Юсси Адлер-Ольсен - Тьма в бутылке
Можно было видеть, как ржавый механизм у нее внутри сдвинулся с места и принялся производить подсчеты. Когда речь шла о кронах и эре, Вигга запросто могла просчитаться, но когда на кону оказывались числа с большим количеством нулей, она справлялась превосходно.
— Милый друг, — приступила она, а значит, этот раунд был проигран. — Такие вещи не решаются за вечерней чашкой чая. Возможно, когда-нибудь. Возможно, когда будет предложена сумма гораздо крупнее. Но кто знает, что ожидает нас в этой жизни?
Тут она совершенно некстати рассмеялась, и полная неразбериха вновь вернулась на круги своя.
Карл хотел собраться с силами и сказать, что они могли бы нанять адвоката, чтобы помочь разобраться в их ситуации, однако так и не осмелился.
— Но, Карл, знаешь что. Мы ведь одна семья, и мы должны поддерживать друг друга. Я в курсе, что вам с Харди, Мортеном и Йеспером нравится жить в Рённехольтпаркене, и было бы непростительным грехом разрушать вашу идиллию. Я все понимаю.
Он уже видел по ней, что через секунду последует удар под дых.
— Поэтому я решила пока оставить тебя и остальных в покое.
Легко было сказать. Ну, а что будет, когда этот «Куркумаль» устанет от ее непрестанной болтовни и носков домашней вязки?
— Но и ты в свою очередь должен оказать мне услугу.
Такая фраза, произнесенная именно этими устами, могла означать совершенно непреодолимые проблемы.
— Мне кажется… — успел вымолвить он, прежде чем был прерван.
— Моя мама очень хочет, чтобы ты навещал ее. Она так часто тебя вспоминает, Карл, ты по-прежнему ее любимчик. А потому я решила, что ты будешь заглядывать к ней раз в неделю. Договорились? Можешь начать прямо с завтрашнего дня.
Карл в очередной раз сглотнул. Вот что и впрямь может способствовать абсолютному пересыханию мужского горла. Мать Вигги! Эта совершенно особая бабенка, которой понадобилось четыре года на то, чтобы сообразить, что Карл и Вигга поженились. Женщина, живущая в твердом убеждении, что Господь создал мир исключительно для ее удовольствия.
— Да, да, Карл, я прекрасно знаю, что ты думаешь. Но она уже не так невыносима. Только если ей не перечить.
Карл тяжело вздохнул.
— Не знаю, получится ли каждую неделю, Вигга. — Он заметил, как черты ее лица молниеносно стали резче. — Но я постараюсь.
Она протянула ему руку. Так у них повелось, что он давал ей пять всегда, когда был вынужден соглашаться на то, что для нее являлось временным урегулированием ситуации.
Мёрк припарковался в переулке у болота Уттерслев и почувствовал себя очень одиноким. У него в доме наверняка кипела жизнь, но это была не его жизнь. На работе он тоже думал о другом. У него не было никакого хобби, спортом не занимался. Карл терпеть не мог тусоваться с плохо знакомыми людьми и не испытывал настолько сильной тяги к алкоголю, чтобы напиваться для бодрости духа в пивных барах.
И вот мужчина в тюрбане навострил лыжи и сразил наповал его почти бывшую жену за более короткое время, чем требуется, чтобы взять напрокат порнофильм.
Его так называемый сослуживец не проживает по тому адресу, который он указал, так что и с ним тоже не потусуешься.
Ясный пень, ему было хреново.
Карл медленно втянул воздух болотистой местности между вытянутых губ и вновь почувствовал, как по рукам побежали мурашки, а пот прошиб его насквозь. Неужели ему сейчас опять станет ни до чего? Уже второй раз за одни сутки.
Он болен?
Карл взял мобильник с пассажирского сиденья и долго смотрел на номер, выбранный из записной книжки, значившийся под именем «Мона Ибсен». Насколько опасное предприятие?
Просидев так двадцать минут и ощущая, как учащается сердцебиение, Мёрк набрал номер в надежде на то, что воскресный вечер не является табу для сотрудника психологической помощи.
— Здравствуй, Мона, — тихо произнес он, когда из трубки донесся ее голос. — Это Карл Мёрк. Я…
Здесь он собирался сказать, что ему плохо. Что ему нужно поговорить. Но он не успел.
— Карл Мёрк! — воскликнула она, явно не слишком расположенная к контакту. — А я после возвращения домой как раз ждала твоего звонка. Так что ты как раз вовремя.
