Алексей Макеев - Матерый мент
– Юные гурии в неглиже? – сохраняя полную серьезность поинтересовался Лев.
– Во-во, гурии. В одном из фильмов про Джеймса Бонда был такой персонаж с железными зубами, который перекусывал цепи и ударом кулака стены пробивал. На него сверху бетонные блоки рушатся, а он встает, и хоть бы хны, идет дальше. Пара таких вот… гуриев. Их не иначе как в твою честь обзывают. Но! Елена Валентиновна – мечта поэта… Она со мной об Ионеско и Дос-Пассосе беседовала. Не знаком с такими? Я тоже.
– А ты бы выдал ей, как в древнем школьном анекдоте про Вовочку, – Гуров с наслаждением выпил рюмку холодной водки и склонился над тарелкой с любимыми пельмешками, – дескать, вы, Елена Валентиновна, Фильку Косого и Саньку Кривого знаете? Так чего ж меня своей кодлой пугаете!
– Ох, боюсь, она кого и пострашнее знает, – кривовато ухмыльнулся Станислав. – Но заложником в таких условиях быть – малина, да и только. Прогадал ты, начальник! Ладушки. Хорошо нам ржать, как двум дуракам на поминках. Ты слегка насытился, расслабился… Рассказывай.
– Пострашнее, точно. А что прогадал… как сказать… Я, друг любезный, с Владиславом Викентьевичем Карцевым общался.
Да, на Крячко стоило в этот момент посмотреть. Глаза его расширились, на лице возникло несвойственное мужикам на шестом десятке выражение почти детского изумления.
– Ну-у ни фигушеньки себе! Петра от зависти кондратий хватит… Легенда. Фильмы ужасов отдыхают. Неужели он живой еще?
– Ага. Если за последний час не помер. Теперь слушай внимательно…
Внимательное слушание продолжалось почти час, на исходе которого Крячко мрачно заметил:
– Все равно ни хрена не понимаю. Кто на этого "грифона" сраного работал? Сам Ветлугин, что ли? Ладно, пусть Алаторцев, но как? У них в институтском сортире фонтан млечного сока забил? Кайгулова-то с какого тут бока, не за компанию же ее в райские кущи отправили!
– Не расстраивайся, до меня самого только-только дошло, когда с Карцевым прощался, а ведь ты лекцию кайгуловскую в моем изложении слушал, не впрямую. У меня перед глазами тюбик "Лесной нимфы" возник, кстати, Мария жуть как довольна была. Так вот, коробочка эта, а параллельно слова Кайгуловой: "…зато промышленно производить можно, и цена божеская. Вещества ведь те же". Вещества – те же, ты понял теперь?! Чем мак хуже женьшеня?
– Так ты хочешь сказать, что Алаторцев насобачился вместо женьшеня мак на своих аппаратах растить и гнать прямо на месте наркоту? – Крячко озадаченно почесал в затылке. – А Ветлугин…
– Да. Правда, не совсем еще насобачился, лишь приближается к этому. И ничего сам не гнал.
– Хорошо. С Ветлугиным так-сяк. А Кайгулова? Она же любовница его, Алаторцева, понятно, а не Ветлугина. Тьфу, совсем ты меня заморочил!
– Сам до конца не понял, но тут – дело техники, Станислав. Я ее никак забыть не могу, поверь, я же с ней говорил долго – не было в ней подлости. Узнала, догадалась как-то, и нет бы мне или тебе позвонить… Но такие не звонят, к сожалению. Ничего. У нас в экспертизе тоже не дураки сидят, поднимем все его записи, распатроним его файлы, проведем химанализы чего угодно, вплоть до его поганого дерьма! Вытащим мерзавца на свет божий.
– Дерьма – это да, – меланхолично заметил Станислав. – А вот остальное – хренушки. Сгорело все к… песьей матери, как Петр выражается.
Льва как ушатом холодной воды окатило: ведь совсем он из виду выпустил проклятый пожар! Неужели Алаторцев заранее так четко все спланировал? Свидетеля нет, материальных следов нет, информационные следы тоже наверняка уничтожены. Как, ну как его дожать? Что ж… Поскольку карты перемешали, следует подумать, во что мы играем и какие козыри. Только психологический прессинг остается.
– Спасибо, Станислав. Спустил с небес на грешную землю. Будем пробовать по-другому. Я сейчас в прокуратуру. Узнаю, что они по пожару и смерти Кайгуловой накопали, а вечером к Петру в гости напрошусь, нужно в неофициальной обстановке побеседовать, чтобы начальство было без мундира. За тобой – Переверзев. Нам жизненно необходимо, чтобы хоть один человек подтвердил факт знакомства Алаторцева и Феоктистова. Это тебе на вечер. А часам к десяти завтрашнего утра подъезжай к дому Алаторцева на Кутузовский проспект, адрес возьми в управлении. Я его посещу ранним утречком, он, видишь ли, на больничном со вчерашнего, диагноза пока не знаю.
– Прокурорские сообщили? Ох, чует мое сердце – не улучшишь ты его самочувствия…
– Это – не ходи гадать. Сидишь в машине и ждешь звонка. Потом по обстоятельствам. Жизнь покажет.
