Леонид Словин - Не называй меня майором...
Был, конечно, и верный способ результативного и быстрого допроса — ему обучали ребят из диверсинных групп.
Красивого этого породистого нигерийца ничего не стоило превратить в комок дикой боли и страха…
«Сломать кость и чуть постучать по ней…» — говорили те, кому приходилось к этому прибегать.
— Мосул Авье?
— Да, сэр… — Нигериец сверкнул белыми крупными зубами. — Это я.
Игумнову не пришлось вспоминать уроки английского, нигериец знал русский. Можно было приступить сразу.
— Мы тут трое. Я и мой друг. У нас личный вопрос… Чтобы задать его, мы искали тебя всю ночь. Тебе придется нам ответить. Как ты хочешь говорить? По-хорошему? По-плохому?
Голова в шапке-ушанке с опушенными наушниками качнулась:
— Да, сэр… По-хорошему.
Игумнов направил свет на Качана.
— Ты видел его ночью?
Он отвел фонарь чуть в сторону, чтобы свет не бил африканцу в глаза. Скуластое большелобое лицо нигерийца теперь ему было хорошо видно. Мосул Авье несколько секунд вглядывался в Качана, потом покачал головой. Он нервничал.
— Нет!
— Смотри ещё раз! — Игумнов снова повел фонарем.
Качан присел на ступеньку, раскинул руки по сторонам. Закрыл глаза.
Потом, подумав, расстегнул куртку…
Игумнов подсказал:
— Домодедово. Платформа…
Мосул Авье уже кивал: он вспомнил.
— Да, да. Видел.
— Он сидел?
— Да. На платформе
— Спал?
— Спал.
— Твои друзья подошли к нему, обыскали… Они осмотрели его карманы!
Нигериец живо мотнул головой:
— Нет, сэр! Это не мои друзья…
— А чьи? Коржакова?!
— Не знаю. Двое. Высокие, б е з к э п и… В куртках… Они стали его трясти. Потом расстегнули куртку. Обыскали…
— И…
— Сразу уехали.
— Марку машины запомнил?
— Это не машина. Электричка. Они уехали на последней электричке. Когда они садились, она уже отправлялась,…
— На Москву? — Нет, сэр… — Африканец был сама покорность.
«Прямо роман. „Хижина дяди Тома…“
Нигериец покосился на пистолет, который Игумнов все держал в руке.
— Электричка была из Москвы…
— Ты хочешь сказать… Уехали в сторону Каширы?!
— Да, сэр…
Этому не было объяснений.
Все вернулось на круги своя.
Мосул Авье обрисовал все так же, как и уборщик — отставник. Только тот не заметил, что похитители сели в поезд.
Они второй раз за эту ночь добрались до того же истока.
Игумнов убрал пистолет.
Видимо, все было так, как как говорил нигериец.
Во двор спустились вместе. Все трое. Внизу их ждал Коржаков.
Он никуда не ушел, с ним рядом стоял вооруженный Карпец.
— Уезжаем…
Игумнов, за ним Качан направились к машине. Мосул Авье и Коржаков двинулись следом в сопровождении Карпеца.
У машины Игумнов обернулся к задержанным.
— Свободны…
***
Он включил мобильник.
Все это время — пока они врывались в квартиру и потом, когда казалось — «вот-вот прорвемся!» — сотовый его оставался отключенным.
Установившуюся во дворе тишину сразу нарушил звонок.
— Слушаю…
Непонятно, кто, кроме дежурного, мог его сейчас разыскивать.
О доме он не подумал — звонить в этот час там было некому. Другие, кто работал с ним ночью, — Качан, Карпец, Цуканов — все были тут, рядом.
У телефона был советник генерала Ткачука полковник Холин.
— Доброе утро…
Он предпочел не называть ни имен, ни фамилий.
— Если позволите, я сразу перейду к делу…
— Да, так лучше… — Игумнов был весь внимание.
Разговор состоялся странный — повидимому, в санатории предполагали воззможное развитие событий и даже сделали единственный логически напрашивавшийся вывод.
— Я насчет пистолета Качана, который вы сейчас тихо разыскиваете…
Советник помолчал, выжидая ответную реакцию. Игумнов промолчал и Холин понял, что не ошибся.
— Хотим по-дружески предупредить. Его использовали в сегодняшней разборке. Из него застрелили лидера Видновской группировки. Никто пока об этом не знает… — Советник снова прислушался, Игумнов никак не реагировал. — Вы слушаете?
— Да.
— Все между нами. Просто хотели предупредить…
Игумнов не ответил. Это было бы настоящей бедой для Качана, для него самого.
