Донна Леон - Неизвестный венецианец
Грави замолчал, думая, что он сильно удивил полицию, сообщив, что покупатель был мужчина.
— Мужчина? — услужливо спросил Брунетти.
— Да. Он сказал, что туфли нужны ему для карнавала. Но карнавал будет только в будущем году. Мне тогда показалось это странным, но я хотел сбыть туфли, потому что атлас на одном каблуке немного порвался. На левой туфле, если не ошибаюсь. Из-за этого они шли со скидкой, и он их купил. Пятьдесят девять тысяч лир, а полная цена была сто двадцать. Очень удачная покупка.
— Очень удачная, синьор Грави, — поддакнул Брунетти. — А вы бы узнали свои туфли, если бы увидели?
— Думаю, узнал бы. Я написал цену на подошве одной туфли. Может быть, та надпись еще цела.
Повернувшись к Вьянелло, Брунетти сказал:
— Сержант, принесите туфли из лаборатории. Я хочу показать их синьору Грави.
Вьянелло, кивнув, вышел. Пока его не было, Грави развлекал Брунетти рассказами о своем отпуске, говорил, какая чистая вода в Адриатике, если забраться подальше на юг. Брунетти слушал и улыбался, когда было нужно, едва удерживаясь, чтобы прежде идентификации не попросить Грави описать человека, который купил туфли.
Вскоре вернулся Вьянелло с пластиковым пакетом, где лежала пара туфель. Он отдал пакет Грави, но тот даже не стал вынимать их, а только перевернул подошвами вверх. Взглянув на них поближе, он улыбнулся и протянул пакет Брунетти:
— Смотрите, вот она — цена со скидкой. Я специально написал карандашом, чтобы, если кому надо будет, стерли. Но она еще здесь. — На подошве одной туфли слабо вырисовывались карандашные каракули.
Наконец Брунетти позволил себе задать вопрос:
— А вы могли бы описать того покупателя, синьор Грави?
Помолчав, Грави спросил подобострастным тоном, выражавшим крайнее почтение к работе государственных служб:
— Комиссар, позволите ли узнать, почему вас так интересует этот человек?
— Мы полагаем, что вы можете предоставить нам важную информацию, которая окажет существенную помощь расследованию, проводимому нами в настоящее время, — уклончиво ответил Брунетти.
— Ах, понятно, — сказал Грави, подобно всем итальянцам, привыкший ничего не понимать в заявлениях властей. — С виду он был чуть моложе, чем вы, темные волосы, без усов. — Услышав свои собственные слова, Грави, должно быть, догадался, что это не очень-то точное описание, и добавил: — Обычный человек, ничего особенного. В костюме. Не высокий и не низкий — средний, в общем.
— Мне бы хотелось, чтобы вы взглянули на фотографии, синьор Грави. Может быть, это поможет вам опознать его.
Грави широко улыбнулся: ну все как по телевизору.
— Конечно.
Брунетти кивнул сержанту, тот вышел и быстро вернулся, неся две папки фотографий, среди которых был и снимок Мальфатти.
Грави взял у Вьянелло одну папку и, положив ее на стол Брунетти, открыл и принялся рассматривать фотографии. Взглянув на снимок, он переворачивал его и откладывал в другую стопку. Вьянелло и Брунетти следили за ним. Фотографию Мальфатти он тоже перевернул и отложил. И так пока в лапке не осталось фотографий. Отложив последнюю, он поднял глаза и сказал:
— Нет, здесь его нет. Даже ничего похожего.
— Может быть, вы еще что-нибудь вспомните, синьор Грави?
— Я же говорю вам, комиссар: мужчина в костюме. А эти все, — он указал на стопку фотографий перед ним, — все уголовные рожи. — Вьянелло и Брунетти переглянулись: среди прочих там были трое полицейских, один из них Альвизе. — А тот был одет в костюм, — еще раз повторил Грави. — Он был обычного вида, нормальный человек, как мы все. Такой, что ходит каждый день на работу в офис. И он говорил как образованный, а не как уголовник.
Наивность Грави заставила Брунетти на секунду усомниться в том, что он итальянец. Вьянелло подал ему вторую папку с фотографиями, поменьше.
Грави снова стал перебирать снимки. Когда очередь дошла до фотографии Раванелло, он взял ее в руки и спросил Брунетти:
— А это банкир, которого вчера убили, Да?
— Это не он покупал туфли, синьор Грави?
— Нет, конечно нет. Если бы это был он, я бы сразу вам сказал. — Он снова поглядел на фотографию — студийный портрет, взятый из проспекта, где были собраны фотографии всех служащих банка. — Это не он, хотя и похож.
— Похож, синьор Грави?
