Николай Леонов - Потрошитель человеческих душ
— Что значит, умолчали? А какой вообще смысл в этой информации?
— Следователь, Лев Иванович, — вкрадчивым голосом сказал Нефедов, — на полном серьезе тогда рассматривал версию причастности девочки к смерти сводного братика. Имелись очевидцы, которые шепотом говорили, что девочка виновата в его смерти. Никто не решился сказать, что она умышленно это сделала, не взяли греха на душу, но шептали тогда по дворам жуткие вещи. Следователь слухам верил не особенно, но тот факт, что родители пытались скрыть присутствие Татьяны в момент гибели Павлика на площадке, его насторожил.
— И все же? — стал поторапливать Нефедова мрачный Гуров.
— И все же доказать не удалось. Следователь честно признался, что он и не пытался особенно эту версию развивать. Рука не поднялась. Ведь записать тринадцатилетнюю девочку виновной в умышленном убийстве страшно, нелепо и ответственно. И доказательства должны быть. А родители и соседи не подтвердили, что между братом и сестрой были враждебные или неприязненные отношения.
— Он серьезно разбирался в этих отношениях?
— Очень. Я ему верю, потому что это человек, склонный к научным изысканиям, он за время работы следователем в прокуратуре опубликовал множество статей и две книги по психологии преступников.
— Я понимаю, почему он не стал настаивать, — заметил Крячко. — Никакого практического результата это бы не дало. Прямых улик нет, подозрения развивать — это прямой выход на психиатрическую экспертизу. Результата, скорее всего, не будет, а позора родителям на всю округу. Да и жить им дальше как с сознанием, что дочь могла убить братика сознательно? Особенно, каковы будут в дальнейшем отношения супругов, у каждого из которых был свой ребенок? В некотором смысле. Так что я его понимаю.
— Лева, ее уже нет двое суток! — почти кричал в трубку Калинин.
— Что же ты сразу не сказал! Надо было в первый же вечер сообщить мне…
— Не совсем двое суток… вторые сутки! Но это же… Ты же понимаешь, что в ее состоянии…
— Юра! Замолчи и послушай меня! — Голос Гурова ударял словами, как тяжелый молот по наковальне. — Сиди дома и никуда не выходи. Розысками Татьяны я сам займусь немедленно. Жди меня! Я приеду, и мы поговорим. Все, Юра, сиди дома!
Раздавая на ходу приказы, Гуров ринулся вниз по лестнице. Станислав Крячко догнал его и схватил за рукав пиджака:
— Лев Иванович! Лева, я с тобой. Давай на моей машине, я поведу, а?
— Что? — выкрикнул Гуров, но потом молча кивнул.
Они выехали со двора министерства. И только тут Гуров похлопал Крячко по локтю.
— Да, Стас, спасибо. Я сейчас в таком состоянии, что вести машину не смогу. Точно в аварию попал бы.
— Это я старый дурак, — проворчал Крячко, — давно понять надо было. Ладно, чего там! Ты, главное, мозгами работай, не отвлекайся, а я все организую. Эх, девонька, как же ее…
До дачного поселка они долетели буквально за час. Крячко гнал машину так, что раз десять чуть не совершил серьезное ДТП. Четырежды их останавливали офицеры ДПС, но магическое удостоверение полковника Главного управления уголовного розыска МВД России отметало все вопросы.
Вот и дом. Гуров вышел из машины и остановился. Юрка сидел на ступенях, повесив голову. Теперь можно не спешить, потому что Гуров считал, что Калинин мог наделать каких-то глупостей, совершить что-то, что помешает нормальному розыску. Сыщик прошел через калитку и сел рядом с одноклассником на ступени веранды.
— Прости, Юра, мне надо было с тобой поговорить раньше, — тихо сказал он. — Но ты тоже пойми… Как я мог вообще начать этот разговор, когда не был уверен…
— Что-о! — Калинин вскинул на Гурова измученное лицо и непонимающе уставился. — Что, Лева? Что?
— Не знаю, если ты о том, где она сейчас. Ее ищут и обязательно найдут. Она сейчас не в себе и выглядит так, что любой полицейский, который предупрежден и сориентирован, обязательно обратит на нее внимание. Да и куда она из этой округи денется? Два дачных поселка, две пригородных деревни и рынок строительных материалов. ДТП на дорогах в этом районе не было, так что машиной ее не сбило. С электрички ее снимут, если она туда села. Машины на въезде в город все проверяют. Да что я тебе рассказываю! Сказал же, что нормально ищут. Только дело не в этом, Юра.
— А в чем? Что ты от меня скрываешь? Лозовский что-то рассказал? Но почему не мне, почему не отцу? Я ведь только вчера с ним виделся, когда Таньку привозил на процедуры.
