Иэн Рэнкин - Грешники и праведники
— Да, мы уяснили вашу позицию. Но это также даёт нам некоторую свободу говорить о нём откровенно. Разве нет?
Каттл взвесил эти слова, потом глубоко вздохнул:
— Время от времени ему поступали приглашения от инспектора Гилмура — на обед, на светский раут, на боксёрский поединок…
— Приглашения распространялись и на вас, профессор?
— Распространялись. Но я редко отвечал на них согласием.
— А профессор Доннер?
— Он гораздо дольше был знаком со Стефаном Гилмуром.
— И возможно, видел в нём друга?
— Не исключено, — согласился Каттл.
— Человека, которому можно иногда оказать услугу?..
— Я не стану дурно отзываться о покойном.
— Но вы знали, что такое случается?
Каттл сердито замотал головой.
— Ну хорошо, — не отступал Фокс, — тогда скажем так: у вас были кое-какие подозрения.
— Профессор Доннер был одним из самых выдающихся патологоанатомов в стране.
— Который не прочь был провести вечер в кругу чинов уголовной полиции. — Фокс перевёл взгляд на Ребуса. — Вы об этом знали?
— Нет.
— Это правда?
Ребус сжал челюсть.
— Да, — ответил он.
Один из спящих пробудился. Он подался вперёд и сказал Каттлу, как это замечательно, что у него опять посетители.
— Они уже уходят, — проговорил старик…
— Каков ваш дружок Стефан, а? — говорил Фокс Ребусу по пути назад на Уэстер-Хейлс. — Швыряет деньгами, приобщает профессора Доннера к красивой жизни…
— Он был щедрым парнем, — мечтательно сказал Ребус. Он вспоминал их сидения в пабах — Гилмур оставлял чаевые даже в самых занюханных забегаловках. Не говоря про клубы и рестораны.
Чтобы меня вспоминали здесь добрым словом, объяснял Гилмур. Бизнесу это только на пользу…
— Так что же, по-вашему, произошло? — спросил Фокс. — Принесли с собой фляжку в заднем кармане? Выставили Каттла из анатомички и залили алкоголь в желудок Кеннеди, чтобы всё выглядело так, будто тот вусмерть напился? Анализы крови дали бы другой результат, но их никто не взял.
— Вы хотите сказать, что он умер не от несчастного случая?
— Джон, — Фокс подался к нему, — мне кажется, я внятно говорю, что это было убийство. Его ведь сбросили с лестницы? Потому что Гилмур пришёл в бешенство от вердикта «вина не доказана». Но ему нужно было устроить всё так, чтобы это выглядело как смерть от несчастного случая. И тут очень кстати оказался сговорчивый патологоанатом. — Фокс помолчал. — Как вам — убедительно?
— Вы знаете, что в суде это не пройдёт. Вернее, до суда не дойдёт, потому что прокурор потребует доказательств — не гипотез и инсинуаций, но неопровержимых, веских фактов. А я таковых не вижу. Кроме того, если я правильно вас понимаю, вы считаете, что это и есть тот самый компромат, которым Сондерс мог шантажировать Гилмура. Но Сондерс не знал про Фила Кеннеди.
— Вы в этом уверены?
— Слушайте, вы же занимаетесь убийством Сондерса, вот вы мне и скажите — в материалах хоть раз упоминается имя Фила Кеннеди?
— Мы пока занимались только кругом недавних друзей и не трогали призраков из прошлого. Но если мы выложим всё это Шивон Кларк, то она, как мне представляется, увидит, что косвенные доказательства далеко выходят за рамки гипотез.
— А как насчёт инсинуаций, точнее, заведомой диффамации? Путь Стефана Гилмура — это потрясающая история успеха. Он притащит с собой целую свиту адвокатов и пиарщиков. Можете не сомневаться: Гилмур всё это выставит как политический заговор. Мол, кампания «Скажи, „да“» потеряла ключевую фигуру, поэтому кампания «Скажи, „нет“» должна лишиться равнозначной фигуры.
Фокс помолчал несколько секунд.
— Веский аргумент, — признал он наконец. — Но это ничего не меняет. — Он хлопнул ладонью по торпеде. — Чёрт, нужно было записать наш разговор с Каттлом!
— Нас же двое, — напомнил ему Ребус. — Каждый может подтвердить показания другого…
19
Шивон Кларк умирала с голоду.
Она приехала в управление на Феттс, чтобы отчитаться перед начальством: вступающий в должность глава шотландской полиции проявлял интерес к делу Стрельба пока ещё относилась к разряду чрезвычайных происшествий, и новый начальник не хотел, чтобы его пребывание на посту с первых же дней ассоциировалось с ростом вооружённой преступности.