Сидеть на диване у нее в гостиной, насквозь пропитанной женским ароматом, — это ощущение было сравнимо с тем, когда он во время школьной поездки в Тольне Баккер[28] стоял позади деревянных бараков, а длинноногая девочка засунула свою руку глубоко ему в штаны. Дьявольское замешательство, и в то же время дерзкое прикосновение к запретному и возбуждение.
А Мона не какая-нибудь там конопатая дочка булочника с Альгэде, это явственно следовало из реакций его тела. Всякий раз, когда с кухни доносились ее шаги, он ощущал угрожающие удары в районе нагрудного кармана. Дьявольски неприятно. Того и гляди лишишься чувств.
Они обменялись любезностями и немного обсудили его последний приступ. Выпили по бокалу «Кампари Сода», затем, воодушевившись, еще по паре. Поговорили о ее поездке в Африку и оказались головокружительно близки к поцелую.
Возможно, именно мысль о том, что вот-вот произойдет, спровоцировала чувство паники.
Мона принесла блюдо с какими-то небольшими треугольничками, которые назвала легким ужином, но как можно было думать о еде, когда они оказались один на один, а на ней настолько сногсшибательно обтягивающая блузка?
Давай же, Карл, подумал он. Если мужик по имени Гюркамаль, который плетет из своей бороды косички, может, то ты тем более.
22
Он заблокировал свою жену в темнице из тяжелых коробок, в которой она должна была оставаться, пока все не окончится. Она слишком много знала.
В течение нескольких часов он слышал царапанье по полу, доносящееся сверху, а вернувшись с Бенджамином домой, — и сдавленный стон.
И только сейчас, когда он сложил все вещи мальчика в автомобиль, в чулане воцарилась полная тишина.
Он поставил в магнитолу диск с детскими песенками и улыбнулся сыну в зеркало заднего вида. Когда они проедут около часа, настанет покой. Так всегда действовала на него поездка по югу Зеландии.
Голос сестры в телефоне звучал заспанно, но она резко оживилась, стоило ему упомянуть, сколько он собирался им платить за заботу о Бенджамине.
— Да, ты все правильно услышала, — сказал он. — Три тысячи крон в неделю. Я буду изредка наведываться и проверять, что вы делаете это как положено.
— Заплати нам за месяц вперед, — ответила она.
— Хорошо, договорились.
— И, кроме того, ты будешь платить нам, как обычно.
Он кивнул про себя. Он ожидал услышать это требование.
— Я ничего не меняю. Успокойся.
— На сколько положили твою жену?
— Не знаю. Посмотрим, что будет дальше. Она действительно серьезно больна. Возможно, надолго.
Ева ни в какой форме не выразила сочувствия или сожаления. Она была не такой.
— Ты должен пойти к отцу, — строго приказала мать. Ее волосы были растрепаны, платье перекручено на талии. Значит, отец снова до нее добрался.
— Зачем? — спросил он. — Мне нужно прочитать Послания к Коринфянам к утренней молитве, отец сам так сказал.
В детской наивности он полагал, что она спасет его. Вступится за него. Отстранит от удушающих объятий отца и хотя бы в этот единственный раз предоставит ему оправдание. Чаплин — это всего-навсего игра, которую он полюбил. От этого никому нет никакого вреда. Ведь и Иисус тоже играл, когда был ребенком, они же знали это.
— Сейчас же отправляйся к нему! — Мать сжала губы и толкнула его в шею. Этот толчок столько раз предшествовал побоям и унижению.
— А я расскажу, что ты пялишься на нашего соседа, когда он снимает в поле майку, — заявил он.
Она встрепенулась. Они оба понимали, что это нехорошо. Что даже малейшая вспышка свободы и мерцание иной жизни были прямой дорогой в ад. Они слышали об этом в общине, из обеденных молитв и из каждого слова, запечатленного в черной книжице, которая вечно была наготове в кармане отца. Сатана прятался во взглядах, которыми обменивались люди. Сатана скрывался в улыбке и в любой форме прикосновений. Вот что было написано в книжице.
Нет-нет, совсем нехорошо, что мать глазела на соседа, однако отцовские руки постоянно были распущены, они никому не позволяли извлечь пользу из сомнения.
И мать сказала то, что навсегда разделило их с этого момента.
— Ах ты, дьяволово отродье, — холодно прозвучало из ее уст. — Поскорей бы Сатана забрал тебя туда, откуда ты явился. Пусть пламя чистилища спалит твою кожу и наделит тебя вечной болью. — Она кивнула. — Да, ты выглядишь напуганным, но Сатана уже овладел тобой. Отныне мы не станем больше о тебе заботиться.
Она распахнула дверь и толкнула его в пропахшую портвейном комнату.
— Подойди сюда, — приказал отец, обматывая спасательный пояс вокруг запястья.
