Джеймс Берк - Пленники небес
Он стряхнул с потного лба налипшие волосы и попытался принять равнодушный вид, однако было заметно, что он напуган.
— У меня есть предчувствие, что на пути в кутузку ты обязательно вспомнишь, куда девал чулок и пушку, — сказал я. — Но это уж вы с ним сами разберетесь. Про него всякие слухи ходят, правда, я им не очень-то верю.
— Что? Какие, к черту, слухи?
— Например, что раз он завез подозреваемого куда-то в глушь и выколол ему глаз велосипедной спицей. Брехня, конечно.
Я увидел, как он сглотнул. По лицу его катился пот.
— Слушай, ты ведь смотрел фильм «Сокровище Сьерра-Мадре»? — спросил я его. — Там есть сцена, когда один бандит-мексиканец говорит этому, как его... Хамфри Богарту: «Мне нравятся твои часы. Ты ведь мне их отдашь, правда?» Наверняка вам в Рейлфорде его крутили.
— Я не понимаю...
— Да ладно. Допустим, ты — Хамфри Богарт. Сейчас ты возвращаешься в ту самую лавочку и возвращаешь владельцу его сотню баксов, а в придачу вот эти свои часы, «Гуччи». И никакой Сесил тебе не страшен, я тебе гарантирую.
На кончике его носа устроился москит.
— А вот и он, кстати. Так что решай, — сказал я.
* * *Я возвращался на грузовичке домой. Был теплый вечер, и деревья, растущие над заливом, озарял мягкий закатный свет. Летом в Южной Луизиане бывают такие вечера, когда небо становится лавандовым, а легкие розовые облачка напоминают крылья фламинго, распростертые на горизонте. Воздух был напоен ароматами дынь и клубники, которые кто-то вез в багажнике пикапа, а в саду моего соседа благоухали гортензии и ночной жасмин. На поверхности залива шумно кормились лещи.
Поворачивая к дому, я заметил у обочины ярко-красный, как пожарная машина, «ровер»-кабриолет с проколотой шиной. Затем я увидел, что на крыльце моего дома сидит жена Буббы Рока, рядом с ней стоит серебристый термос, в руке — пластиковый стаканчик. На ней были мексиканские соломенные сандалии, бежевые шорты и белая блузка с глубоким вырезом, разрисованная синими и коричневыми тропическими птицами. К темным волосам она приколола желтый цветок гибискуса. Когда я подошел к крыльцу, держа на руке плащ, она улыбнулась мне. И вновь меня поразил странный красный отблеск в ее глазах.
— Я шину проколола. Не подвезешь меня к моей тете, в Вест-Мейн?
— Конечно. Или давайте заменю вам шину.
— Запаска тоже дырявая. — Она отпила из пластикового стаканчика и вновь улыбнулась. Ее губы были красными и влажными.
— Как вы очутились в наших краях, миссис Рок? — спросил я.
— Для тебя — Клодетт, Дейв. Да вот, приехала навестить кузину, что живет за поворотом. Раз в месяц я езжу в гости ко всем своим родственникам в Нью-Иберия.
— Понятно.
— Я тебя ни от чего не отвлекаю?
— Да нет. Подождите минутку.
Я не стал приглашать ее в дом; проведав Алафэр, я распорядился, чтобы няня готовила ужин. Мол, я скоро буду.
— Помоги леди встать. Сегодня вечером я слегка... того, — сказала Клодетт Рок и протянула мне руку. Поднимаясь, она тяжело на меня оперлась. От нее пахло джином и сигаретами.
— Мне очень жаль твою жену.
— Спасибо за сочувствие.
— Это, должно быть, ужасно.
Я промолчал и придержал для нее дверцу пикапа.
Она уселась наискосок к дальней двери и принялась рассматривать меня.
Ситуация, подумал я. Вскоре наш грузовичок вынырнул из-под деревьев и покатил по дороге вдоль залива.
— Ты неважно выглядишь, — заметила она.
— Просто устал за день.
— Ты боишься Буббы?
— Я не думаю о нем.
— Не думаю, что сильно боишься.
— Я уважаю возможности вашего мужа. Извините, что не пригласил вас войти. В доме жуткий бардак.
— А вас не так-то легко смутить.
— Говорю же, устал за день.
Она надула губки.
— И этот человек стесняется называть замужнюю даму по имени. Какой правильный офицер. Будешь джин с соком?
— Нет, спасибо.
— Обижаешь, служивый. Тебе рассказали обо мне плохое?
Я уставился на ястреба-перепелятника, зависшего в воздухе над заливом.
— Тебе никто не говорил, что я сидела в Сент-Гэбриел? — сказав это, она улыбнулась и легонько пощекотала мне шею у воротничка. — Или, может быть, тебе сказали, что я странная девочка? — Она продолжала пожирать меня глазами. — Глядите-ка, мне удалось засмущать офицера. Ба, он даже покраснел, — игриво сказала она.
— Полегче, миссис Рок.
— Тогда выпей со мной.
— Интересно, почему это ваша шина спустилась именно возле моего дома?
Ее круглые, как у куклы, глаза блеснули, когда она посмотрела на меня, подняв стаканчик.
