Донна Леон - Высокая вода
— Как насчет стоимости, цены? — спросил Брунетти, чувствуя себя натуральным торгашом-венецианцем.
— Небывалая, не из-за красоты статуй, но потому, что они из Ангкор-Вата.
— Их можно продать на открытом рынке? — спросил Брунетти, думая о комнате, которую отделал на третьем этаже своего палаццо синьор Ла Капра, и прикидывая, сколько может быть еще таких синьоров ла капра.
Каррара снова замолчал, обдумывая, как ответить на вопрос.
— Нет, скорее всего, нет. Но это не значит, что для них нет рынка.
— Я понял. — Мало на что рассчитывая, он все же спросил: — Джулио, а нет ли у тебя чего на человека по имени Ла Капра, Кармелло Ла Капра? Из Палермо. — Он рассказал про совпадения зарубежных поездок его и Семенцато.
После небольшой паузы Каррара ответил:
— Имя кажется смутно знакомым, но прямо сразу на ум ничего не приходит. Дай мне час-другой, я потыкаю в компьютер и посмотрю, что у нас на него есть.
Брунетти спросил из чисто профессионального любопытства:
— И много там в вашем компьютере всякого?
— Полно, — ответствовал Каррара с явной гордостью в голосе. — У нас есть списки по названию, городу, столетию, виду искусства, по художнику, технике изображения. Называешь что-то похищенное или подделанное, и мы лезем в компьютер. Преступник найдется под своим именем, или по сообщникам, или по имеющимся у него прозвищам.
— Синьор Ла Капра не из тех, кто позволит давать себе прозвища, — сообщил Брунетти.
— А, один из этих, ага? Ну, значит, должен быть в файле «Палермо», — сказал Каррара и добавил: — Весьма объемистый файл. — Он выждал секунду, чтобы дать Брунетти время оценить замечание, потом спросил: — Есть ли какой-то вид искусства, которым он интересуется, какая-то техника?
— Китайская керамика, — предположил Брунетти.
— А-а-а, — вскричал Каррара чуть ли не фальцетом, — вот откуда это имечко! Я не помню точно, что там было, но если это застряло у меня в памяти, то есть и в компьютере. Можно, я тебе перезвоню, Гвидо?
— Я был бы очень признателен, Джулио. — Потом просто из любопытства он спросил: — А не может случиться, что в Верону пошлют тебя?
— Нет, не думаю. Ребята в Милане, пожалуй, лучшие из имеющихся. Я бы поехал только в том случае, если бы оказалось, что это связано с каким-то из дел, по которым я здесь работаю.
— Ну ладно тогда. Позвони мне, если у тебя есть что-нибудь на Ла Капра. Я буду тут весь день. И спасибо, Джулио.
— Не благодари заранее, — сказал Каррара и повесил трубку прежде, чем Брунетти успел ответить.
Он позвонил синьорине Элеттре и поинтересовался, получила ли она информацию о телефонных разговорах Ла Капры и Семенцато, и с радостью узнал, что помимо переговоров между их домами и офисами, выявленных «Телекомом», она нашла еще довольно много звонков с этих номеров в зарубежные отели, где кто-то из них останавливался.
— Хотите, я принесу их вам наверх, синьор?
— Да, спасибо, синьорина.
Ожидая ее, он открыл дело Бретт и набрал номер, который был там записан. Он прослушал семь гудков, но ответа не было. Значило ли это, что она приняла его совет и покинула город, чтобы побыть в Милане? Может быть, Флавия и звонила ему, чтобы сказать об этом.
Его размышления были прерваны прибытием синьорины Элеттры, сегодня в мрачно-сером; мрачным ее наряд казался до тех пор, пока он не глянул ниже и не увидел черные чулки с умопомрачительным рисунком — в цветах, что ли, — и красные туфли с такими каблуками, какие Паола вряд ли решилась бы надеть даже в юности.
Она подошла к его столу и положила перед ним коричневый скоросшиватель.
— Я обвела те звонки, которые пересекаются, — объяснила она.
— Спасибо, синьорина. У вас осталась копия?
Она кивнула.
— Хорошо. Пожалуйста, запросите еще информацию о телефонных разговорах из антикварной лавки Франческо Мурино, на площади Санта-Мария-Формоза, и посмотрите, звонили ли ему Ла Капра или Семенцато. Я также хотел бы знать, звонил ли он кому-то из них.
— Я позволила себе позвонить в «Американ Телефон энд Телеграф» в Нью-Йорк, — сказала синьорина Элеттра, — и спросила, не проверят ли они, пользовался ли кто-нибудь из них международными телефонными картами. Ла Капра пользовался. Человек, с которым я говорила, сказал, что пришлет нам факсом список его звонков за последние два года. Может быть, я получу его сегодня попозже.
