Фридрих Незнанский - «Крыша» для Насти
Далее, «заработанные» деньги она, видно, хранила в шкафу, среди нижнего белья, которое оказалось все переворошено, чего у нормальной хозяйки быть не может. Значит, Серый мог предложить следствию такую картинку.
Свиридов обо всем догадался, явился к своей даме, воспользовался ее услугами, а потом потребовал, чтобы та поделилась с ним своим «гонораром». Но та отказалась и тогда была убита. После этого Свиридов деньги все-таки нашел, но тут его охватило раскаяние. И он в порыве отчаяния, забыв про деньги, зажатые в кулаке, покончил с собой, отодвинув глушитель ото лба на максимально возможное расстояние.
Чушь это, а не картинка. Но Серый, вероятно, вынужден был действовать быстро и отчасти спонтанно и потому не продумал все до конца. Отсюда и откровенный ляп с пистолетом.
И Поремский немедленно согласился с выкладками Турецкого, ибо именно это и подтверждали наблюдения старика-пенсионера. А его описания совпадали даже в деталях — та же хромота на левую ногу — с теми, которые уже имело следствие по делу Порубова.
Владимир рассказал Александру Борисовичу о своей попытке «раскачать» Короткова на академию ФСБ, добавил и про неожиданную реакцию бывшего генерала. Турецкий выслушал, усмехнулся и заметил, что здесь все правильно, однако выход имеется. И обещал провентилировать этот вопрос уже до завтра. Как он собирался это сделать, Поремский, естественно, не догадывался, но тоже знал, что у Александра Борисовича, как и у Меркулова, имеются свои — закрытые — источники информации. Спрашивать бесполезно, но результаты бывают исчерпывающими.
На том они и закончили этот день. Поремский отправился отдыхать, полагая, что Александр Борисович станет немедленно советоваться, как он обычно это делает, с Грязновым. Но на тонкий намек Турецкий недовольно сказал, что Вячеслав выбыл в какую-то служебную командировку. Костя, возможно, и знает, но ничего не говорит. А от Славки вообще ничего нельзя было добиться. Так что действовать придется на свой страх и риск. И они расстались.
Турецкий продолжал сидеть в своем кабинете, изредка поглядывая на часы и перебирая не самые срочные в данный момент бумаги, поступавшие от генерального прокурора. А когда часы на стене пробили восемь, достал свой «секретный» мобильный телефон и набрал вызов.
— Привет общему другу, — сказал он.
— А, привет, привет! Какие проблемы?
— Есть академия ФСБ, — сказал Турецкий и замолчал.
— Знаю, — после паузы ответил «общий друг». — Что конкретно?
— Интересует некая Анастасия Андреевна Копылова. И ее сокурсники. Особенно один, которого могли звать Рэмом.
— Я подумаю. Горячий привет.
На этом разговор и закончился. Удовлетворенный Александр Борисович решил попытать удачи и со своей стороны. Он позвонил Татьяне Андреевне Васильевой и спросил у нее, не будет ли поздно, если он в течение часа подъедет к ней и ее мужу на квартиру, чтобы задать несколько вопросов о прошлом ее сестры? Оказалось, не поздно.
Александр Борисович сел в свою машину, по дороге заехал в «Детский мир», выбрал для Настеньки смешного рыжего тигренка, размером с нее самое, бросил на заднее сиденье и отправился в сторону Таганки, чтобы потом выехать на Симоновский Вал, а уж от него к Восточной улице, где проживала семья младшей сестры Анастасии Копыловой, так и не успевшей стать Порубовой.
Уже темнело, но острый взгляд Турецкого постоянно скользил по зеркальцу заднего обзора. И в какой-то момент Александр Борисович мог бы поклясться, что видит позади себя уже не привычную с некоторых пор «мазду», а песочного цвета «Жигули» с затемненным лобовым стеклом. На минуту вспыхнула, словно уколола, мысль: а не собираются ли уж эти парни в сером провернуть и с ним ту же операцию, что с генералом Вороновым? Или это просто так они действуют ему на нервы? Но зачем? Смысл-то этих действий каков?
Оно в принципе очень даже ничего выглядит — прозвучавшее признание генерала Короткова насчет обиженных Родиной и собственным начальством спецназовцев, о которых сегодня рассказывал Володька Поремский. Вполне в стиле времени. Да вот только он, Турецкий, ни к каким обещаниям отношения не имеет, чего им от него-то надо? Или они вконец уже озверели? И теперь, чувствуя, что у них повсюду проходит засветка, сами стали «нэрвничать»?