— Потому что он тоже ничего еще не знает. И старый профессор не разглядел, и старый сыщик тоже. Беда у Татьяны гораздо страшнее, чем ты думаешь, Юра, гораздо.
Юрка застонал и закрыл лицо руками. Он сидел, раскачиваясь как маятник, и издавал какие-то сдавленные звуки. То ли на судьбу жаловался, то ли прощения просил.
— За что мне это все, Лева, за что! Павлик погиб, с Таней беда. За что, а? Она, несчастная, ведь не понимает даже, что с ней происходит. Она хоть жить-то будет или с этим не живут?
— Юра, ты не понял! — жестко заговорил Гуров. — Беда не в том, что Таня периодически теряет память, не соображает, что делает и куда идет. У нее психическое состояние гораздо хуже. У нее раздвоение личности. Не знаю я, и не требуй от меня сейчас диагноза и причин! Но в эти минуты в ней просыпается другой человек, совсем непохожий на нее. В ее бедной головке такое наложилось друг на друга, такой гибрид получился, что подумать страшно.
— Ты о чем? Я же ничего не понимаю, Лева! Можешь по-человечески говорить?
— Ладно, — обреченно кивнул Гуров и покосился на сосредоточенного Крячко, который с рацией в руках пододвинулся ближе. — Ладно, говорить тебе все равно надо. Ты мужик, ты выдержишь. Таня в этом своем состоянии не просто уходит из дома, она людей убивает, Юра.
Калинин отшатнулся от Гурова, как от змеи, и посмотрел на него с таким ужасом, будто тот сознался, что только что убил его дочь. Хотя… по сути, оно почти так и было.
— Что ты мелешь? Ты совсем свихнулся на своей работе, полковник? Ты, упырь в погонах, садист!
Крячко сжал кулаки, лицо его перекосилось, но он стоял, не двигаясь. Лев с трудом сглотнул вязкую слюну и поднялся на ноги. Хочешь не хочешь, а доводить все это надо было до конца. И лучше бы это все рассказал Юрке именно он, а не посторонний дядя.
— Значит, так, Калинин, — служебным тоном начал Гуров. Он специально выбрал такой тон, чтобы вывести отца из состояния ступора, чтобы тот понял, что изменился не только тон, а изменилось все в его жизни. Пусть немного переключится, тогда станет больше понимать, соображать. — Значит, так! Установлено следствием, что Татьяна, находясь в состоянии психического расстройства и не отдавая отчета своим действиям, четыре недели назад в Рязани столкнула с парапета набережной гражданина Устюгова, который там ловил рыбу. Устюгов погиб в результате черепно-мозговой травмы, ударившись головой о бетон. В ведре с рыбой был обнаружен дамский батистовый носовой платок со следами крови Татьяны.
Калинин смотрел на Гурова невидящими глазами. Точнее, он смотрел куда-то вдаль или, наоборот, внутрь себя. Гурова он не видел, но, кажется, слышал.
— Три недели назад здесь, в Москве, Татьяна вытолкнула из окна пятого этажа подъезда дома гражданина Белова. На теле погибшего также обнаружен носовой платок из той же серии и с аналогичными следами крови.
— Это не она, — вдруг обрадовался Калинин, — это ее подставили. Кто-то платки специально оставляет, чтобы все думали на мою дочь. Ты в своем уме, Лева? Какая из нее убийца? И, главное, зачем?
— Следующей жертвой стала студентка Чуканова, которую Татьяна столкнула с перрона под колеса подходившего поезда метро. Затем гражданин Бочаров, которого она столкнула в строительный котлован. Во всех этих случаях присутствовал носовой платок со следами крови одного и того же человека. И, наконец, Глеб Миронов, чью фотографию она до сих пор хранит у себя. Тот самый молодой красивый парень, которого она любила, который пристрастил ее к наркотикам и искалечил ей жизнь.
— А вот и не угадал, — тихо произнес Калинин, — она недавно ее порвала и выбросила.
Заработала рация. Кто-то сообщал, что задержана похожая девушка, документов при ней нет, и ведет она себя вполне вменяемо. Патрульному было высказано замечание оперативным дежурным по поводу того, что надо обращать внимание на ориентировку, на описание. Но девушку, видимо, пока не отпустили.
Гуров взял Калинина за локоть и повел в дом. На кухне он налил большую кружку воды и сунул Юрке в руки. Тот с жадностью выпил ее чуть ли не всю, обливаясь и расплескивая на себя. Наконец немного взял себя в руки, его взгляд стал более осмысленным.
— Лев, это же не доказательства? — с надеждой в голосе проговорил он. — Это же несерьезно.
— Что несерьезно, что, по-твоему, не доказательства? — строго спросил Гуров.
