Ли Чайлд - Джек Ричер, или Без права на ошибку
– У тебя другой галстук, – заметила она.
Он опустил глаза и посмотрел на него так, словно видел впервые.
– И новый костюм, – продолжала женщина.
– Тебе нравится?
– Если бы мы сейчас перенеслись в девяностые годы, ты был бы неотразим.
Ричер ничего ей не ответил, и Нигли снисходительно улыбнулась:
– Значит, я была права.
– В каком смысле?
– Мисс Фролих завладела и вторым братом, так сказать, до кучи.
– Ты была уверена, что это произойдет?
– На сто процентов.
– С моей стороны все было добровольно.
Нигли еще раз улыбнулась.
– Я и не думала, что она умудрится изнасиловать тебя.
– Теперь ты станешь меня осуждать?
– Почему? Это твой выбор и твое право. Она очень мила. Кстати, я тоже, но ты никогда не обращал на меня внимания.
– А тебе бы этого хотелось?
– Нет.
– Вот в том-то и дело. Я предпочитаю, чтобы мое влечение приветствовалось.
– Но это в некоторых случаях уменьшает твои шансы.
– Изредка, – согласился Ричер. – И то не полностью.
– Очевидно, ты прав.
– Ты не одобряешь моего поступка?
– Да нет же, черт возьми! Ради бога, сколько угодно. Почему, как ты думаешь, я решила остаться в гостинице? Только для того, чтобы не маячить у вас перед глазами и не мешать ей.
– Ей? Неужели все было так очевидно?
– Я тебя умоляю!
Ричер молча принялся за свой завтрак. Он был голоден, а кофе с пирожком казались ему необычайно вкусными.
Особенно удался пирожок: с хрустящей корочкой и мягкий внутри. Он заказал себе еще один, после чего даже облизал пальцы, ощущая, как сахар и кофеин, попавшие в кровь, окончательно пробудили его и наполнили энергией.
– Так кто они такие, эти наши неизвестные? – спросила Нигли. – У тебя есть какие-нибудь мысли по этому поводу?
– Кое-что имеется, – откликнулся Ричер. – Но нужно хорошенько сосредоточиться. К тому же мне сперва нужно убедиться в том, что нас оставляют работать, а потом уже начинать напрягаться.
– Нас не оставят, – покачала головой Нигли. – Наша работа заканчивается после допроса уборщиков. А это само по себе – такая же трата времени. Ни за что на свете они не назовут нам имен и фамилий. А если что-то и скажут, то имена окажутся вымышленными. Самое лучшее, что удастся вытянуть из них, – это описание людей, которое, как мне кажется, тоже окажется расплывчатым и бесполезным.
Ричер кивнул и допил свой кофе.
– Пошли, – предложил он. – Обойдем квартал еще раз для очистки совести.
Они шли довольно медленно, насколько это было возможно при таком холоде. Все вокруг было тихо. В каждом переулке стояли машины городской полиции и Секретной службы и выпускали в воздух белые облачка выхлопных газов. Кроме этих облачков, ничто на улицах не перемещалось. Ричер и Нигли постепенно добрались до дома Армстронга с юга. Белый тент-переход оказался впереди и справа от них. Фролих вышла из машины и отчаянно махала им рукой, призывая побыстрей присоединиться к ней. Ричер и Нигли ускорили шаг и очень скоро оказались рядом с Фролих.
– План меняется, – тут же сообщила она. – Там, в Капитолии, возникли какие-то проблемы, и Армстронг отменил занятия с человеком из ЦРУ.
– Он уже уехал? – спросил Ричер.
– Да, как раз сейчас он в пути.
Фролих замолчала, и было видно, что она внимает голосу в наушнике.
– Он подъезжает, – сообщила она.
Женщина подняла руку и заговорила в микрофон:
– Отчет прослушала. Перехожу к оценке ситуации.
И снова затихла. Так прошло тридцать секунд, сорок.
– Порядок, – наконец выдохнула Фролих. – Он уже внутри.
– И что теперь? – осведомился Ричер.
Фролих неопределенно пожала плечами:
– Нам остается только ждать. Вот в чем заключается основная сложность моей работы. Постоянно приходится чего-то ждать.
