Реджинальд Хилл - Детская игра
— А Клифф?
— Он перестал говорить об отце, хотя, безусловно, не перестал о нем думать. Мы не обсуждали с ним это. Он бросил школу, но работать не пошел. Я понимаю, конечно, в наше время трудно найти работу, но он даже и не искал. Он просто стал уезжать в Западный Лондон и возвращался, когда хотел. Я не знаю, что Клифф делал там, и не хочу этого знать. Но думаю, у него водились деньги. В конце концов мы поссорились, он забрал свои вещи и ушел из дома. После этого я его больше не видела…
— Когда это случилось, миссис Хорнсби?
— Года два назад, не позже. Я сказала, что больше не хочу его видеть. И я действительно не хотела видеть его — по крайней мере, не в таком виде, как теперь.
Она вновь заплакала и промочила слезами свой платок. Дэлзиел достал большой носовой платок и протянул ей.
— На сегодня достаточно, дорогая. Мы заказали для вас номер в хорошем отеле. Почему бы вам не поехать туда с нашей девушкой и не отдохнуть хорошенько? Может быть, попозже мы еще поболтаем и выпьем по паре кружечек пива, а?
Эта перспектива, кажется, обрадовала ее. Старая Леди вновь принялась прихорашиваться и приводить в порядок свой костюм.
— А та открытка, которую получил Клифф? Вы не помните, откуда она пришла? — вдруг подал голос Уилд.
— Я не совсем уверена, но, по-моему, с Севера. Может быть, из Йоркшира? Да, кажется, на открытке было написано «Йоркшир». — Миссис Хорнсби улыбнулась Уилду, будто обрадовавшись тому, что сержант заговорил. Но на лице Уилда снова появилось отчужденное выражение, он снова погрузился в свои мысли.
Хозяин бара открыл двери, выпуская женщин, выждал минуту и с надеждой посмотрел на мужчин. Дэлзиел показал на свой пустой стакан и поднял два пальца.
— А теперь, солнышко, — обратился он к Уилду, — давай потолкуем с тобой!
Уилд молчал, пока хозяин не принес виски и не отошел от них на такое расстояние, откуда не смог бы услышать разговор. Тогда он одним залпом проглотил свою порцию виски. На лице Дэлзиела было столько же сочувствия, сколько на тюремной стене.
«Я и не нуждаюсь в сочувствии, — напомнил себе сержант. — Мне нужно мое право быть самим собой!» Уилд представил, какое впечатление могли бы произвести на Дэлзиела его мысли, вздумай он поделиться с ним, и почувствовал, как его решимость убывает. Как ни крути, Дэлзиел внушал ему ужас! Словно перед ним в зримой форме предстало все презрение, оскорбления и издевки, которым могла подвергнуть его полицейская система. По крайней мере, начинать с признания Дэлзиелу означало начинать с самого худшего.
Глубоко вздохнув, Уилд произнес:
— Я хочу сказать вам… Я — гомосексуалист…
— Ага, — буркнул суперинтендант. — Но ты ведь не сегодня это обнаружил, не так ли?
— Нет, — смешался Уилд. — Я всегда это знал.
— Ну, тогда все в порядке, — невозмутимо сказал Дэлзиел. — А то я бы волновался, если бы не предупредил тебя об этом.
«Я, наверное, не понимаю, что он говорит, — подумал Уилд в полном замешательстве. — А может, он не понял меня?»
— Я — гей! — воскликнул он с отчаянием. — Я — извращенец!
— Ты можешь быть хоть масоном — мне плевать на это! Но о повышении тебе придется забыть, если только этим будет забита твоя голова.
Уилду потребовалось время, чтобы наконец осознать слова Дэлзиела.
— Вы знали? — спросил он недоверчиво. — Как? Когда вам стало известно? А кто еще знает?
— Видишь ли, не все такие умные бестии, как я, — скромно сказал Дэлзиел. — Послушай, Уилди! Что ты мне здесь пытаешься доказать? Что ты гомик? Ну так я знал об этом чуть не с первого дня, когда ты пришел в отдел расследования! Но ведь это не мешает твоей работе — так же как ссоры мистера Паско со своей женой или неумение Сеймура затащить в постель эту ирландскую девицу не имеют никакого отношения к их работе. Единственный раз я забеспокоился, когда ты места себе не находил из-за того, что констебль Сингх получил травму. Поэтому-то и позаботился, чтобы его перевели в другое место — от греха подальше.
— Вы негодяй! — В Уилде постепенно нарастала ярость. — Что, черт побери, вы о себе вообразили? Я что, должен благодарить вас за все это?
— Ты волен, сержант, поступать так, как тебе заблагорассудится. Единственное, что тебе запрещается, — неподчинение начальству. Придется объяснить тебе кое-что. Кто ты — твое личное дело. Но все, что касается твоей работы, это уже мое дело! Все, что я хочу услышать от тебя, — отражались ли твои отношения с этим парнишкой, Шерманом, на твоей службе, и если да, то как? Так что выкладывай?
