Фридрих Незнанский - Операция «Фауст»
— Нет, ничего… Адрес знакомый как будто…
— На Кутузовском-то? Так это ж здоровая двенадцатиэтажка розового кирпича…
— Нет, вот этот — переулок Садовских…
— Это на улице Горького, на углу магазин «Кулинария», на другом — дом Большого театра, там когда-то глазная больница стояла, а потом ее передвинули в глубь переулка…
Но я не слушал Грязнова, потому что в этот момент я вспомнил: именно по этому адресу — переулок Садовских, дом 5, квартира 8, проживала до замужества Светлана Белова, в девичестве Арапова.
— Ты куда-то собрался?
— Слава, мне нужно провести одно расследование.
Грязнов посмотрел на меня странно, словно увидел на моем лбу паука, и сказал холодно:
— Не забудь, у нас сегодня продолжение операции с Трояном.
Дома номер пять по переулку Садовских больше не существовало. То есть дом был, но в нем размещалось посольство одной из дружественных стран. Я обошел квартал кругом — по Трехпрудному и Благовещенскому переулку, зашел во двор глазной больницы, но нигде не увидел домоуправления. Я закурил и бросил пустую коробку на газон. Откуда-то вынырнул благообразный старичок, безмолвно поднял коробку и понес ее к мусорному ящику в глубине.
— Извините, пожалуйста! — крикнул я ему вслед.
Старичок вернулся, посмотрел на меня из-под очков и сказал примирительно:
— Другие так и не извиняются даже. А вот, знаете, в городках на Рижском взморье совсем не было на улицах урн. И чистота была — необычайная. А сейчас на каждом столбе повесили желтые ящики, а мусорят-то не дай Бог.
Старичок был похож на Чехова — аккуратная бородка, пенсне, холщовый пиджачишко.
— А вы что, ищите кого? Или просто гуляете?
— Да вот мне адрес дали, а видно, неправильный, в этом доме посольство.
— Так это лет пять здесь посольство. Раньше здесь жилой дом был. Я сам в этом доме в квартире номер семь ровно пятьдесят лет прожил. Правда, с перерывом на восемь лет.
— С тридцать седьмого по сорок пятый?
— Не угадали. С сорок шестого по пятьдесят четвертый. Так что ж мы с вами стоим, вот ведь и лавочка, я ее сам крашу каждый год. Живу теперь напротив. Разрешите представиться — Полонский Семен Яковлевич, персональный пенсионер, председатель общества по озеленению здешнего микрорайона, а в прошлом — драматург, писал для народных театров. С кем имею часть?
— Турецкий… Саша, юрист.
— Так вот, дорогой мой Саша, могу вам дать справку обо всех жильцах этого дома.
— Я ищу своего одноклассника… Васильева Юрия, — наврал я с ходу, — он жил в восьмой квартире.
— Васильевы… в восьмой квартире… Нет, Саша, Васильевых в нашем доме с 1938 года не проживало… Пятнадцать лет здесь жил академик Темкин, а потом, когда он умер, а семья его переехала в Черемушки, здесь проживала удивительнейшая особа… Троян Нина Тарасовна…
— Это не та Троян — героиня? Известная снай-перша времен Отечественной?
— Нет, она — снайперша, только особого свойства… Не гадайте, мой друг, все равно никогда не отгадаете! Сейчас я вам расскажу удивительную историю про женщину, замечательную и неповторимую… Простите, у вас есть время? У меня-то времени — много и мало одновременно. А вы, вероятно, торопитесь? Молодежь вся в бегах…
Полонский был из тех, кто любит почесать язык, вспомнить былое — сейчас это уже не опасно… Потребность человека в исповеди не погаснет никогда. Комплекс исповедальности — хроническая болезнь наших пенсионеров. Особенно персональных: местного, республиканского и союзного значения. Им есть что вспомнить и порассказать внукам. Жаль только, мы, молодежь, не очень-то падки на воспоминания наших дедов… но в моем лице Семен Яковлевич Полонский нашел благодарного слушателя, — хотя я даже не предполагал еще, как его воспоминания о семье Троян нужны для «моего следствия»…
— Семен Яковлевич, я не спешу, рассказывайте…
— Что такое любовь мужчины? Короткие перебежки от одной мягкой постели в другую, еще более мягкую? А любовь женщины? Покорить, заманить, соблазнить! Превратить джигита в оседлого и покорного осла! Вы следите, Саша, за ходом моей мысли? То есть и у женщин и у мужчин все базируется на примитивном инстинкте: хапай, покоряй, подчиняй! Обратите внимание, не отдавать себя на алтарь любви, как это было с нами, старым поколением, воспитанным в сентиментальном духе, а брать! Не жертвовать собой, а приносить в жертву других! Эту ужасную суть современного человека — я имею в виду человека новой формации — поняла зеленая девчушка из прекрасного города на Украине — г. Днепропетровска. Кстати, я там родился. Это было красивейшее создание. Признаться, я ею немножко увлекался. Даже пытался очаровать ее миром московского театра. Но ей, разумеется, было не до меня. Ей надо было хвататься за жизнь. Нина Троян приехала из Днепропетровска, чтобы покорить Москву. Эта натуральная блондинка с изумительными синими колодезными глазами работала стюардессой воздушного лайнера, который взмывал ввысь с драгоценными телами наших руководителей… Ее соблазнил, она говорила мне, пилот правительственного самолета. Он же представил ее Никите Сергеевичу… Я вижу, Саша, у вас вертится на языке вопрос: какой Никита Сергеевич? Неужели тот? Отвечу: тот самый! Никита-кукурузник, Никита-царь, первый секретарь, премьер и прочее. Он так очаровался юной прекрасной стюардессой, что ради молодой Нины гостов был бросить старую — свою Нину Петровну… Долго ли, коротко, но царь Никита сошелся с Ниной Троян, она получила комнату напротив меня, в восьмой квартире, и… родила ему «царевича», прекрасного мальчугана, которого назвали Эдуард, — почему Никите Сергеевичу понравилось это имя, не знаю.