Советник главы «Освальда» присовокупил пару ничего не значащих фраз. Закончил главным — для чего звонил:
— Мы надеемся на ответный жест и сотрудничество. Кстати, меня просят напомнить. Все обещанное за столом остается в силе, т о в а р и щ м а й о р. Прощаюсь…
И сразу раздался второй звонок.
Звонил дежурный. Он сообщал последние новости:
— Генерал Скубилин присылал на вокзал своего человека. Только-только спровадил…
— И чего он?!
— Не знаю. Чего-то выспрашивал насчет старшего инспектора МВД. Я и не слыхал такого…
— Может Черныха?
— Точно.
— И что там?
Дежурный почувствовал интерес, припомнил:
— Пристал: «Был ли ночью Черных на вокзале?»
— И что ты?
— «Не видел, не знаю!»
Игумнов чувствовал непонятную пока чужую интригу. Он машинально коснулся кармана, в котором лежали компроматы на Черныха — министерское план-задание, заведомо ложное заявление о придуманном разбое, расписка о получении удостоверения…
Все это следовало обдумать.
«Но не сейчас…»
— Мне никто не звонил?
— Звонили Качану. С линии. Но это без меня…
— А в связи с чем? Кто?
— Ничего не знаю. Может перезвонят…
— Может… — Игумнов почувствовал досаду.
«Закон подлости… Снова звонок Качану. Снова с линии. Неизвестно чей, неизвестно о чем. И этот тоже исчез в сливе…»
— Из Домодедова было что-нибудь?.
— Да. Они уточнили приметы…
— Нашлись свидетели?
— Преступник угрожал пистолетом Кириллычу. Бывшему нашему начальнику службы. Ты его помнишь. Он сейчас уборщиком…
— А приметы?
— Не ахти! За сорок, среднего роста. В пальто. Уголовник. В глаза не смотрит… Домодедовцы задействовали план «Перехват». У нас весь наряд уже в курсе. Закрыли платформы прибытия. Метро…
— Что за пистолет у него был ?
— Кириллыч видел близко. «Макаров»…
Игумнов достал сигареты. Дежурный только то, о чем ему звонил советник генерала Ткачука. Мосул Авье либо со своим сообщением о двоих б е з к э п и уехавших в электричке, что-то либо напутал, либо обманул.
«Пистолет попал в руки кого-то из участников разборки. И тот пустил его в дело…»
В этом случае в действиях Качана был состав преступления:
«Небрежное хранение, создавшее условия для использования другим лицом, если это повлекло тяжкие последствия…»
При таком раскладе, даже если пистолет найдется до утра, просто так поставить его на место, в пирамиду, уже не придется.
Дежурный мягко продолжил без перехода:
— Слушай, Игумнов…
Его занимало другое, близко касавшееся, — он потому и звонил Игумнову каждые несколько минут.
— Скоро мне передавать суточную сводку. Не забыл?
— Все будет. — Игумнов думал об этом не меньше, чем он сам.
— Да, Игумнов! Еще тебе звонила т в о я…
Речь зашла о Ксении.
— Она будет ждать в проходной на заводе. Ты в курсе?
— Знаю…
«Витенькины поминки…»
Игумнов посмотрел на часы.
Ночь закончилась. А с ней и погоня, и версии. Преследовать было некого.
«Все свободны. „Следствие закончено: забудьте…“
***
Почти не менявшаяся с годами, витькина мама — грубо размалеванная крупная блеклая женщина в пестром платье, с тонкими палками-ногами была уже на взводе. Душе её хотелось плакать, а хмель привычно тянул на средину — то ли дробить, то ли петь…
Ксения опаздывала.
— Пейте-ешьте, гости дорогие…
Как Игумнов и предполагал, за столом собралась разношерстная компания. Вахтерша-сменщица, дежурный электрик. Охранник из соседней проходной. К утру, как обычно, заехали несколько патрульных ментовских экипажей — молодые парни, постоянные ночные гости заводских проходных.
У сторожей и вахтеров для них наготове всегда был горячий чаек и продавленное кресло, чтобы подремать…
— Царствие ему небесное…
Игумнов выпил, не чокаясь.
По дороге они завезли Цуканова с африканцем в Склиф и там оставили.
Пока его заместитель объяснялся с токситологом , он и Качан прошли к знакомому врачу. Тот зарегистрировал их в реестре обратившихся в Институт Скорой помощи имени Склифосовского и прошедших тест. Теперь у обоих на руках были официальные справки. В них оба они значились абсолютно трезвыми.
Игумнов знал порядок: утром первым делом начнут с их проверки на наличие алкоголя …
— Пусть Земля будет ему пухом…
Из помнивших Витьку приехал только он и ещё Качан.
Да и кто, кроме них, знал, кто он был, Витька, на самом деле…
Для соседей — блатняк, ворина. Сидел за кражи, что совершал по-пьянке. Освобождался всегда «по половинкам» за примерное поведение.
