Алексей Макеев - Особый прием Гурова
– У того хоть какие-то представления о чести и порядочности были, а этот – полный отморозок! Честное слово, я, ей-богу, перекрестился, когда мне доложили, что его в перестрелке свои же кончили. А его, оказывается, Королев с Суржиковым пригрели. Так что головная боль нас ждет серьезная! Это еще та сволочь!
– Ладно, с этим ясно! А теперь по поводу Колобка – он что, совсем безбашенный?
– Да нет! – устало отмахнулся генерал. – Просто ему уже терять нечего – жить ему осталось всего ничего. А когда-то он красивым парнем был! Не хуже, чем Влад, только масть другая: голубоглазый блондин. Кстати, тоже из спортсменов. И звали его тогда Ари, сокращенно от ариец, в смысле, «белокурая бестия». А потом к нему какая-то серьезная болячка прицепилась, и стали его гормонами лечить – вот его и раздуло, как воздушный шарик, только и это не помогло. Диагноз он свой знает, о скором конце – тоже, вот и пустился во все тяжкие. Ему теперь сам черт не брат! Зато будет кому все оставить – Евгению. Они же с Фартовым еще со спортивной молодости дружили.
– А есть что оставлять? – вяло, исключительно для поддержания разговора, спросил Лев.
– Не то слово! – выразительно ответил Сафронов.
– Слушай, а ты действительно думаешь, что эти бандюки не станут мстить тем, кто Фартового на тот свет отправил? Что-то я сомневаюсь в их мягкосердечии.
– Шутишь? – удивился генерал. – Да я своему заклятому врагу не пожелаю той смерти, которая их ждет.
– Но ведь Боня заверил тебя, что никаких трупов не будет.
– Гуров! – Посмотрел на него, как на ребенка, Сафронов. – Понимать нужно буквально! Тру-пов, – выделил он, – действительно не будет.
– То есть они просто исчезнут, и все! – от неожиданности Лев даже остановился.
– В России каждый год столько людей пропадает, причем не самых худших, что еще несколько подонков общей картины не изменят.
– И ты так спокойно об этом говоришь?
– Лев Иванович! – Сафронов тоже остановился и повернулся к нему. – А чего хочешь ты? Они обо всем узнали не от меня и не от тебя! Сами! Положи руку на сердце и скажи, ты действительно верил в то, что они простят убийц Фартового? Нет, потому что ты не клинический идиот! Так что? Было бы лучше, если бы Соснина, Суржикова и всех остальных взрывали в машинах? Отстреливали снайперы? Расстреливали бы с мотоцикла из автомата, положив при этом еще кучу людей? Да, я мог бы выделить этим подонкам, ну, кроме Суржикова, конечно, охрану из своих сотрудников, только эту охрану положили бы вместе с ними. Ты потом приедешь из Москвы, чтобы смотреть в глаза матерям, женам и детям моих сотрудников и объяснять, что их близкие погибли, защищая жизни законченных сволочей? Нет, ты не приедешь! Это мне делать придется! Но возможен и другой расклад: Боня и другие наберутся терпения и будут ждать, чтобы не положить моих ребят. Предположим, они даже сумеют сдержать Колобка, что, вообще-то, проблематично – у того нрав крутой! Но! Порошин уходит в Москву, и это дело уже решенное! А Королев уже никогда не будет губернатором, потому что он на всю оставшуюся жизнь – калека! Ванька, его сын, без компромата – ноль без палочки! Иначе не стал бы он все эти беспорядки планировать. Видимо, решил потом миротворцем выступить и новым героем стать. Кстати, глупая это затея. Не в отца Ванька пошел, а в Любку – та привыкла все нахрапом брать. Скорее всего, она и здесь сына под локоток подталкивала.
– Но Королев может ему сказать, где тот находится, – напомнил Гуров.
– Лев Иванович! Мне о состоянии Королева несколько раз в день докладывают, так вот: будет чудом, если он когда-нибудь слова «мама» сумеет произнести, поэтому Ваньку в расчет брать вообще не стоит. Так вот! Когда Порошин уйдет, сюда назначат варяга, значит, все, кого привел к власти Королев, своих постов лишатся. А охранять безработных никто не разрешит! Миронов, во всяком случае, этого точно делать не будет, потому что если все, бог даст, закончится благополучно и я спокойно уйду на пенсию, то на мое место, как я и хотел, сядет именно он. А вот Суржикову это уже не светит.
– Но в Москве же, в нашем министерстве, есть Самсонов, – возразил Гуров.
– А еще в Москве живет один из людей Фартового, с которым уже наверняка связались. Так что жить Самсону от силы дня два, а Суржикову и того меньше! А вот теперь подумай хорошенько, проанализируй ситуацию и предложи мне свой вариант, а я послушаю!