— Какой догадливый следователь, — сказала она. — Небось ломает теперь голову, что же задумала нехорошая леди. А ты не подумал, что леди, может быть, интересуется тобой? Неужели я тебе не нравлюсь? — Она поерзала в кресле.
— Я не стану наставлять рога Буббе.
— О как?
— Вы живете с ним. Вам прекрасно известно, что это за человек. На вашем месте я бы хорошенько подумал.
— А вы становитесь грубым, мистер Робишо.
— Понимайте как знаете. Ваш муж — ненормальный. Попробуй задеть его самолюбие, уязвить на людях — и он станет вести себя точь-в-точь как тот мальчишка, который столкнул своего парализованного брата в овраг.
— У меня для вас новости, сэр, — сказала она. Она оставила игривый тон, и странный красный отблеск в ее глазах стал будто бы ярче. — Я отсидела три года в таком месте, где надзирательницы запрещали ходить по вечерам в душ, иначе тебя отымеют по самое не балуйся. Бубба никогда не сидел в тюрьме. Он там просто не сможет. Через три дня им придется запереть его в ящик, наглухо его заколотить и отнести в чисто поле.
Грузовик с грохотом въехал на мост. Металлические швы заскрежетали под тяжестью шин. Смотритель моста изумленно посмотрел на нас с миссис Рок.
— И еще кое-что. У Буббы в Новом Орлеане всегда наготове пара-тройка шлюх для личного, так сказать, пользования. А я не могу и слова против сказать. Я всего лишь его милая женушка, которая следит за домом и стирает его потные шмотки. Так что я тоже имею право повеселиться. От тебя воняет.
Наступили прохладные сумерки. Мы миновали обветшалые негритянские домишки с покосившимися верандами, гриль-бар, где барбекю готовилось тут же на улице под сенью раскидистого дуба, и старый кирпичный магазинчик с рекламой пива «Дикси» на окне.
— Я высажу вас на стоянке. У вас есть деньги на такси?
— Мы с мужем владеем такси. Мы на них не ездим.
— Ну что ж. В такую погоду не грех и прогуляться.
— Ты — дерьмо.
— Может быть.
— Да уж. А я-то, глупая, думала, что смогу что-то для тебя сделать. Видать, я ошиблась. Ты просто-напросто закоренелый неудачник. Знаешь, как становятся неудачниками? Практика нужна. — Когда мы подъехали к Ист-Мейн, она указала рукой в темноту. — Останови-ка вон у того бара.
Она допила остатки из термоса и небрежно выбросила его в окно. Он с шумом стукнулся об асфальт, подпрыгнул и перевернулся. Несколько мужчин, куривших и потягивавших баночное пиво у входа в бар, обернулись и посмотрели в нашу сторону.
— А я как раз собиралась предложить тебе должность управляющего одним из рыбообрабатывающих заводиков Буббы. Работенка не меньше чем тысяч на сто в год. Подумай об этом, когда будешь возвращаться к своим червякам.
Я остановил грузовичок у входа в бар. Неоновая вывеска расцветила кабину красным. Мужики у входа замолчали и уставились на нас.
— И последнее. Я не хочу, чтобы ты уезжал отсюда с мыслью, что ты победил. — Она приподнялась на коленях, обняла меня за шею и запечатлела на моих губах влажный поцелуй. — Ты только что отказался от лучшего секса в своей жизни, милый. Почему бы тебе не предложить своим друзьям — анонимным алкоголикам — поиграть в бильярд собственными яйцами? Это будет в твоем стиле.
* * *Я слишком устал, чтобы размышлять, кто же из нас вышел победителем. В ту ночь над Мексиканским заливом висели грозовые тучи, на черном куполе неба то и дело вспыхивали молнии — и я чувствовал, что уснувший было во мне тигр вновь заворочался. Я почти слышал, он как скребет по прутьям клетки своими когтистыми лапами, почти видел, как горят его желтые глаза, чуял вонь его испражнений и смрад гнилого мяса, исходивший из пасти.
Я никогда не пытался искать объяснений этому своему состоянию. Психолог, возможно, назовет это депрессией, нигилист — зарождением философской интуиции. Но, несмотря на все эти ученые словеса, для меня это было просто предчувствие очередной бессонной ночи. Батист, Алафэр и я отправились на грузовичке в Лафайет посмотреть фильм в передвижном кинотеатре. Мы сидели на деревянных стульях, ели хот-доги, запивая их лимонадом, и смотрели двойную диснеевскую программу, однако мне никак не удавалось избавиться от темных мыслей, наполнявших мой рассудок.
Я смотрел на серьезное невинное личико Алафэр, озаренное светом экрана, и задумался обо всех невинных жертвах алчности, жестокости и недальновидности политиканов и военных. Я винил в этом прежде всего движимые жаждой наживы корпорации и близорукие действия политиков, рассчитанные на поднятие собственного рейтинга, — политиков, которые разжигают и финансируют войны, однако сами никогда в них не участвуют. Но хуже этого было другое — наше собственное равнодушие и бездействие, бездействие тех, кто все видел воочию.
