Юрий Козлов - Кайнокъ
Пирогов поразился его щепетильности, но не подал вида.
— Пошли, — сделал нетерпеливый жест, будто смахнул с крыльца кого-то.
Потупясь, вобрав голову в плечи, Якитов шагнул за ним.
— Куда мы идем? — спросил. — Если домой, так я не пойду.
— Вот как? Почему же?
— А это никого не касается.
Он проводил Якитова в глубь двора к дощатому «скворечнику».
— Нуждаетесь?
— Другому некому, что ль? Сам в сортир водишь.
— Вы у нас высокий гость.
— Напоминаю, я сам пришел.
— Потому я и называю вас гостем.
На обратном пути они не перекинулись ни словом. Уже из-за порога брюсовской «кельи» Федор попросил:
— Не надо меня всей деревне показывать. Увезите в область. У вас ведь нет военного трибунала. А вина моя не нуждается в доказательстве.
— Куда вы торопитесь?
— Я же сказал, мне перед собой позору не обраться.
— А может, тайну бородача хотите быльем покрыть?
— Слушай, лейтенант… Я — трус, дезертир. Но… Зачем же ты так… Человек накормил меня. Последнее отдал по душевной простоте своей. А ты предлагаешь выдать его.
— Благородство взыграло. «Последнее отдал». А где он взял ото последнее? Хлеб!.. Не на той ли машине, что стоит у дороги? Не угощал ли он вас мясом вашей собственной коровы?
— Он стар для таких подвигов.
— Однако он доковылял до Элек-Елани. И допустил укрывательство дезертира… Он нагнал на вас страху, а вы говорите — стар.
Повесил замок, проверил, — надежно ли? — пошел составлять рапортичку. Когда без минуты восемь к нему заглянула Ирина Петровна, текст был готов и дожидался ее. Потом Пирогов обошел отдел, заглянул в ленкомнату, толкнулся в запертую дверь угро. Вернулся к дежурной.
— Сколько же штыков у нас осталось?
Перед ним стояла Каулина и пришедшая сменить ее Ветрова. Та самая Ветрова, которая вчера днем выполняла обязанности оперативной дежурной, посыльной, допоздна принимала от руководителей учреждений запертые замки и пломбы, убеждалась в их надежности, исправности. Сегодня ей предстояло сесть за барьер до завтрашнего утра, выполнять десятки маленьких обязательных дел.
«Трудно им», — подумал Пирогов жалостливо. У Ветровой было малокровное утомленное лицо, и вся она была квелая, будто подвяленная. «Еще эти… женские штучки. Хотя бы сами регулировали очередность. Ткачук или Пестова. Лучше Ткачук.»
У входа в сером дождевике и платочке застигнуто переступала с ноги на ногу Астанина. Она появилась после восьми и испуганно ожидала выговора или, как говорила она, нагоняя. Уварова прямиком из дома ушла на пилораму.
Вот и все ударные силы! Все боевые штыки!
— Каулина, как сменитесь, останетесь за старшего. И за среднего и за младшего. В трех лицах, — сказал Пирогов. — Разрешаю отдохнуть в любом кабинете, но требую неотлучно находиться в отделе. Должны наконец подать голос Ткачук и Пестова. Это — раз. И два: ровно в девять разбудите Брюсова и вызовите его сюда. Он у меня дома.
Подумал, не забыл ли чего. Прошелся по комнате. Остановился перед машинкой.
— Одну минуточку, — сказала Ирина Петровна, закладывая под валик очередной лист бумаги и выравнивая верхний срез. — Читайте пока первый экземпляр.
Он пробежал глазами текст. Отмстил складные слова: вор — шофер, малявкой — явкой. Удивился легкости, с какой оказались они в официальной бумаге. Гмыкнул иронично: поэ-зия. Дождался, когда второй лист ляжет перед ним, поставил подпись и там и там.
— Ирина Петровна, — сказал нетвердо. — У вас дома есть картошка?
Она ответила быстро, будто последние дни они часто репетировали эту сцену.
— Есть, товарищ лейтенант.
— Одолжите нам… С Брюсовым… Штук по пять.
Глава двадцать девятая
Непчинов и Паутов начинали рабочий день со встречи. Паутов заходил к Непчинову, ему это было по пути в райисполком, и несколько минут они обменивались информацией, координировали свои планы на день, обговаривали действия. Они умели ладить, честно выходить из нередких затруднений. И при этом личные отношения их не были тесны и, пожалуй, откровенны, о чем можно судить по поведению их окружения, которое открыто тяготело к одной из сторон, не принимая другую. Пирогов старался быть между ними. Собственно, он поставлен был так своим особым положением и строго соблюдал свое место. Но где-то в глубине души он держал, точно наготове, предпочтение Непчинову, более открытому, прямолинейному, хотя и резковатому в суждениях. Паутов отпугивал его ряженьем «под мужика», которое не очень соответствовало положению предрика, хочешь не хочешь, наводило на размышление: каков же ты на самом деле…
Поэтому каждое утро, используя встречу Непчинова и Паутова, заглядывал Корней Павлович в райком, разговаривал и с тем, и с другим, предваряя специальные явки и вызовы в райисполком.