– И проанализирую, и предложу! – пообещал Гуров. – Но ты почему-то забыл о доверенном человеке Королева, у которого хранится компромат. Он ведь вполне может пустить его в ход! Во всяком случае, Порошину, как мне кажется, именно он звонил! И тогда Порошин в лучшем случае останется губернатором области.
– А ты почитай в Интернете, что пишут о людях и повыше него. Там на них столько грязи вылито, что с этой не сравнить! И ничего! Где работали, там и работают! Вадима, может быть, и уберут – он мелкая пешка, хотя лично я бы его за такие дела своими руками придушил! Колькиному родичу, конечно, кое-что выскажут, но не больше. Так что Колька, как всегда, просто перетрухал – он вообще трус по жизни страшный. Пострадают как раз остальные подонки, которых Вадим на это преступление и подбил. Братки? Ну, ты Шварца видел. Ему из шара кубик сделать – раз плюнуть. Он это дело так вывернет, что Королева еще и в сокрытии преступлений обвинят. А по поводу доверенного лица… Знаешь, я даже не могу представить себе человека, который, зная Васькину репутацию, согласился бы на подобную роль. Это должен быть или очень глупый, или очень преданный, или очень наивный человек. А таких в окружении Королева нет.
– Скажи, а почему ты так с Порошиным носишься? – спросил Гуров. – Я уже давно заметил, что все на него собак спускают, а ты один его защищаешь.
– Потому что наши бабушки – родные сестры, и мы, соответственно, троюродные братья, нас с ним каждый год к ним в деревню отправляли.
– Знаешь, когда я ехал сюда, жена сказала, что я отправляюсь в Зазеркалье, – вздохнув, устало произнес Лев. – А вот сейчас мне кажется, что я попал в какой-то наш отечественный, наспех сляпанный, второсортный сериал, которыми сейчас все каналы забиты. Ей-богу, временами тошнить начинает!
– Гуров! Ты попал в самый обычный небольшой, хоть и областной, провинциальный город, где все смешалось в одном котле: родственники, любовь, ненависть, ревность, предательство, измены и все остальное. В Москве эта каша разбавлена так, что одна вода осталась, потому что масштабы несравнимо большие, а вот у нас она такая крутая! И мы в ней варимся! А вот если бы тебе когда-нибудь пришлось в деревне работать, где все жители обязательно кем-то друг другу приходятся, так там такой крутой замес, что его и оглоблей не провернешь! И вообще, мы сегодня спать будем или нет?
– Да, конечно! Пошли! Только в номере о делах говорить не стоит, – предупредил его Лев.
– Береженого, конечно, и бог бережет, но лично я туда ничего ставить не приказывал, – заметил Олег Александрович.
Войдя в номер, они разделись буквально на автомате, рухнули на кровати и мгновенно провалились в сон – спать им оставалось совсем чуть-чуть.
Среда
Выспавшийся предыдущей ночью Гуров чувствовал себя более-менее сносно, а вот Сафронова ночью разбудил телефонный звонок, после которого он уже не мог заснуть и только под утро задремал. Жалея его, Лева быстро привел себя в порядок, а потом осторожно потряс его за плечо:
– Олег! Ты хоть в душ сходи!
– А? Да! Щас! – бормотал тот.
Не выдержав, Гуров побрызгал на него водой, и Сафронов наконец открыл глаза.
– Я говорю, в душ сходи! Легче станет!
Покивав головой, генерал пошлепал в ванную и вернулся оттуда действительно посвежевшим.
– Ну, побриться и переодеться я и на работе смогу, – сказал он.
Плотно позавтракав, они отправились в управление, и Гуров напомнил по дороге:
– Ты мне не забудь сделать копии допроса в полном объеме и того диска, где пытки, а я пока буду документы изучать.
Пройдя мимо дежурного, они разделились: Сафронов пошел к себе, а Гуров – к себе, и сел читать документы, но начал не с тех, что были подготовлены для Никитина, а с бумажки, которую сунула ему в карман старая воровка-карманница. Изучив ее самым внимательным образом, он перешел к официальным бумагам. И чем дальше читал, тем больше понимал, что столкнулся с тем наиредшайшим в своей практике случаем, когда действительно ничего сделать нельзя, что после пережитого ночью унижения от «братков» настроение ему не улучшило, а привело в самое настоящее бешенство. Стараясь сохранять спокойствие, он снова и снова анализировал все имевшиеся в деле факты и понимал, что у него в распоряжении только косвенные доказательства, а у Евгения за спиной – все «братки» области и такой прожженный адвокат, как Шварц, который, опираясь на их деньги, поднимет и в прессе, и на телевидении, причем центральном, такое цунами грязи против Королева и Багрова, что всю область смоет к чертовой матери! Что уж тут говорить о смуте? Но сдаваться Гуров все равно не собирался. Он вышел в коридор и заглянул в соседний кабинет.