Ничего другого, кажется, не оставалось. Уилд рассказал, как все было, с самого начала, не пропуская ничего, но ничего и не добавляя. Когда он закончил, Дэлзиел восхищенно воскликнул:
— Ей-богу, сержант, ты лучший составитель рапортов из всех, кого я когда-нибудь знал! Какое это слово употребляет Паско, когда говорит о твоих рапортах? Прозрачные! Вот-вот: прозрачные! Ну что ж, теперь, когда мы все знаем, скажи-ка мне, какие незаконные действия ты совершил во всей этой истории?
Уилд немного подумал.
— Ну, я утаил информацию… Нарушил полицейские правила, действовал непрофессионально и некорректно…
— Это, так сказать, состав преступления. Тут мы еще разберемся. Но сначала поговорим о мальчишке. Тебе он нравился?
— Он мне начинал нравиться, — выговорил Уилд тихо. — Я нашел его очень привлекательным. Он был молод, полон жизни, и… не знаю, как это сказать — по своему смелый. По крайней мере, он имел мужество быть тем, кем он был. Думаю, Клифф считал, что я достоин презрения. Хватало в нем и малопривлекательных черт, не без этого. Я не был слепым. Когда он ушел, я подумал: «Вот и хорошо! Конечно, мне сейчас больно, но все уже позади. Боль уйдет, я выдюжу». И тут вдруг узнаю, что он мертв. — Голос Уилда становился все тише, пока не затих совсем.
— Успокойся, парень, — сказал Дэлзиел, — может, тебе будет легче, если я кое-что скажу. Судя по тому, что ты рассказал и что сообщил мне замначальника полиции, твой юный Клифф проследовал из твоей квартиры прямо к телефонной будке и позвонил в «Челленджер», чтобы договориться о встрече и выдать тебя сегодня утром.
Уилд медленно покачал головой.
— Нет, — с горечью вымолвил он, — это нисколько не поможет.
— Тогда извини, что сообщил тебе это. Ладно, друг, посиди здесь и пожалей себя. А я пока сделаю пару звонков.
Дэлзиел подошел к автомату и позвонил в участок. Сначала он попросил дежурного соединить его с Вэтмоу. Тот, казалось, не обрадовался, услышав голос своего подчиненного. Не был он в восторге и от того, что сообщил ему суперинтендант.
— Убитый, вероятно, и есть тот самый парень, что звонил в «Челленджер», как вы думаете?
— Вроде так…
— А удалось вам выяснить подробности его заявления? — осторожно спросил Вэтмоу.
— Насколько я понял, он ничего не сказал и не оставил никаких записок, — солгал толстяк. Но, сэр, я хочу знать, кто тот репортер, с которым он должен был встретиться. Мне нужно поговорить с ним.
— Это Волланс. Генри Волланс, — ответил Вэтмоу после паузы. Дэлзиел представил себе, как Вэтмоу просчитывает, будто щелкает в мозгу костяшками счетов, все выгодные и невыгодные последствия того, что он сейчас скажет. — Да, вы должны поговорить с ним, я тоже так считаю. Но будьте осторожны, Энди. А я переговорю с Айком Огильби. Мы не должны спешить в этом деле с выводами. Вы понимаете?
— Угу, — пробурчал Дэлзиел. — Соедините меня снова с дежурным.
Теперь он попросил к телефону Паско и выяснил, что тот только что вошел в участок. Через открытую дверь бара он заметил, что Уилд встал из-за стола. Суперинтендант быстро проговорил в трубку:
— Слушай, Питер, я хочу встретиться с репортером из «Челленджера», его зовут Волланс. Ты сможешь отыскать его для меня?
— Генри Волланс? Я говорил с ним в Олд-Милл-Инне полчаса назад, — отозвался Паско. — Ладно, я разыщу его. А в чем дело?
— Извини. Должен идти. Встретимся через полчаса. — Дэлзиел положил трубку и направился к Уилду, который медленно шел к выходу.
— Все в порядке? — спросил он добродушно. — Хорошо, давай-ка заедем к тебе домой и покопаемся там.
Лицо Уилда окаменело.
— Покопаемся? Вы что, думаете, я замешан в убийстве?
Дэлзиел склонился к сержанту.
— Слушай, парень, я мог бы арестовать тебя на неделю для расследования того, что ты мне сообщил!
— Да, я знаю. Но…
— Никаких «но»! Я мог бы арестовать тебя и арестую, если мне вздумается! Во всем этом деле ты сделал одну очень умную вещь — поговорил со мной! А теперь сделай еще одну умную вещь: заткнись и отвечай только на мои вопросы. Вопрос вот какой. Как показало обследование, Шерман имел половое сношение примерно за двенадцать часов до убийства. Не с тобой ли?
— Да…
