Ю Несбё - Спаситель
Мадс Гильструп дважды открыл и закрыл рот, беззвучно, как рыба в аквариуме.
«У этого консультанта не хватит духу торговаться о цене, если он сочтет первое предложение слишком низким, — сказал свекор. — Надо нокаутировать его с первого удара. Два миллиона. Что скажешь, Рагнхильд?»
Рагнхильд медленно кивнула, устремив взгляд в окно, потому что была не в силах смотреть на мужа, который, повесив голову, сидел в тени, куда не достигал свет настольной лампы.
Юн Карлсен уже сидел за столиком и ждал, когда она вошла в ресторан. Выглядел он меньше, чем ей запомнилось, наверно, оттого, что был не в форме, а в мешковатом костюме, купленном, скорее всего, во «Фретексе». А может, чувствовал себя неловко в фешенебельном ресторане. Вставая, чтобы поздороваться с нею, он опрокинул вазу с цветами. Сообща они спасли цветы, и оба рассмеялись. Потом поговорили о том о сем. Когда он спросил, есть ли у нее дети, она только покачала головой.
Есть ли дети у нее? Нет. Так, но, может, у него есть… Нет-нет.
Мало-помалу разговор зашел о недвижимости Армии спасения, но она заметила, что аргументирует без обычного азарта. Он вежливо улыбался, потягивая вино. Она увеличила предложение на десять процентов. Он покачал головой, по-прежнему улыбаясь, и сделал ей комплимент по поводу ожерелья, которое выгодно оттеняло ее кожу.
«Подарок мамы», — непринужденно солгала она. И подумала, что вообще-то он смотрит на ее глаза. На голубые радужки и чистые белки.
Предложение о личном вознаграждении в размере двух миллионов она сделала между горячим и десертом. Посмотреть ему в глаза ей не удалось, потому что он молча глядел в бокал с вином, только внезапно побелел как мел.
В конце концов он тихо спросил: «Это ваша собственная идея?»
«Моя и моего свекра». Она заметила, что дыхание у нее участилось.
«Алберта Гильструпа?»
«Да. Кроме нас двоих и моего мужа, больше никто об этом не узнает. Для нас чревато не меньшим ущербом, чем… чем для вас, если информация просочится».
«Я что-то сказал или сделал?»
«Простите?»
«Что дало вам и вашему свекру повод думать, будто я соглашусь на сребреники?»
Он поднял взгляд, и Рагнхильд почувствовала, что краснеет. Впервые за много лет.
«Откажемся от десерта?» Он взял салфетку с колен, положил на стол рядом с тарелками.
«У вас есть время подумать, прежде чем дать ответ, Юн, — пробормотала она. — Подумать о себе. Ведь это шанс осуществить мечты».
Слова фальшью резанули даже ее собственное ухо. Юн сделал официанту знак принести счет.
«И какие же это мечты? Мечты стать коррупционером, мерзким отступником? Разъезжать в шикарном автомобиле, меж тем как все человеческое в тебе лежит в руинах. — Его голос дрожал от гнева. — Такие у вас мечты, Рагнхильд Гильструп?»
Она не сумела ответить.
«Я слепец, — сказал он. — Знаете, когда я вас увидел, я думал, что… что вижу совсем другого человека».
«Вы увидели меня», — прошептала она, чувствуя, что ее охватывает дрожь, та же, что в лифте.
«Что?»
Она продолжала, уже громче: «Вы увидели меня. А сейчас я вас оскорбила. Мне очень жаль».
Повисло молчание, и ей казалось, будто она погружается в воду, где чередуются холодные и горячие слои.
«Давайте забудем все это, — сказала она, когда подошедший официант выхватил карточку у нее из рук. — Это не важно. Для нас с вами. Пойдемте в парк, погуляем».
«Я…»
«Пожалуйста!»
Он с удивлением смотрел на нее.
В самом деле?
Как этот взгляд — он же видел всё — мог удивиться?
Рагнхильд Гильструп глядела в окно холменколленской виллы на темный прямоугольник далеко внизу. Фрогнерпарк. Там началось это безумие.
