спросила Клара. Голос ее уже затухал.
– Мы абсолютно уверены, что она выкинула кассету не потому, что пленка была растянута. – Он не понимал ход ее мысли, к тому же теперь в трубке стал появляться треск.
– …знаю это. Не слишком плохо… нужно…
На линии воцарилось молчание.
Сол увидел машину, приближающуюся к дому по заснеженной подъездной дорожке. Он зажал пленку в ладони, словно при контакте она могла сказать, что нужно делать. Как это происходило с Си-Си.
И вдруг он получил ответ. Наконец-то он был свободен. Впервые за насколько месяцев ему стало легко и весело. Даже, пожалуй, за несколько лет. Он почувствовал ясность мысли, словно мог отстаивать свою позицию в разговоре, словно изменился за одну ночь, словно вернулся его прежний блеск.
Он больше не чувствовал себя тусклым.
Сол улыбнулся мягко и благодарно и закрыл глаза, чувствуя через веки теплое красноватое солнце. Он может начать все заново в этом месте, где столько света. Он сможет купить этот очаровательный, уютный шале и сделать фотографии того, что видит вокруг. Он сможет найти художника, чей портфолио выкинула Си-Си, и сказать ему, что случилось. Сказать, что он сожалеет о той роли, которую он сыграл в этом, и тогда, может быть, этот художник станет его другом.
Из машины вышли люди. Квебекские полицейские – Сол знал это. Он посмотрел на кассету с пленкой в руке, подошел к камину и бросил ее туда.
Глава двадцать шестая
– Садитесь, пожалуйста.
Сол взял их тяжелые куртки, сунул в стенной шкаф и быстро закрыл дверь, пока те не успели вывалиться. Он решил, что этот день начинает с чистой страницы, отсюда пойдет его новая жизнь, а любая жизнь должна начинаться без сожаления. Сол Петров решил рассказать все. Ну, почти все.
Гамаш оглядел комнату и втянул носом воздух. Он ощутил запах горелого, но дрова так не пахнут. Запах был более резкий, менее естественный. Он почувствовал, как его нервы напряглись, течение времени словно замедлилось. Может быть, начался пожар? Где-то закоротила проводка? Эти старые шале были часто слеплены первопроходцами из глубинки, которые хорошо разбирались в природных циклах, но почти ничего не знали про электричество. Гамаш прищурился, оглядывая стены, розетки, электроприборы – нет ли где дымка. Напрягся и его слух – не раздается ли характерное потрескивание электрических дуг, а его обоняние пыталось определить, какой материал мог давать такой запах при горении.
