Деон Мейер - Семь дней
Толкнув дверь, он, как в прошлый раз, почувствовал запах дыма, ощутил жар. Рох стоял у козел, приложив к губам бутылку с водой. Увидев Гриссела, он медленно опустил ее. Он не слишком обрадовался его повторному визиту.
– Капитан… – через силу проговорил он, ставя бутылку с водой на козлы.
– Мистер Рох…
– Я слышал, вы все-таки дозвонились до Даниэллы. Или вы и ей не верите?
– Мы ей верим.
– Аллилуйя!
– Можно с вами поговорить?
– В чем еще вы собираетесь меня обвинить?
– Все зависит от того, станете ли вы снова что-то скрывать.
Рох закатил глаза:
– Я не… – Он вздохнул. – Ладно, пойдемте!
На сей раз чая он не предлагал. Тяжело опустился в кресло, всем своим видом демонстрируя раздражение. Гриссел сделал вид, будто не замечает этого.
– Должно быть, вы тоже задавались вопросом, кто мог убить Ханнеке, – ровным тоном произнес он.
– Конечно.
– У вас были какие-то подозрения?
– Вы меня спрашиваете?!
– Совершенно верно.
Рох бросил на Гриссела неприязненный взгляд:
– Ничего удивительного, что власть в стране захватили жулики!
– Я приехал потому, что мне нужна ваша помощь, – сказал Гриссел.
– Ну да… сначала оскорбили, а теперь просите о помощи!
– Мистер Рох, в восьмидесяти с лишним процентах такого рода дел убийцей оказывается знакомый жертвы или ее родственник. У вас в мастерской имеются металлические инструменты, похожие на орудие убийства. Кроме того, вы утаили от следствия важные факты…
Рох махнул рукой, едва скрывая досаду:
– Когда ее убили, я был за границей!
– Так вы мне поможете?
Рох долго смотрел вниз, на свои руки. Наконец он вскинул голову и ответил:
– Ладно.
– Итак, вариантов немного. Либо Ханнеке сама открыла дверь знакомому, либо у убийцы оказался запасной ключ от ее квартиры. Как по-вашему, кому она могла дать ключ?
– Когда она еще жила в Стелленбоше… запасной ключ от ее квартиры был у меня. Она считала, что нет смысла держать его в квартире… – Рох выпрямился и враждебно посмотрел на Гриссела.
– А ключ от новой квартиры?
– Не знаю… Мне она его точно не давала. Но… для нее было важно, чтобы кто-то хранил запасной ключ от ее квартиры. Я еще поддразнивал ее. Сказал: она такая собранная и ответственная, что вряд ли потеряет или забудет ключ. А она ответила, что отдает запасной ключ не поэтому. Она боится, например, что упадет в душе и что-нибудь сломает…
– Так вы считаете, что она, скорее всего, сама дала кому-то запасной ключ?
– Да…
– Кому?
– Не знаю. Может, одной из подруг. Или… Вы не спрашивали у нее на работе?
– По словам ее помощницы, ей Ханнеке ключа не давала.
Рох молча кивнул.
– Вы думали, что у нее появился другой? – спросил Гриссел.
– Я ошибался.
– Но сначала подумали именно так.
– Наверное, так подумал бы любой на моем месте…
– И все?
– А что? Вы узнали что-то новое? – Так же как в прошлый раз, Рох отвел глаза в сторону. Бенни понял, что ему не по себе.
– Мистер Рох, обещаю не разглашать интимные сведения. Понимаю, вам трудно отвечать на… некоторые откровенные вопросы. И все же я буду рад, если вы объясните, почему вначале решили, что у Ханнеке появился другой.
Рох поставил локти на подлокотники кресла, сплел вместе пальцы, задумчиво посмотрел на Гриссела.
– Знаете, мне в самом деле трудно. Я всегда считал, что о таком не говорят из… ну, понимаете…
– Понимаю.
– Просто Ханнеке… Она была… Черт побери, капитан! При чем здесь наша личная жизнь?
– Мистер Рох, возможно, ваши показания нам помогут.
– Хотелось бы. Ну хорошо… Она была очень… чувственной женщиной. С самого начала. Понимаете, до Ханнеке у меня было не так много подружек, и все же… – Рох густо покраснел и опустил глаза. – У меня есть некоторый опыт, особенно с женщинами африканерского происхождения. Они… сдержанные, если вы понимаете, о чем я. Черт, я никогда не говорил на такие темы с посторонними! Ханнеке… Как я и сказал, с самого начала она была… очень чувственной. Она не скрывала, что ей нравится секс. Все потому, что… она поздно начала. По ее словам, на старших курсах университета она была… еще девственницей. А потом отправилась путешествовать по Европе и познакомилась с одним парнем, австралийцем… – В его голосе послышалась ревность. – Они провели вместе около месяца. Видимо, ему очень захотелось. И он донимал Ханнеке до тех пор, пока она не уступила. Тогда-то она и открыла для себя все радости секса. Как вы, наверное, себе представляете, мне неприятно было слушать ее рассказ. Но Ханнеке сказала, что они… что ей было так хорошо и она не понимала, почему так долго ждала. И еще говорила, что больше она не хочет лишать себя радости… – Рох исподлобья посмотрел на Гриссела, и Бенни понял, что больше из бондаря ничего не вытянешь.