— Синьорина, вы с ним сами разговаривали? — спросил пораженный Брунетти. — По-английски? Приятель в Банке Италии, да еще и английский?
— Конечно. Американец не говорил по-итальянски, хотя и работает в международном отделе.
Должен ли Брунетти быть шокирован этим обстоятельством? Наверное, да, потому что синьорина Элеттра, очевидно, была им шокирована.
— А как вышло, что вы говорите по-английски?
— Я возглавляла отдел переводов с английского и французского в Банке Италии, Dottore.
Он выпалил, не успев сдержаться:
— И вы оттуда ушли?
— У меня не было выбора, синьор, — сказала она, потом, видя его замешательство, объяснила: — Мой шеф попросил меня перевести письмо на английский для банка в Йоханнесбурге. — Она замолчала и нагнулась, чтобы вытащить еще одну бумагу. И это все ее объяснение?
— Извините, синьорина, но, боюсь, я не понял. Он попросил вас перевести письмо в Йоханнесбург? — Она кивнула. — И вы ушли из-за этого?
Ее глаза широко раскрылись.
— Ну конечно, синьор.
Он улыбнулся.
— Боюсь, я все еще не понимаю. Почему вам пришлось уйти?
Она посмотрела на него очень пристально, как будто вдруг поняла, что он совершенно не знает итальянского. Очень отчетливо она произнесла:
— Санкции.
— Санкции? — повторил он.
— Против ЮАР, синьор. Они тогда еще действовали, так что мне ничего не оставалось, кроме как отказаться переводить письмо.
— Вы имеете в виду санкции против их правительства? — спросил он.
— Конечно, синьор. Они были объявлены ООН, разве не так?
— Да, наверное. И поэтому вы не стали работать с письмом?
— Ну, ведь нет смысла накладывать санкции, если люди не собираются их исполнять, правда? — очень логично спросила она.
— Нет, по моим представлениям, нет смысла. А что потом случилось?
— А, он повел себя очень неприятно. Объявил мне взыскание. Пожаловался совету директоров. И никто из них за меня не вступился. Все вроде были уверены, что я должна была перевести это письмо. Так что у меня был единственный выход — заявление по собственному желанию. Я не сочла возможным продолжать работать под началом таких людей.
— Да, конечно, — согласился он, наклоняя голову над папкой и обещая себе принять все меры, чтобы Паола и синьорина Элеттра никогда не встретились.
— Больше ничего, синьор? — спросила она, улыбаясь ему с надеждой, что теперь до него наконец дошло.
— Пока ничего, спасибо, синьорина.
— Я принесу факс, когда он придет из Нью-Йорка.
— Спасибо, синьорина.
Она улыбнулась и покинула кабинет. Как только Патта нашел ее?
Сомнений не осталось: Семенцато и Ла Капра в прошлом году разговаривали по меньшей мере пять раз, а то и восемь, если звонки Семенцато в разные заграничные отели в то время, когда Ла Капра находился там, были адресованы ему. Конечно, можно было утверждать — и Брунетти не сомневался, что хороший адвокат так и сделал бы, — что нет ничего особенного в том, что эти люди знали друг друга. Оба интересовались произведениями искусства. Ла Капра мог совершенно законно консультироваться с Семенцато по целому ряду вопросов: происхождение, аутентичность, цена. Брунетти просмотрел бумаги и попытался выявить связь между телефонными звонками и движением сумм на счетах, но ничего не прояснилось.
Зазвонил телефон. Он взял трубку и назвался.
— Я пыталась дозвониться тебе раньше.
Он тут же узнал голос Флавии, отметив снова, какой он низкий и как отличается от ее певческого голоса. Но это удивление не шло ни в какое сравнение с тем, что он почувствовал, услышав, что она обращается к нему на «ты».
— Я посещал кое-кого. Что там?
— Бретт. Она отказывается ехать со мной в Милан.
— Она приводит какие-то доводы?
— Она ссылается на недостаточно хорошее самочувствие, но это все упрямство. И страх. Она не хочет признавать, что опасается этих людей, но она боится.
— А ты? — спросил он, удивляясь тому, как естественно это звучит. — Ты уезжаешь?
— У меня нет выбора, — сказала Флавия, но тут же внесла поправку. — Нет, на самом деле у меня есть выбор. Я могла бы остаться, если бы захотела, но не хочу. Мои дети возвращаются домой, и мне нужно их встретить. И я должна быть во вторник в «Ла Скала» на репетиции. Я одну пропустила, но больше не собираюсь.
Он недоумевал, какое это все имеет к нему отношение, и Флавия быстро сказала ему: