Сергей Майоров - Запасной инстинкт
— Утрись, — Булгаков бросил салфетку в лицо бандиту. — Как из голодного края!.. По-человечески есть не можешь, что ли?
Моисей, задыхаясь от бессильной ярости, стирал с лица овощи. Куда ни кинь, везде клин! Этот мент знал воровские понятия лучше, чем он сам! Разговор со Степным был отличным подтверждением этого факта. Но пуще всего Моисей бесился от понимания, что он далек от истинного воровского мира.
Кто он? Бывший спекулянт, случайно поднявшийся на волне демократических лоховских преобразований в не до конца еще разворованной стране, по воле того же случая выбившийся в авторитеты при поддержке мелких групп молодых сутенеров да наркоманов.
Кто он? Любой законник, решивший подмять тему Заболоцка под себя, даже не спросит, кто такой Моисей. Если соблаговолит, то выделит пару ларьков для сбора денег или позволит стать директором автосалона, чтобы продавать там угнанные тачки.
Кто он? В натуре, картонная корона!
— Саша, давай так сделаем, — предложил Булгаков. — Раз Моисеев не желает здесь разговаривать, пусть посидит у нас и подумает. Он пьян, поэтому лучше всего будет, если мы сейчас отвезем его на экспертизу, а после в суд. Именно в том виде, в котором он сейчас есть. В салате. В нетрезвом виде устроил драку с двумя мужчинами, избил их, потом стал приставать к женщинам. Весь ресторан видел, какая драка была!
— Правильно, — подал голос один из телохранителей, сидевших на полу. — Менты и дрались!
— А кто сказал, что мы менты?
— А кто сказал, что мы менты? — спросил Мишка. — Просто была драка между мужиками. Так что по пятнадцать суток вы заработали честно.
— Хорошая мысль, — похвалил Никитин. — Будешь говорить, Моисеев? Или работаем по второму варианту?
— Плевал я на тебя! — Моисей наклонился и сплюнул на пол. — А в твои петушиные сказки никто не поверит. Ты мент. Только сука менту поверить может. Если и суждено мне за что сидеть, то я отмотаю срок при своем положении, а не так, как ты того хочешь. А тебя мои пацаны за мой позор из-под земли достанут. Понял?
— Понял, — не задерживаясь ответил Никитин. — Сообразил, что ты дурак. Ребята, поднимайте этих страшилок и везите на экспертизу.
— Веник! — заорал через зал Моисей, поставленный на ноги заботливыми руками Саморукова, как упавший забор. — Позвони моим адвокатам! Пусть срочно в прокуратуру едут!
— Веник! — вторил ему Булгаков. — Ко мне! — Он подождал, когда тот подбежит, и отдал еще одну команду: — Дыхни!
Веник так и сделал и через мгновение оказался в группе личностей, отправляемых на экспертизу. Булгаков успокаивающе похлопывал его по спине и говорил что-то о нахождении в общественном месте в нетрезвом виде, оскорбляющем человеческое достоинство.
— Ну, суки! — рычал Моисей, выбрасывая устойчивые выхлопы «Арарата». — Завтра все — слышите, суки легавые?! — все будете зубами свои погоны срывать!
Отправив клиентов на экспертизу, Никитин остался в ресторане ждать возвращения друзей. Он сидел за столиком, курил одну сигарету за другой и думал о том, что было бы очень кстати позвонить Марченко. У Саши не раз были в жизни моменты, когда ему казалось — все, он исчерпал себя. Нельзя дважды выпить один и тот же стакан воды. На душе становилось пакостливо и неуютно.
Марченко обладал какой-то никому не понятной силой убеждения. Он никогда не давал советов, лишь разваливался в кресле, снимал очки и говорил, не глядя на собеседника, словно того не было вовсе. Складывалось впечатление, что он беседовал сам с собой.
В прошлом году руководителю следственного комитета исполнилось шестьдесят, и уже мало кто сомневался в том, что его карьере пришел конец. Никитина старик любил по-отечески и все отдал бы для того, чтобы тот работал у него. При этом он прекрасно понимал, что посадить Никитина за бумаги никак нельзя. Это то же самое, как если бы гончую собаку заставили на цепи охранять дом. Она, конечно, несла бы сторожевую службу, но недолго. Через два года животина отказалась бы от перловки с мясом, заскулила, облезла и умерла бы от тоски. Так же и Никитин.
Сейчас Саша чувствовал, как ему не хватало простого смеющегося взгляда Марченко.