Они приехали в офис и прождали все утро и половину дня. Фролих регулярно получала доклады подчиненных об обстановке. Ричер уже составил картину того, каким образом обеспечивается безопасность и охрана вице-президента в сенатском офисе. Городские полицейские в машинах дежурили снаружи Капитолия. Агенты Секретной службы занимали тротуары близлежащих улиц и переулков. У входных дверей стояли охранники, приписанные непосредственно к охране здания Капитолия, у каждого металлодетектора дежурил офицер, и еще несколько полицейских патрулировали коридоры. С ними ненавязчиво перемешивались агенты Секретной службы. Само заседание команды переходного периода проводилось где-то на верхних этажах, но по двое агентов все равно дежурили около каждой двери. Личные охранники Армстронга находились при нем неотлучно. По рации агенты докладывали Фролих о том, что день проходит как положено и никаких происшествий пока не случилось. Вице-президенту нужно успеть сделать множество дел: кого-то выслушать, что-то решить, и это было понятно. Ричеру пришло на ум расхожее выражение «комнаты, наполненные табачным дымом». Правда, в подобных зданиях уже давно запрещено курить.
В четыре часа они поехали в гостиницу Нигли, где сегодня должен проводиться прием для лиц, пожертвовавших деньги на предвыборную кампанию. Начало запланировано на семь вечера, а это означало, что для проверки здания с целью обеспечения безопасности оставалось целых три часа. По заранее подготовленному Фролих плану гостиницу должны были одновременно проверять два отряда: и в подсобных помещениях кухни внизу, и в эксклюзивных номерах пентхауса, двигаясь навстречу друг другу. Агентов Секретной службы сопровождали городские полицейские с собаками, методично и неторопливо обшаривая этаж за этажом. Как только этаж оказывался проверенным, двое полицейских оставались на своих постах в разных концах коридора с номерами, а третий занимал позицию возле лифтов и пожарной лестницы. Оба отряда, проверяющие этажи, встретились в шесть часов, и к этому времени в вестибюле и у входа в танцевальный зал уже установили переносные металлодетекторы. Кроме того, камеры наружного наблюдения подготовили к ведению записи.
– На этот раз проверяйте два документа, подтверждающие личность, – посоветовала Нигли. – Водительские права и, скажем, кредитную карточку.
– Не волнуйся, – ответила Фролих. – Как раз так я и собиралась поступить.
Ричер стоял у дверей танцзала и осматривал помещение. Хотя оно казалось достаточно просторным, все же тысяча гостей, которые в скором времени заполнят его, заранее вызывала у Ричера ощущение дискомфорта.
Армстронг вышел из своего кабинета и, спустившись на лифте в вестибюль, резко свернул налево. Затем толкнул дверь без таблички, которая выходила в коридор, ведущий к заднему двору. На мужчине был плащ, а в руке покачивался дипломат. В узком коридоре сильно пахло дезинфицирующими средствами, которыми обычно пользуются дворники. Армстронгу приходилось буквально протискиваться между выставленными вдоль стен картонными коробками.
Вдоль одной стены коробки были новыми, видимо только что привезенными. У другой складировалась уже использованная и измятая тара, ожидающая мусорщиков. Армстронг слегка повернулся боком, чтобы миновать кучу рваного картона. Держа дипломат за спиной, правой рукой он толкнул входную дверь и вышел наружу.
За дверью оказался крошечный квадратный внутренний дворик, открытый с северной стороны. Место выглядело отвратительно. Вентиляционные короба из луженой жести опоясывали стены здания на высоте человеческого роста. На уровне голени пролегали выкрашенные в красный цвет трубы противопожарной системы, снабженные медными переходниками. Неподалеку выстроились в ряд темно-синие мусорные баки, представлявшие собой металлические контейнеры размером с автомобиль. Чтобы выбраться в переулок, Армстронгу пришлось проходить мимо них. Первый и второй баки он миновал благополучно, но, когда поравнялся с третьим, его окликнул негромкий голос:
– Эй!
Повернув голову, Армстронг увидел мужчину, притаившегося в узком пространстве между контейнерами. Он успел заметить темное пальто, шляпу и какое-то жуткое оружие, направленное прямо на него. Короткое, толстое и черное, оно тут же исторгло кашляющий звук.
Это был пистолет-пулемет фирмы «Хеклер и Кох MP5SD6», снабженный глушителем, стреляющий в одном из режимов очередями по три патрона. В оружии использовался стандартный 9‑миллиметровый патрон «парабеллум». Боеприпасов пониженной мощности тут не требовалось, так как тридцать сопел глушителя гасили энергию пороховых газов и пуле сообщалась дозвуковая скорость. Скорострельность составляла восемьсот выстрелов в минуту, так что очередь из трех выстрелов укладывалась в одну пятую секунды. Первая из выпущенных очередей попала Армстронгу в центр груди, вторая – в лицо.
