Нина Дитинич - Тайна великого живописца
Маргарита нахмурилась:
– Вы про Башлыкова?
– Не только, и про Чарущева тоже.
– А что с ним? – с недоумением подняла она темные брови.
– В него тоже стреляли, только промахнулись. Он жив…
На Маргариту это произвело неприятное впечатление, но не более.
– Вы прошлый раз не все рассказали мне, – сказал следователь с укором.
– О чем? – невинно взглянула она на мужчину темными, прекрасными, бархатными глазами.
– Почему ваша сестра пришла так рано за фотографиями?
Маргарита заколебалась и вдруг решилась.
– Когда меня фотографировал Дмитрий Красилин, я завела с ним разговор о том, что хочу продать старинную картину, и я показала ему, ну эту копию, я говорила вам об этом в прошлый раз, – смутилась она. – Тогда-то я была уверена, что картина настоящая, он обещал мне помочь. И вдруг звонит другой мужчина и просит прийти завтра к девяти утра за фотографиями и принести картину на продажу. Что-то не понравилось мне в разговоре с ним, и я отправила вместо себя Ингу.
– Как вы думаете, кто вам звонил?
Девушка растерянно уставилась на него.
– Наверное, это и был убийца, раз Инга погибла. А кто он, понятия не имею.
– Это мог быть Чарущев?
– Не знаю, – покачала она головой. – Я не знакома с Чарущевым и по голосу его не знаю.
– А вот Башлыков был хорошо знаком с ним, вы что-нибудь знаете об этом?
– Нет, ничего, даже не слышала такого имени от Башлыкова.
Задав еще несколько вопросов, Суржиков отпустил девушку.
Уже у дверей она обернулась и сказала:
– Забыла сообщить вам, мы с Лялькой узнали, кто написал копию картины, что у меня, это художник Эдуард Хруст, которого убили.
– Благодарю, – улыбнулся Суржиков. – Я так и думал. – Отпустив Вишневскую, Суржиков с помощником отправились на квартиру Чарущева производить обыск.
Глава 39
Крамской представляет картину «Неизвестная»
Картина была готова, но Иван Крамской не мог остановиться и время от времени возвращался к портрету красавицы и дорабатывал его.
В полном одиночестве он снимал с картины покров, как снимает возлюбленный фату с невесты, и вглядывался в дорогие сердцу черты. Возлюбленная оживала и улыбалась краешком губ только ему одному, и пламенный взор дарила только ему, и только ему обещала неземное, страстное наслаждение.
Это было наваждением, он часами не отрывал глаз от изображенной девушки, так, наверное, смотрел легендарный царь Кипра Пигмалион на созданную им и ожившую Галатею. Осталось только обратиться к Афродите с мольбой, чтобы она вдохнула жизнь и в это изображение.
Крамской мог бы давно выставить на всеобщее обозрение «Неизвестную», так назвал он эту картину, но словно какая-то незримая сила не позволяла ему этого сделать. Помимо воли в душе таился страх, что если он покажет портрет Матрены Саввишны хоть одной живой душе, то лишится чего-то очень дорогого, главного, живущего в его сердце.
Прошло немало времени, как Матрена Саввишна оставила грешный мир, и тело ее уже, наверное, превратилось в прах, но она, как прежде, жива на портрете. Он подарил возлюбленной вечную молодость! И теперь она будет величественно царить одна, прекрасная и молодая, в серебристо-жемчужном морозном дне, живая, дразня и одновременно отталкивая манящим взглядом из-под полуопущенных ресниц.
Однажды Крамскому приснилась Матрена Саввишна в слезах, с тоской в голосе, она упрекала художника, что он сделал ее своей пленницей, держит в золотой клетке. Проснувшись в холодном поту, Иван Николаевич наконец решился поделиться с миром своим сокровищем и представить картину обществу. Пусть все увидят этот портрет, пусть рожденный в муках шедевр покоряет мир своим совершенством.
В ноябре 1883 года на одиннадцатой выставке Товарищества собрался весь цвет культурной столицы: аристократы, чиновники, писатели, художники и просто любители живописи. Когда они увидели портрет Крамского «Неизвестная», все ахнули, настолько изумительно хороша была работа.
У Ивана Крамского от напряжения сдали нервы, и, потрясенный реакцией публики, он в смятении убежал с выставки и вернулся только к закрытию.
Народ все еще стоял перед картиной и гадал, кто эта величественная, недоступная прекрасная дама с надменным прищуром бархатных, темных глаз.