Набирая номер, Никитин ловил на себе косые, но уважительные взгляды публики, возвратившейся в зал. Подобного они не наблюдали давно. Локальные конфликты происходили в «Фудзияме» ежедневно, но никто до сих пор не видел Моисея с зеленым горошком на лице. Одни перешептывались за столиками, мол, новый авторитет в городе объявился, другие давали слово, что через пару дней Земля натолкнется на небесную ось, третьи матюкались — лангет остыл.
После пятого или шестого гудка трубку сняли, и женский голос сообщил Никитину, что он дозвонился в приемную Марченко.
— День добрый. Моя фамилия Никитин. Мне необходимо услышать Николая Николаевича.
— По какому вопросу?
— По служебному.
— А сюда звонят только по служебным, — раздался недовольный голос секретарши.
Она не любила опера. Из-за одного только появления этого майоришки в комитете ей приходилось бегать заваривать чай и раскладывать в вазочке печенье.
— По какому именно?
— Я знаю, кто заказал Александра Второго.
— Положите трубочку, Ольга Андреевна, — раздался голос Марченко по параллельному телефону.
Едва стих грохот трубки, брошенной секретаршей, старик весело спросил:
— И кто же?
— Понятия не имею! — рассмеялся Саша. — Кажется, теракт? Чеченцы, ей-богу.
— Нет, народовольцы. Сто двадцать лет назад. Ты опоздал с раскрытием, Саша. Приговоры уже приведены в исполнение. Александр, ты когда в последний раз в Слянск звонил?
— Давненько дело было, — усмехнулся Никитин. — Вы уж простите, тут события такие происходят, что времени перекусить нет. Правда, ничего определенного. Такое впечатление, что хожу по кругу. Чувствую, почти осязаю: вот оно. Только руку протяну — все исчезает как мираж. Замкнутый круг, выхода из которого не видно.
— Значит, ты не в курсе, что здесь произошло?
— Конечно, нет, — насторожился Александр. — Что случилось?
— Черников человека задержал. При определенных обстоятельствах. Точно ничего не знаешь?
— Да нет же!
— Саша, он взял типа, на которого собраны доказательства, говорящие о том, что он совершил убийства, из-за которых ты сейчас не можешь выйти из лабиринта. Это точно, Саша.
— Что?! — Никитин вскрикнул так, что люди, сидящие в зале, как по команде повернулись в его сторону. — Где Сергей его задержал?!
— В подвале.
— В каком подвале?
— Одного дома…
— Николай Николаевич! — Саша чувствовал, как садился его голос. — Черников задержал человека в подвале моего дома? Что с Таней и Машкой?!
— Все в порядке! Не кричи! Это я тебе говорю: все в порядке!
Чтобы не задохнуться, Никитин потянулся к воротнику рубашки. Пуговица была расстегнута, но воздуха все равно не хватало.
— Серые плащ и брюки, желтые с прожилками глаза, тонкие узловатые пальцы…
— Ты откуда знаешь? — удивился Марченко.
— Я видел его в восемьдесят четвертом, в Арманском. Это животное искромсало ножом мою девчонку. Подозревали меня, пока не нашли человека, давшего показания. В восемьдесят пятом его приговорили и исполнили, хотя я и на допросах, и в суде сообщал, как выглядел настоящий убийца. Меня никто не слушал.
— Это был ты… в суде?..
— А в чем дело?
— Ни в чем. — Марченко вздохнул и тут же заявил: — Говори, какие у тебя затруднения.
— Я сейчас ищу Степного. Знаете такого законника?
— Мать моя женщина! — воскликнул Марченко так, что у Никитина зазвенело в ушах. — Он-то тебе почем сдался?!
— Он ищет Шостака, опережая мой график. — Опер усмехнулся. — Боюсь, ему повезет быстрее, чем мне.
— Степной… Позвони-ка мне через часа четыре, Саша, хорошо? Есть тут человечек один. Давно уже он у меня на примете, лет этак с тридцать. Главный редактор моего журнала «Хочу все знать». Тоже дедушка, как и я. Только я сорок лет в следствии, а он… Как бы правильнее выразиться? Короче, если бы не такие, как он, то следствие было бы не нужно.
Саша уже распрощался, хотел отключить телефон, как вдруг снова услышал голос Марченко:
— «Если вы его не найдете, то его найду я, и тогда не ваш суд судить его будет, а мой».
Саша как тогда, в детстве, почувствовал, как резиной перетянуло его спину. Страх вернулся из далекого детства, пронзая время, как игла материю. Эти слова он сказал шестнадцать лет назад в суде, глядя в беззащитные открытые глаза человека, сидящего за решеткой.
— Как вы об этом узнали? — едва слыша самого себя, спросил Никитин.
— Я был на этом процессе государственным обвинителем, Саша. А тем мальчиком был, оказывается, ты. Как обычно, держишь слово, данное однажды?