33
– Поэтому вы решили, что у нее появился другой.
– Совершенно верно.
– Вы сказали ей, почему так подумали?
– Да, сказал. И теперь очень жалею. Я наговорил ей много всего… Но Ханнеке ответила, что секс больше не является для нее главным в жизни. Теперь перед ней открываются большие возможности на работе. Она получила возможность выделиться.
– Вы ей поверили?
– Я поверил ей, только когда мы снова увиделись в прошлом году. Здесь… – Он показал на гору.
– Почему?
– Потому что она… была очень пылкой. Как будто у нее уже давно ни с кем… ну, вы меня понимаете.
– Как будто у нее давно не было секса?
Рох опустил голову и кивнул.
– Значит, вы не считаете, что в ее жизни появился другой мужчина?
– После той последней встречи уже не думаю. Нет. Я в это не верю. – Рох поерзал в кресле, наклонился вперед. – Ханнеке была… Кое-что я понял с самого начала. Она была не такая, как все. Как будто сама придумала, какой хочет стать, и стремилась воплотить свою мечту в жизнь. Я другой. Слушаю свое сердце, плыву по течению. Но Ханнеке… Для нее главным был не процесс, а результат. Вот что имело для нее значение.
– К какому же результату она стремилась?
Рох развел руками:
– Я никогда открыто не спрашивал ее. Может быть, потому, что… Не знаю, сумела бы она объяснить. Сначала я думал, что она хочет утвердиться в своей профессии. Стать главой компании. Получать много денег. Потом мне показалось, что она все время меняет цели. Как только достигает одной, за ней маячит другая. Возможно, она хотела как-то компенсировать свое детство. У нее было сложное отношение к отцу. Став подростком, она как будто перестала его замечать. Он барахтался, пытался удержаться на плаву… Ханнеке не хотела о нем говорить, но кое-что я понял. Она злилась на отца за то, что он оказался таким слабым. И мне показалось, что ей хочется изжить его в себе… Так сказать, избавиться от отцовских генов.
Гриссел подумал немного, впитывая услышанное, а потом спросил:
– Кому она открыла бы дверь?
– Очень немногим. Родителям, подругам. Мне. Нескольким коллегам с работы…
– Были у нее на работе люди, которым она не нравилась?
– С этими юристами ничего нельзя сказать наверняка. Все только и думают, что о своей выгоде. Пока человек им выгоден, он им нравится.
– Вам ее коллеги не нравились?
– Я не знал их по-настоящему. Был как-то на рождественской вечеринке, и еще нас один или два раза приглашали на ужин вместе с некоторыми директорами, но тогда гостей было десять – двадцать человек. Они не совсем в моем вкусе.
– У вас есть какие-нибудь предположения относительно того, кто убил ее?
– Я только предполагаю, понимаете… Мы ведь живем в специфической стране… Возможно, ее подкараулил какой-то чернокожий. Вошел за ней с улицы, дождался, пока она откроет дверь. И убил ее, потому что мог. Вот что я подумал.
В девять часов снайпер купил в хозяйственном магазине в Мелкбосе десять баллончиков с красной краской и два рулона малярной ленты. Выходя из «Ауди-А4», он боязливо озирался. Все время казалось, что кто-то вдруг ткнет в него пальцем и крикнет: «Вот он!»
Из Мелкбоса он поехал в Монтэгю-Гарденз, где купил еще десять баллончиков с краской и два рулона малярной ленты. Потом он зашел в кафе на Блауберг-роуд и скупил все утренние выпуски газет.
Закрывая окна «чаны», все хромированные детали и электрооборудование газетами и малярной лентой, он лихорадочно соображал, как объяснить, что последний выстрел стал просто несчастным случаем? И хватит ли двадцати баллончиков, чтобы покрасить всю машину?
Он снова и снова составлял мысленные послания в полицию и в прессу, но никак не получалось подобрать нужные слова.
В полдень он понял, что краски не хватит.
Гриссел покинул винную ферму «Добрая надежда». Он ехал по красивой дорожке, обсаженной дубами, и гадал, как может столько разных качеств совмещаться в одном человеке. Взрослый, сильный, красивый и, очевидно, умный мужчина густо краснеет оттого, что приходится обсуждать с посторонними свою интимную жизнь. И тут же не моргнув глазом спокойно признается в расистских предрассудках.