Она встретилась с Ребусом и Фоксом в бургерной рядом с кинотеатром на Уэстер-Хейлс и, уплетая двойной чизбургер, рассказала о допросе Дина Гранта.
— Я согласна с Джоном, — подытожила она. — Типчик тот ещё, но про Сондерса ничего не знает.
— А у нас тоже появились новости, — сообщил ей Фокс. Еду он решил не брать, только прихлёбывал слабый чаёк, пока Ребус ел хрустящие луковые кольца в кляре.
— Слушаю, — сказала Кларк.
Фокс передал ей содержание разговора с профессором Каттлом и историю того давнего вскрытия. На середине рассказа зазвонил телефон Ребуса. Ребус посмотрел на экран и вышел из выгородки, в которой они сидели.
— Придётся ответить, — сказал он, поднося телефон к уху и направляясь к выходу — Стефан? — проговорил он, выйдя за дверь.
Тучи заволокли небо, грозя дождём со снегом. На улице стояли столики, за которыми никто не сидел. К окошку, обслуживающему автомобилистов, стояла очередь, по дороге двигался плотный поток машин, выезжающих из города. Для кого-то рабочий день уже закончился…
— Я слышал, вы загребли вышибалу, который приторговывал наркотой в каком-то баре.
— У новостей длинные ноги, — сказал Ребус, выковыривая кусочек лука из зубов.
— Вот и прекрасно — куда как более подходящий кандидат.
— Мы так не думаем.
— Немножко усилий с вашей стороны — и дело в шляпе.
— Ты хочешь, чтобы я списал убийство Билли Сондерса на любого, кто подвернётся, если он не в ладах с законом?
— Так ведь оно и было когда-то — мы не мытьём, так катаньем убирали шпану с улицы.
— С тех пор многое изменилось, Стефан. Но раз уж ты позвонил, позволь задать тебе вопрос.
— Только давай скорее — мне нужно возвращаться на поминки.
— Что это за история про Фила Кеннеди? До меня дошли слухи.
— Какие могут быть слухи об этом подонке? Он давным-давно помер.
— Точнее, за неделю до Дугласа Мерчанта.
— Неужели?
— Я помню, как ты радостно потирал руки, когда пришла эта новость.
— Ничего удивительного.
— Я тебе скажу, что тут удивительно: результаты вскрытия были подделаны.
— Подделаны?..
— Ты, помнится, носил при себе фляжку…
— У меня и сейчас фляжка в кармане. Ты к чему клонишь, Джон?
— Я клоню к тому, что ты хорошо постарался представить смерть Филипа Кеннеди как несчастный случай на почве пьянства.
— Поосторожней с такими обвинениями. А что говорит профессор Доннер? Подожди-ка… ведь его уже нет в живых?
— Но есть Дод Блантайр — он должен был видеть, как ты достал из кармана фляжку.
— Ты, похоже, сам наклюкался, Джон? Ещё немного, и расскажешь про розовых слонов…
— Вердикт «вина не доказана» — представляю, как ты взбеленился. Поэтому ты отправился к нему домой…
— Эй, приятель, полегче на поворотах.
— Мы разве были приятелями — мы с тобой?
— Мы были больше чем приятели — мы были святые Тайного завета.
— Но нашим евангелием был экземпляр Уголовного кодекса Шотландии. Такая большая чёрная книжка в кожаном переплёте с медными заклёпками. И мы все плевали на него, а потом долго досуха тёрли. Я-то, дурак, думал, это что-то вроде присяги, но я здорово ошибался — мы тем самым посылали закон ко всем чертям, потому что мы якобы лучше знаем, что делать. Мы же настоящие хозяева города…
— Безусловно.
— А Тайным заветом эта книжица называлась потому, что это ведь не слово Божье — законы пишет парламент, а значит, ими можно пренебрегать.
— Мы добивались неплохих результатов, если ты напряжёшь память.
— О да, результаты мы выдавали, но какой ценой? Мне кажется, мы всё ещё платим по счетам.
— Почему-то я не чувствую угрызений совести. С чего бы это?
— Да потому что для тебя никого не существует, ты никого, кроме себя, не видишь. Пока твои деньги приносят тебе ещё больше денег, весь мир может катиться к чёртовой матери.
Ребус услышал холодный смешок.
— Ты несправедлив, я вон даже пришёл на похороны своего политического врага.
— Не многовато ли врагов ты уже похоронил? Странная получается картина.
Молчание продолжалось довольно долго, наконец Гилмур сухо сказал:
— Мне пора возвращаться.
— Наслаждайся свободой, Стефан. Может быть, недолго осталось…
Ребус отключился и направился назад в выгородку, где Кларк уже закончила есть и теперь со страдальческим выражением на лице держалась за живот.