Фридрих Незнанский - Восточный проект
Однако и такое решение, кажущееся достаточно доказательным, нуждается в документальном подтверждении, иначе оно останется предположением, и не больше. А сами же доказательства находились… в губерниях.
Александр Борисович предполагал встретиться со всеми губернаторами, участвовавшими в том совещании. Он был уверен, что у них не будет причины скрывать свои взгляды на проблему «трубы», и доказательства своей правоты будут ими также приведены полностью. Все-таки, что ни говори, но, «болея» даже в большей степени за собственные карманы, они, тем не менее, оставались губернаторами территорий, на которых проживали миллионы людей, от воли которых зависело их собственное губернаторское будущее. Да еще как зависело! Вертикаль-то она вертикалью, но и требований масс не отринешь. Да и в местных парламентах почему-то нужного единодушия не наблюдалось. Так что, полагал Турецкий, не должны они сильно хорохориться. Свое личное достоинство соблюдать — это другое дело. Но на конфронтацию, на прямой конфликт они не пойдут, потому что догадываются: себе может оказаться дороже.
Имея это в виду, Александр Борисович и решил отправиться по губернаторам. Вызывать их всех к себе было бы тактически неправильно — народ не молодой, гордый, с норовом, и будь ты хоть трижды генерал, они себя все равно ставят выше.
— Значит, и обострять лишний раз не надо, — сказал Турецкий, — а мы люди не гордые, нам дело важнее…
Грязнов с ним согласился.
— Ты еще вот что, Слава, пока меня не будет, встреться со следователем Харченко и попытайся выяснить, по своей воле он так напортачил в деле или его заставили? Уговорили, упросили, приказали? Если последнее, то кто конкретно? Это может оказаться для нас важным. И еще, куда пропали вещественные доказательства, в частности пистолет, принадлежавший Сальникову? То есть то, что не попало в руки аварийной комиссии.
Турецкий уже тщательно изучил все материалы, собранные местными пинкертонами, отмечая для себя массу недоработок, недомолвок, нарушений в документировании и сборе доказательной базы. И это послужило причиной того, что никто из членов бригады краевой прокуратуры к дальнейшей работе уже в составе группы Генеральной прокуратуры Александром Борисовичем привлечен не был. Обижаются? Ну и хрен с ними, работать надо грамотно!
Грязнов и тут не возражал. Хотя и имел собственную точку зрения: речь тут все-таки не о неумении, а скорее о том, как бы самим себе головы не сломать. Иначе говоря, и невинность соблюсти, и капитал приобрести. Вряд ли кто-то из местных деятелей прокуратуры и милиции всерьез обиделся на то, что его фактически отстранили от продолжения расследования. Ну разве что сам прокурор или начальник ГУВД, да и то по причине личных амбиций, а не из государственной необходимости…
Сам же Вячеслав Иванович был по горло занят оперативной работой, да еще, ко всему прочему, приходилось обеспечивать безопасность своих кадров, ибо настойчивое внимание митрофановской компании к тому, чем занимались трое экспертов и Галя Романова, становилось все навязчивее. Армейские закамуфлированные автомобили типа джипов постоянно преследовали переданную для нужд экспертов Турецким — ему сейчас она была без надобности — «Волгу»: и «на яму», и «с ямы», и по городу. Не нападали, не таранили, не перекрывали путь, а просто, как привязанные, ехали сзади, действуя на нервы. И не без причины, между прочим, преследовали — грязновские эксперты Мануйлов и Мордючков обнаружили-таки важные улики «на яме», как ни старались их скрыть, точнее, уничтожить те, кто оказались первыми на месте падения самолета. А Сережа Мордючков, которого Грязнов с Турецким именовали не иначе как молодым дарованием, вообще превзошел себя — он таки отыскал среди обломков, сто раз перевернутых с одной стороны на другую, в затоптанной десятками ног земле, пистолетную гильзу от той пули, которую Настя Масловская уже извлекла из головы покойного Сальникова. И принадлежность пули к этой гильзе была Сережей доказана, оставалось немногое — обнаружить ствол, из которого пуля вылетела. Знали об этом преследователи или нет, неизвестно, но их постоянное висение «на хвосте» грозило главным образом тем, что нервы у молодого дарования могли сорваться, и у Сережи, по его выражению, «маячил впереди весьма нежелательный запой». Надо было срочно «разруливать» ситуацию.