Турецкий вспомнил старую байку своего приятеля о том, как тот ездил в Грузию. И там, в Тбилиси, в маленьком духане, встретил дядю Гиви, которого знал по прошлым своим приездам, он «держал» этот духан уже полвека. Всегда вкусно кормил и поил, а в тот раз подал не шашлык, а, как выразился приятель, «болты в тавоте», и вместо молодого вина, «маджарки» — чистый уксус. Но на вопрос, что произошло, разве при демократах плохо жить стали, дядя Гиви сердито ответил, что живут пока, слава богу, как жили, зато «нэрвничают» много…
Вот и эти «орлы», похоже, занервничали. Значит, придется быть вдвойне внимательным, сказал себе Турецкий и перестал следить за преследователями. Так недолго и самому врезаться в столб либо нырнуть с моста в Москву-реку…
Зачем ехал Турецкий в семью Васильевых? Ну, во-первых, следовало вернуть фотографию Насти, которую он взял на время, чтобы по ней могли бы определить курс, на котором училась она со своим приятелем Рэмом. Ну а затем выйти, таким образом, и на самого Рэма.
Таня наверняка знала гораздо больше об этом человеке, в которого была тайно влюблена, но не говорила, боясь оклеветать честного человека. Это ее убеждение был прямой смысл развеять. Он уже выступил в роли не только «ревнивого страдальца», но и заказного убийцы.
Встретили Турецкого сдержанно и даже, как ему показалось, несколько настороженно. Видно, боялись, что от него должны прийти очередные неприятные вести. Петр Семенович, а попросту Петя, сидел нахохлившись и ревниво наблюдал больше не за гостем, а за своей супругой, которая смущенно поглядывала на Александра Борисовича и прятала глаза, будто между ними было что-то интимное. Словом, чушь какая-то. Вопрос в другом — как ее развеять?
И Турецкий понял, что в таких условиях ничего не добьется. Заводить сейчас, в присутствии мужа, разговор о человеке, в которого была определенно влюблена младшая Копылова, оказалось в высшей степени неосмотрительно. И Александр Борисович решил свернуть свой приход. Он кратко передал родным, что у Насти наметилось явное улучшение. По словам ее лечащих врачей, она постепенно приходит в себя, открывает глаза и узнает подходящих к ней людей в белых халатах. Но еще ничего не говорит, и с ней регулярно занимается логопед. А он, в свою очередь, обещает, что пациентка может заговорить где-нибудь в течение ближайших двух недель, поскольку звуки уже пытается произносить. Так что тут каждый день может принести успех.
Затем он вернул фотографию Насти, которую уже пересняли и сделали несколько рабочих копий. И только после этого решился заговорить о наиболее интересующем его предмете. А чтобы не вносить разлада в молодую семью, постарался обставить свой рассказ некоторыми деталями из последних уголовных дел, возбужденных Генеральной прокуратурой.
Не называя имени Рэма, а используя некую «фигуру умолчания», которая была замешана в трех крупных преступлениях за последнее время, Турецкий небрежным тоном рассказал, что предполагаемый убийца мужа Насти уже засветился в двух очередных делах. Он непосредственно участвовал в убийстве известного банкира, в прошлом — директора ФСБ Воронова, о котором уже все наверняка знают из телевизионных передач, а затем еще в двух убийствах свидетелей, которые могли бы опознать киллера на месте преступления. То есть теперь речь идет уже не о какой-то случайности, о странной ревности, что ли, жертвой которой стала жена Порубова, а о серийном и чрезвычайно опасном уголовном преступнике, заказном убийце. И поиск его осложняется еще и тем, что следствию на данный момент совершенно неизвестно имя заказчика, от лица которого и действовал этот высокопрофессиональный стрелок и подрывник.
В общем, Александр Борисович постарался маленько нагнать страху на эту беспечную Татьяну, которая считала свою юношескую любовь темой, запретной для других, и потому тоже совершала ошибку. Но тут же он подумал, что ее откровения могли бы стать чрезвычайно опасными и для нее так же, как для любой другой невольной свидетельницы, опознавшей преступника. Тем более что за автомобилем Турецкого, как он знал, велось постоянное наблюдение. Значит, киллер либо его подручные и тут могли узнать, куда и к кому ехал следователь. А затем произвести «зачистку местности», как это уже сделали в квартире в Марьиной Роще.
И Турецкий подумал, что зря поторопился и не попытался уйти от преследователя. Несколько оправдывало лишь то, что против него действовали, как уже сказано, настоящие профессионалы, и вели они наблюдение, скорее всего, не с одной, а с двух или нескольких машин. А все их засечь было бы физически невозможно. Тем не менее затягивать визит не следовало. Приехал, отдал, сказал два слова, уехал — в крайнем случае, такое оправдание для Татьяны сгодится. Ну еще в качестве оправдания, если таковое потребуется, она сможет сказать, что Турецкий интересовался однокурсниками Анастасии, но, поскольку она никого из них в лицо не знала, он и перестал расспрашивать. Такое вот алиби.