— Ну да, такие носят костюмы с галстуками, и обувь у них всегда дорогая и начищена до блеска. Белоснежная рубашка, стильная прическа. Банкир, короче.
На мгновение Брунетти перенесся в детство, ему снова было семь лет, и он стоял на коленях рядом с матерью у алтаря в их приходской церкви Санта-Мария-Формоза. Его мать возвела глаза к алтарю, перекрестилась и страстным шепотом, полным веры и мольбы, запричитала:
— Мария, матерь Божия, ради Сына твоего, что принял муки за нас, недостойных грешников, только один раз сделай, как я прошу, выполни мою единственную просьбу, и я до конца дней своих не попрошу у тебя сверх той милости, что ты даруешь нам…
Это обещание он слышал потом не единожды в разных местах, ибо, как все венецианцы, синьора Брунетти всегда возлагала надежды на влиятельных знакомых из высших сфер. В сотый раз жалея, что он неверующий, Брунетти молился про себя.
Однако синьор Грави тоже требовал внимания.
— К сожалению, у нас нет фотографии человека, который, возможно, и купил эти туфли, но если бы вы согласились пройти со мной туда, где он работает, чтобы взглянуть на него воочию, мы были бы вам чрезвычайно признательны.
— То есть вы предлагаете мне поучаствовать в расследовании? — по-детски обрадовался Грави.
— Да, если вы не против.
— Разумеется, комиссар, я буду рад помочь вам чем только смогу.
Брунетти встал, и Грави вскочил со стула. По дороге Брунетти объяснял, что нужно делать. Грави не задавал вопросов, молча довольствуясь отведенной ему ролью патриота, помогающего полиции раскрыть преступление.
Когда они пришли на кампо Сан-Лука, Брунетти показал ему подъезд, где был офис Сантомауро, и велел погулять пять минут или выпить чего-нибудь в кафе «Роза Сальва», пока он сам поднимется наверх.
Брунетти поднялся по знакомой лестнице и постучал в дверь офиса. «Avanti», — крикнула секретарша, и он вошел. Секретарша сидела за компьютером. Увидав его, она вскочила со стула, будто подброшенная в воздух пружиной.
— Прошу прощения, синьорина. — Брунетти поднял обе руки, надеясь, что она примет сей миролюбивый жест во внимание. — Мне нужно поговорить с адвокатом Сантомауро. Я из полиции.
Девица, казалось, не слышит. Она смотрела на него, разинув рот в виде буквы «О» — не то от страха, не то от изумления, — Брунетти так и не понял. Очень медленно ее рука протянулась к столу, и палец нажал кнопку вызова. Так она и стояла — прижавшись к стене и глядя на Брунетти дикими глазами — и давила на кнопку, пока дверь в кабинет не распахнулась и на пороге не появился Сантомауро. Вначале он увидал свою секретаршу, остолбеневшую, точно жена Лота, потом заметил у дверей Брунетти.
Его гнев воспламенился мгновенно.
— Что вы здесь делаете? — заорал он. — Я же звонил вице-квесторе и просил его оградить меня от ваших вторжений. Вон отсюда! Я не потерплю издевательств. Да я вас…
Тут он замолчал, прерванный появлением еще одного посетителя — небольшого роста, в дешевом летнем костюме, — который возник из-за спины Брунетти. Сантомауро не узнал его.
— Ну-ка, убирайтесь оба в свою полицию, — снова заорал он.
— Вам знаком этот человек, синьор Грави? — спросил Брунетти.
— Да, знаком.
Сантомауро перестал орать, хотя по-прежнему ничего не понимал.
— Кто же этот человек, синьор Грави?
— Это тот человек, который купил в моем магазине туфли.
Брунетти обернулся к Сантомауро, у которого, кажется, начало проясняться в памяти.
— Какие же туфли он купил, синьор Грави?
— Пару красных женских туфель. Сорок первого размера.
Глава тридцать первая
Сантомауро сломался. Брунетти наблюдал такое не впервые, поэтому ему не составило труда понять, что происходит. Когда Сантомауро поверил, что опасность миновала, когда обвинения Мальфатти не сработали и полиция за ним не пришла, когда он расслабился — вдруг откуда ни возьмись вылезает этот Грави, будто и в самом деле с неба сваливается, и уже нет ни времени, ни сил придумать объяснение тому, зачем ему понадобились эти туфли.
Вначале он кричал на Грави, чтобы тот выметался, но Грави настойчиво твердил, что Сантомауро и есть покупатель красных туфель, что хорошо его запомнил и узнает везде. Тогда Сантомауро вдруг боком повалился на секретаршин стол, закрывая руками грудь, будто хотел так укрыться от пристального взгляда Брунетти и от двух других недоумевающих взглядов.
— Это он, комиссар, тот самый человек, я абсолютно уверен.
