Николай Леонов - Улики горят синим пламенем
Гуров махнул на прощание и вышел.
* * *Мурад прохаживался перед самым большим аквариумом, установленным в самом центре Рыцарского зала. Перед ним навытяжку стояли два джигита, чем-то похожие на покойных Михо и Вахо. Мурад инструктировал их перед ответственным заданием:
– Запомните, ты, Абдулла, и ты, Насрулла. Здесь Москва, а не горный аул. А вы не бараны и не дикобразы, вы джигиты. Настоящие горцы. Идите и сделайте то, что я велел. Но имейте в виду, хоть мы и родственники, начинать из-за вас кровную месть я не собираюсь. Поэтому будьте осторожны. До вас здесь были Вахо и Михо. Они думали иначе. Они были бараны и дикобразы. Теперь их нет, а на их месте вы. Я верю в вас, ступайте!
Джигиты развернулись и бодро направились выполнять волю уважаемого родственника.
* * *Вечерело. Неяркое закатное солнце низко висело над горизонтом малиновым шаром. Гуров и Элеонора сидели на завалинке деревенского дома.
– Вот так все и было, – закончил Гуров свой рассказ.
– Спасибо, – сказала Элеонора.
– За что?
– За то, что приехал, и вообще за все. И Станиславу передай…
Они помолчали. Каждый думал о своем. Гуров полез в карман и достал толстый пакет.
– Что это? – спросила Элеонора.
– Думаю, деньги. Компенсация.
– От кого и за что?
– Какая разница? Будем считать, это за Алексея. Что-то вроде страховки.
– И ты думаешь, что я их возьму?
– Не вижу причин отказываться. Дурой будешь, если не возьмешь.
Элеонора подумала, но недолго. Протянула руку и взяла пакет.
– Давай. Дурой быть никому не хочется. Я тебя хоть и недавно знаю, но уже поняла, что ты плохого не посоветуешь. Извини, полковник. Я тогда наврала. Со злости.
– В смысле? – не понял Гуров. – Что ты имеешь в виду?
– Ну, насчет Клинта Иствуда. Ты не просто на него похож. Ты гораздо круче!
«А ведь все так хорошо начиналось», – в сердцах подумал сыщик.
– Ладно, мне пора. Поеду, – выдавил он.
– Как? – Элеонора растерялась. – А разве?..
– Нет, извини. Мне пора… Жена ждет.
Он поднялся и, не оборачиваясь, пошел к машине.
* * *Абдулла и Насрулла вернулись скоро. Под руки они волокли обессилевшего Николая Всеволодовича Ставрогина. Мурад сидел в своем любимом кресле, и джигиты швырнули Ставрогина к его ногам. Мурад посмотрел на бывшего партнера сверху вниз.
– А я ведь тебя предупреждал, что наступит время кормить рыбок. Зачем же ты меня не послушал?
– Я все объясню… Это все этот мент, сука! Он…
Мурад не стал дослушивать и махнул своим новым помощникам. Абдулла и Насрулла снова подхватили Николая Всеволодовича и потащили прочь из зала. Он знал, куда его волокут. К люку над большим аквариумом с пираньями. Он только тихо стонал, кричать у него не было сил.
Мурад с печальным вздохом, все-таки Ставрогин ему чем-то нравился, прошел к лифту и спустился в бильярдную. Здесь он немного постоял с бокалом коньяка, глядя на стаю страшных рыбок. Услышав наверху шум, Мурад Чингизович нажал клавишу.
– Нет! Не-е-ет! – Звуки не проходили сквозь толстое стекло, но и без звука было ясно, что кричит обреченный.
Вдруг Мурад Чингизович вздрогнул и встрепенулся.
– Э, что вы наделали, слушай! Часы из «Титаника» почему с него не сняли? Кто теперь за ними нырять будет, а?
И застыл, расстроенный.
* * *Стемнело. Гуров съехал с дороги на обочину и остановился. Вокруг расстилались необозримые поля. Полковник вышел из машины, задрал голову и посмотрел в бездонное звездное небо. Зябко передернул плечами – то ли от холодного ночного воздуха, то ли от нечеловечески прекрасного зрелища. Звезды здесь были не то что в городе – огромные и сияющие.
Сыщик сел на теплый капот машины и достал мобильник. Набрал номер Марии. Слышимость оказалась прекрасной, словно не в Европу звонил, а в соседний дом.
– Привет, Машка, – грустно сказал он. – Как ты там? Мне тебя не хватает.
Из трубки слышались веселые голоса, играла музыка. Мария не говорила, а буквально пела.
– Я в раю, Гуров! Ты не представляешь, как тут здорово! У нас закончился театральный фестиваль в Герцег-Нови, и завтра мы отсюда поплывем морем в Венецию. Я сейчас пью «Вранац», это такое красное сухое вино, очень приличное. И ем пршут. Это вяленый окорок. Вроде испанского хамона, только в тысячу раз вкуснее. Ах, Гуров, если бы ты был тут со мной! Да, чуть не забыла. Тут один продюсер хочет сделать про тебя многосерийный фильм. Я уже и с режиссером говорила. Он видит тебя этаким молодым Бельмондо в кепочке, кожаной куртке и джинсах. Для Станислава у него особых красок не нашлось, только язык. В фильме он будет говорить с украинским акцентом, вместо твердого «г» – «х». Как Брежнев. Так что скажешь?
– Бред сивого мерина. Стас твоего режиссера убьет, а я пальцем не пошевелю, чтобы спасти, – заверил жену сыщик. – А меня вообще может сыграть только один актер в мире. Это Клинт Иствуд. Так и передай своему режиссеру…
Разговор оборвался – деньги кончились.
Тут сыщик почувствовал, что ночной холод пробрал его до самых костей, и поспешно вернулся в машину. Он попытался проанализировать завершенное дело, но почувствовал, что засыпает.
Гуров спал. Но ровно через двадцать минут он проснется и поедет в Москву.
В Москву, в Москву – работать, работать и работать.