Называли имена известных великосветских красавиц, кто актрис, а кто и вовсе дам сомнительного поведения. Крамского просили раскрыть имя модели, с которой он писал портрет, но художник, загадочно улыбаясь, молчал.
Павел Михайлович Третьяков, обожавший Крамского (он скупал для своей галереи все работы любимого художника), взглянув на картину, вздрогнул и отвернулся. Постояв в шумной толпе, послушав восторженные речи, он о чем-то глубоко задумался и вскоре торопливо покинул выставку, а новую картину Ивана Николаевича не купил.
Все художники, товарищи Крамского, недоумевали, портрет женщины не вязался с предыдущими работами мастера, которые были посвящены известным, нравственно-духовным людям, таким как: Мина Моисеев, Николай Некрасов в период «Последних песен», Шишкин и многие известные блестящие личности. Творчество Крамского было серьезным, гражданским, созвучным тяжелым драматическим моментам современной жизни или философски-религиозным, отвечающим на извечный вопрос о выборе человеком жизненного пути. А тут автор картины «Христос в пустыне» пишет неизвестную женщину. А ведь Крамской был уверен, что «без идеи нет искусства». А тут пустое любование женской красотой, какая в этом идея?
Крамской молча слушал все, что говорили люди о его творении, о нем самом.
Внезапно его глаза встретились со взглядом седого пожилого господина, в котором он с удивлением узнал постаревшего графа Бестужева. Граф смотрел на него сердито и будто что-то хотел сказать, но потом беспомощно махнул тростью и ушел.
Иван Николаевич проводил его горестным взором. На ступеньках Бестужев вдруг покачнулся и упал. К нему бросились люди, помогли сесть в пролетку, пролетка уехала.
А художник расстроился, ему показалось, что это нехороший знак.
Но восторженная толпа поклонников внезапно подхватила Крамского на руки, им восхищались, чествовали, ликовали. Смутная тревога прошла. Целый год в столице только и было разговоров, что об Иване Крамском и портрете «Неизвестной», но внезапно в семье художника произошло огромное горе: один за другим умерли два младших сына. Тяжело переживая трагедию, Крамской написал картину «Неутешное горе». Центральная фигура картины, скорбящая женщина, имела сходство с его супругой, Софьей Николаевной. Семейная трагедия сильно подкосила здоровье Ивана Николаевича, он не оправился до самой смерти.
Артель художников уже давно была в прошлом, хорошее быстро проходит, и о нем остается только дымка воспоминаний и горечь сожаления. Неприятности в артели начались с мелких недоразумений, поссорились жены артельщиков, и двое художников вышли из состава. Потом один из членов артели получил от Академии художеств предложение поехать за границу за казенный счет, и принципиальный Крамской возмутился, между всеми членами была договоренность держаться только своего товарищества и не поддаваться академическим приманкам. Крамской по поводу согласия товарища на зарубежную поездку от академии написал резкое заявление, но остальные художники проигнорировали его. Тогда Крамской сам в знак протеста покинул артель.
И после его ухода Артель художников потеряла свою значимость, перестали поступать заказы, и она быстро распалась.
Незадолго до этих печальных событий из Москвы приехал художник Мясоедов и предложил художникам Петербурга примкнуть к созданному им Товариществу передвижных выставок. Крамской с воодушевлением принял его предложение и ожил.
Начался самый плодотворный период его жизни. На одном дыхании писалась одна картина за другой. Лучшие картины и портреты были созданы именно в это время.
Дебютировал Крамской на выставке товарищества картиной «Русалки» по мотивам «Майской ночи» Гоголя. Но главной его работой, конечно, стала картина «Христос в пустыне». Чтобы сделать этюды для своей пустыни, Крамской вместо Палестины посетил Крым. Там он написал холодные сухие камни и громады таких же немых, бесплодных твердынь.
Вернувшись с полуострова, Крамской поселился с Шишкиным и Савицким на даче близ Тулы, рядом с имением Толстого. Там он написал два замечательных портрета Льва Николаевича. Но главной его работой в то лето, несомненно, была работа над картиной «Христос в пустыне».
Ранним утром Крамской в одном белье тихонько пробирался к своему Христу и, забыв все на свете, работал до позднего вечера.
Потом ему пришла идея написать картину «Радуйся, царь Иудейский», чтобы показать обществу, как грубая, развратная, бессмысленная толпа издевается над самыми высшими проявлениями человеческого духа.
Одержимый высокими идеалами, художник бросил все: жену, детей, заказы и целиком отдался работе.