Вручив Непчинову и Паутову рапортички, Пирогов на словах подробней рассказал о событиях минувшего дня.
— Завариваешь ты кашу с этим шофером, — сказал Паутов. — Зачем он тебе нужен? Чтобы испортить статистику мокрым делом?
— Думаю, в действиях преступников как раз и был расчет, что мы затеем препирательство с соседями, вынудим их искать убийцу в своем районе. А они тут окопались. Доказательство до сих пор у своротка на Саранки стоит.
Непчинов был согласен с Пироговым. Интересовал его подробно Якитов.
— Пощады ему ждать не приходится. Осрамился он крепко. Разве что кровью можно смыть позор, — сказал Пирогов. — Но жалость у меня к нему. Оттого, наверное, что понимает он свое падение. Мучится. Не хочет, чтоб жена и дети видели его. Просит отправить скорее.
— Так отправь, — заинтересованно подсказал Непчинов.
— Еще разговор не закончил с ним. А пока у меня просьба. Для снятия Пустовойтова мне нужны три-четыре мужика. И телега большая.
Паутов встрепенулся. Люди, телеги — это прямо его касалось.
— Звони в Шуйский отдел. Раз не хочешь дело им отдать, пусть они тебе помощь окажут. Они ж молиться на тебя должны, простофиля ты, каких свет не встречал. Или — иди, собирайся сам. Я им сейчас шороху наделаю. Они раньше тебя прибудут на место. Скажи точнее, куда.
Когда он вернулся в отдел, там уже сидел Брюсов. Снова принимался дождь, но не лил, а капал редкими каплями, стихат и снова капал.
— От девчат ничего?
— Нет, товарищ лейтенант.
«Вот ведь прихватило. Прямо за яблочко! — подумал он. — Может, прав Паутов. Пусть трупом занимаются шуйцы. А ты беги воинство искать. Как бы худу не быть… Но ведь шуйцы никого не найдут у себя…»
Поманил Брюсова в кабинет.
— Вы мертвецов очень боитесь?
Брюсов растерялся, не понимая, куда клонит этот неуемный, будто двужильный милицейский парень с кубарями в петличках.
— И-извините… Я не совсем представляю…
— Вы мне нужны как свидетель. Как посторонний человек. Наконец как две дополнительные руки.
Кровь отлила от лица Брюсова.
— Когда я выходил из окружения, я видел всякое… Тут, конечно, не Харьков… Но я думаю, и я не тот, что до войны… Надо попробовать.
— Договорились. А теперь пойдемте, нас ждут к завтраку.
Когда они полчаса спустя вернулись, Ветрова доложила, что врач Бобков позвонил недавно, жаловался, что у него маленькая заминка получилась, что он выходит с минуты на минуту, пусть Корней Павлович не беспокоится.
Пирогов потускнел.
На деревянном крыльце бухнули сапоги. Точно кто-то сквозь толстый листвяк провалиться хотел, так околачивал с ног грязь. Это мог быть доктор. А мог и возчик из известкового карьера, приданный увезти тело Пустовойтова до Ржанца. Наконец почему бы не появиться Козазаеву, не сообщить, что они с Пестовой вернулись.
Дверь открылась и на пороге оказался Сахаров. Приглядевшись, он увидел в обшей комнате Пирогова, Брюсова, Ветрову, принял военную стойку, коснулся виска кончиками пальцев, громко гаркнул, будто перед строем.
— Всем — мое почтение. Не помешал?
— Это смотря что привело вас, — отозвался Пирогов.
— Дело у меня. Важнее важного… С глазу бы на глаз. — Показал пальцем на свою грудь и грудь Пирогова.
— Пойдемте. — Корней Павлович направился в кабинет. Старик вошел следом, стащил с головы кожаный картуз, смял его так, что он пузырями вздулся между пальцами. Зыркнул на карту, уставился на Пирогова.
— Заявление у меня для милиции. Для эн-ка-вэ-дэ. Ты уж у нас заступник о двух головах. — Кашлянул, снова покосился на карту, замолчал, не зная, как приступить к главному.
— Что-нибудь про шар вспомнили? — помог Корней Павлович.
— Шар? Эка, парень, старые дрожжи перебираешь. А я-то и думать забыл про них.
— Напрасно, — построжел Пирогов. — Делаю вам официальное напоминание: опишите подробно все, что вам известно — день, час, место, откуда и куда двигался… Кто видел шар еще?