Слушая столь диковинный рассказ, я не сразу мог решить про себя — говорит ли этот драматург самодеятельного театра правду? Или это его фантазия, рожденная профессией сказочника?
Полонский приподнял с носа очки.
— Вижу на вашем лице недоверие? Думаете, наверно, сочиняет старичок, а?
— Честно говоря, странная история.
Я поискал сигареты в карманах, вспомнил, что выкурил последнюю.
— Я смотрю, вам курить нечего. Вот у меня «Прима» имеется, если не возражаете. — И Полонский вытащил из кармана неоткрытую пачку сигарет.
— Я-то, конечно, не курю, но на всякий случай имею при себе сигареты и спички.
— Спасибо, Семен Яковлевич. А что, у этой Нины Троян был от Никиты только один ребенок?
— Только один — Эдуард Никитович Троян. Он носит фамилию матери. Сейчас он военный. После смерти отца кто-то на самом верху настоял, чтобы Эдик пошел по военной линии. А еще у Нины Тарасовны есть дочь — Светлана. Был у Никиты Сергеевича помощник такой Аралов, непримечательный тип, серая личность. Так Никита Сергеевич настоял, чтобы он оформил брак с Ниной Троян. Вначале это было сделано фиктивно. А потом, как часто бывает, фикция переродилась в реальность… Они стали мужем и женой. Аралова назначили республиканским министром, и они переехали от нас в дом Совмина.
— И вы встречаетесь с Ниной Троян? — спросил я.
— Бывает, но не часто. В основном — когда у нее неприятности. Тогда Нина звонит мне, открывает душу, жалуется на судьбу. Вот, как недавно, когда сняли ее мужа с министерского поста. Впрочем, не его одного. Новая метла по-новому метет… С вами, кстати, товарищ юриспрудент, интересно беседовать, не оставите телефончик? Может, еще побеседуем…
— Конечно, Семен Яковлевич, о чем речь. С удовольствием.
— Замечательно! — обрадовался Полонский, записал мой домашний телефон и, попрощавшись, засеменил по аллейке, ведущей в проходной двор.
Итак, Светлана — сестра Трояна. Троян — побочный сын опального главы правительства, Светлана — дочь опального министра, брошенная мужем ради дочери нового генсека. Мой приятель из института Международных отношений сказал: «Она хотела убить Белова, но вместо этого вышла замуж за маршала Агаркина». Нет, не вместо, а для того, чтобы расправиться с предавшим ее мужем, а заодно и с его новой семьей, вышла она замуж за маршала. Альянс реванша и жажды власти. Командует всем сам Агаркин. «Сталин» — это он, несомненно. Троян — исполнитель, Светлана — вдохновитель и помощник. Но несмотря на эти открывшиеся мне коллизии человеческих судеб, меня нисколько это не тронуло. Пусть жрут друг друга, пусть дерутся за власть, за овладение ускользнувшим от них троном — я не злорадствовал от знания гибельной тайны Троян-Беловой-Агаркиной. Что мне, Александру Турецкому, до того кто будет на самом верху. Для меня ничего не изменится. Так же, как и для моей матери. Для Меркулова. Для Ирины. Но по долгу службы я обязан раскрывать преступления, совершенные во имя уязвленного самолюбия, тупого тщеславия, всесильной власти, — поэтому я буду страховать Женю Жукова при встрече с Трояном в манеже сегодня вечером, а пока что мне надо поставить последнюю точку в «моем следствии». И с этой целью я иду к Пушкинской площади на переговорный пункт и отыскиваю в телефонной книге номер телефона неоднократной чемпионки и рекордсменки мира и Европы…