Глава 13
Он не мог вспомнить, какой кошмар мучил его всю ночь, и, пожалуй, не хотел вспоминать. Хорошо еще, что знакомый терапевт дал больничный – гипертонический криз не шутки – и не надо было переться в прокуратуру, давать идиотам идиотские же объяснения. Как он и предполагал, это дурачье ничего не заподозрило – несчастный случай. Ему – строгий выговор, вряд ли что серьезнее, двум недоноскам – заму по АХЧ и Ященко, старшему инженеру по ТБ, – может, и статья "за халатность" обломится, тоже не Колыма. И все, и нет человека. Как просто, оказывается!
Хотя нет, не совсем просто. Какая-то пакость скребет душу. С Ветлугиным близко ничего подобного не было. Да неужели она для него и впрямь что-то значила? Или потому, что, считай, своими руками? Как бы то ни было, а вчера он напился. В одиночку, жутко, до полной потери способности думать и вспоминать.
Алаторцев с отвращением выпил стакан разведенной лимонной кислоты с сахаром, это обычно помогало. На макушку словно нацепили стальной колпак, и двое, а то и трое ядреных пролетариев стали бить по нему молотками, а в рот ему запихали шерстяное одеяло.
Раздался резкий, непередаваемо противный звонок. Алаторцев удивленно посмотрел на часы – начало девятого, и он никого не ждет. Не подходить к двери? Скорее всего, из лаборатории кто-то, о здоровье справиться и "чуткость" свою ублюдочную проявить. Он тяжело вздохнул и поплелся открывать.
– Кто вы такой и чего хотите?
– Полковник Гуров. Я уже говорил с вами, неделю назад. К сожалению, недолго. Зайдите в квартиру и пропустите меня, – голос сыщика был предельно сух и холоден.
Андрей растерянно посторонился, автоматически захлопнул за Гуровым дверь, мрачно буркнул:
– Проходите на кухню, раз уж я вас впустил. А не следовало бы, есть такое понятие – неприкосновенность жилища. Но все едино ведь не отвяжетесь!
Ни глухой душевный раздрай, ни вчерашняя одиночная пьянка не повлияли на маниакальное пристрастие Алаторцева к чистоте. Кухня сверкала, вымытая посуда аккуратно расставлена на сушилке, на полу ни соринки. Алаторцев присел на табурет и, не приглашая Гурова сесть, неприязненно посмотрел на него чуть опухшими глазами:
– Задавайте свои вопросы. Вы ведь по несчастному случаю позавчерашнему? Но учтите, все, что мог, я уже рассказал в прокуратуре.
– Я не "по несчастному случаю", – Гуров мертвенно улыбнулся, кожа около губ была как резиновая. – Я по убийству Мариам Кайгуловой. А также по диверсии и поджогу, ваши действия именно так законом квалифицируются. И вопрос у меня только один, любопытство замучило: вы лампочку в боксе пилочкой прорезали или примитивно ахнули молотком? Позвольте, я тоже присяду, а? В ногах правды нет.
Лев Иванович уселся на стул напротив; с минуту на кухне стояла тишина, нарушаемая лишь напряженным, жестким от ужаса дыханием Алаторцева. Андрей не мог вымолвить ни слова, ему казалось, что мгновение это длится, по крайней мере, полчаса. Мысли не слушались – лишь сумасшедшая карусель в голове. Он сам не узнал свой хриплый, прерывающийся голос:
– О ч-чем в-вы? Что за дичь, бред какой-то… Какая, холера ясна, лампочка? Вы отдаете себе отчет…
– Электрическая, – совершенно невозмутимо произнес Гуров, – но это и впрямь детали. И отчет отдаю, – но тут его скрутила такая ненависть к сидящей напротив мрази, что сдерживаться стало невозможно, – что не могу тебе, тварюга, своими руками шею свернуть, здесь и немедленно. А до чего же хочется! И "браслеты" прямо сейчас тебе не нацепишь, с Кайгуловой ты, скот, проскочил.
Человеческое негодование пересилило профессиональные навыки. Сдержись он, останься в рамках избранного вначале тона, и разговор мог бы сложиться по-другому. Алаторцев был подлецом, но не трусом. Словно боксер, пропустивший страшный встречный удар, он медленно приходил в себя. Нокаута не получилось, лишь нокдаун.
– Повежливей, на "вы" и без угроз, – Алаторцев говорил еще с трудом, но с каждым словом все надежнее брал себя в руки. – А то есть такая статья в Уголовном кодексе – злоупотребление властью или служебным положением. И есть другая – об угрозе нанесения телесных повреждений.
– Законник, надо же! Когда убийство своего учителя Ветлугина планировал, так поднатаскался? А на "вы" такую выхухоль называть у меня язык не повернется, так что перетопчешься. Отвечай на вопросы, иначе, даю слово чести, расстанусь с погонами, но челюсть тебе, выродку, сломаю. Кто и когда познакомил тебя с Феоктистовым? Переверзев?