Исходя из столь суровой необходимости, Вячеслав Иванович, который вовсе не лишен был определенных дипломатических талантов, поставил перед генералом Горбенко вопрос таким образом, что тот, сказав, что называется, «а» при первом посещении Грязнова, теперь просто обязан был сказать и «бэ».
— Слухай, Сидор Остапыч, — подделываясь под интонации начальника ГУВД, высказался Вячеслав, — на кой тоби це дило? Генеральная забрала следствие под себя, вот и заботы твои закончились, и ты никому ничего не должен. А с прокурором Зинченко мой Турецкий уже обо всем договорился: материалы вашего расследования теперь у нас, нам и головы ломать. Но если тебе посторонние всякие не мешали, поскольку ты в крае — большой хозяин — то к нам каждая, понимаешь ты… вша лобковая с советом лезет. И вот тут, Сидор, ты можешь, а говоря по старой дружбе, и должен мне помочь…
Иными словами, Горбенко оказался вынужденным выделить отделение спецназа при ГУВД в полное распоряжение Грязнова. Ну а уж как «ребятками» распорядиться, Вячеслава Ивановича учить не следовало.
Очевидно, встреча со спецназом Белоярского ГУВД не входила в планы наглых преследователей, и джипы исчезли, будто их никогда и не было. Оперативно оказались оповещены, однако…
На время отсутствия Турецкого Грязнов оставался в оперативно-следственной группе за старшего.
А совершить вояж по губернаторам именно сейчас Турецкого подвигло и еще одно обстоятельство. Государственная аварийная комиссия продолжала свою работу, не разглашая официально, как это и положено по закону, даже предварительные итоги своего расследования. И даже не то важно, что об этих результатах, которыми заинтересованные в сокрытии тайны катастрофы лица оперировали, по существу, уже открыто, «не было известно» руководителю бригады Генеральной прокуратуры Турецкому. Пикантность момента заключалась в том, что Александр Борисович, только один раз поговорив с председателем комиссии, доктором технических наук Станиславом Степановичем Леонидовым, сделал для себя однозначный вывод: этот тоже куплен.
Источая сплошные любезности и отдавая должное опыту Александра Борисовича, Станислав Степанович немедленно сослался на массу пунктов положения об аварийной госкомиссии, из которых следовало, что решительно никакими предварительными сведениями этой комиссии — до окончательного подведения итогов ее собственного расследования — следственная группа Турецкого располагать не может. А вот как только, так, что называется, сразу.
Александр ожидал такого ответа и, чтобы не остаться в долгу, дружески посоветовал доктору наук поторопить своих экспертов, а то, не ровен час, Генеральная прокуратура обскачет, опередит госкомиссию, утерев, таким образом, ей нос, что будет выглядеть в глазах общественности некрасиво и вообще черт знает как.
Доктор наук открыл рот, но сказано-то было, нужно подчеркнуть, в сугубо дружеском тоне, даже с юморком, так что и причины для обиды не имелось.
Тем не менее господин Леонидов после того разговора оскорбленно, а может, и обиженно молчал, а Турецкий его и не торопил. Только постороннему не были уже известны почти готовые выводы госкомиссии, и они отражали самую удобную точку зрения: ошибка пилотов. Славкины же эксперты вкалывали, как карлы, и предвидение Александра Борисовича, похоже, сбывалось. Следы даже и не одного, а нескольких взрывов были обнаружены на обломках обшивки самолета, хотя эксперты аварийной комиссии пытались, видимо, избавиться от них. Либо, что вероятнее, их заставили это делать. Не могут же быть сразу все сукиными детьми! Или все было гораздо проще: те молодцы, что ночью мотались в сторону места аварии, и постарались уничтожить, вероятно, компрометирующие их следы — недаром же свидетели в один голос утверждали, что слышали несколько взрывов, а позже те же «хлопцы в камуфляже» наглядно продемонстрировали им, к чему могут привести их показания.
Ну и пусть, рассуждал Турецкий, советуясь с Грязновым, до серьезного разговора с Найденовым время еще есть, в конце концов, начальнику Службы безопасности полетов будет о чем подумать, прежде чем принять и свое решение.
— Вот вернусь, — сказал он, — и примем жесткое решение.
Таким образом, временной люфт еще оставался, и Александр Борисович улетел в Иркутск, к ближайшему соседу белоярского губернатора. Улетел, никого из своих будущих собеседников не предупредив, чтобы те не вступили в сговор. Хотя, по идее, они могли это сделать уже давно.