Минула полночь, автобус запаркован в гараже, и Мартина чувствовала приятную усталость, но и удовлетворение. Она стояла на тротуаре возле Приюта, на узкой темной Хеймдалсгата, ждала Рикарда, который пошел за машиной, как вдруг за спиной хрустнул снег.
— Привет.
Она обернулась, сердце замерло — в свете единственного уличного фонаря виднелся силуэт крупной фигуры.
— Не узнаёте?
Сердце стукнуло раз. Другой. Третий, четвертый. Она узнала голос.
— Что вы здесь делаете? — спросила она, надеясь, что по голосу не слышно, как она испугалась.
— Узнал, что сегодня вечером вы работаете в автобусе и что около полуночи его паркуют здесь. В деле, как говорится, произошел сдвиг. Я кое о чем поразмыслил. — Он стал так, чтобы свет падал ему на лицо, которое выглядело жестче и старше, чем ей запомнилось. Странно, как много всего можно забыть за сутки. — И у меня возникли вопросы.
— Не терпящие отлагательства? — спросила она, улыбнулась и заметила, что лицо полицейского смягчилось.
— Вы кого-то ждете? — спросил Харри.
— Да. Рикард отвезет меня домой.
Она взглянула на сумку на плече полицейского. Сбоку надпись «ЙЕТТА», но на вид до того старая и изношенная, что к модному ретро отношения никак не имеет.
— Вам надо купить новые стельки для кроссовок, которые у вас в сумке, — сказала она.
Он недоуменно посмотрел на нее.
— Не надо быть Жаном Батистом Гренуем, чтобы учуять запах, — сказала она.
— Патрик Зюскинд. «Парфюмер».
— Читающий полицейский.
— Солдат Армии спасения, читающий об убийствах. Что, увы, возвращает нас к моему делу.
Перед ними остановился «Сааб-900». Боковое стекло беззвучно скользнуло вниз.
— Едем, Мартина?
— Минутку, Рикард. — Она обернулась к Харри: — Вам куда?
— В Бишлет. Но я…
— Рикард, не возражаешь подбросить Харри до Бишлета? Ты ведь тоже там живешь.
Рикард всмотрелся в темноту и уныло сказал:
— Конечно.
— Идемте. — Мартина протянула Харри руку.
Он с удивлением взглянул на нее.
— Ботинки скользкие, — шепнула девушка, схватив Харри за руку, и почувствовала, как эта сухая, теплая ладонь стиснула ее руку, словно опасаясь, что она упадет сию же минуту.
Рикард вел машину осторожно, поглядывая поочередно то в боковое зеркало, то в зеркало заднего вида, будто ждал нападения.
— Я вас слушаю, — сказала Мартина, сидевшая впереди.
Харри откашлялся.
— Сегодня стреляли в Юна Карлсена.
— Что? — невольно вырвалось у Мартины.
В зеркале Харри перехватил взгляд Рикарда и спросил:
— Вы уже слышали?
— Нет, — ответил тот.
— Кто… — начала Мартина.
— Мы не знаем.
— Но… и Роберт, и Юн. Это как-то связано с семьей Карлсен?
— Думаю, мишенью все время был только один, — сказал Харри.
— В смысле?
— Киллер отложил отъезд. По-моему, он обнаружил, что застрелил не того. Умереть должен был не Роберт.
— Не Ро…
— Вот почему мне нужно поговорить с вами. Думаю, вы можете дать ответ, правильна ли моя версия.
— Какая версия?
— Что Роберт погиб, так как на свою беду подменил Юна на дежурстве на Эгерторг.
Мартина обернулась, ошеломленно воззрилась на Харри.
— Вы занимаетесь графиком дежурств. Когда был у вас первый раз, я заметил, что график висит на доске внизу. И каждый мог видеть, кому в тот вечер полагалось дежурить на Эгерторг. Там значился Юн Карлсен.
— Как…
— Я зашел после больницы, проверил. Там действительно значится Юн. Но Роберт и Юн поменялись уже после того, как график напечатали, верно?
Рикард свернул со Стенсберггата к Бишлету.
Мартина прикусила нижнюю губу.
— Замены на дежурствах не редкость, и, если они меняются между собой, я далеко не всегда знаю об этом.
Рикард вырулил на Софиес-гате. Глаза у Мартины расширились.
— Вспомнила! Роберт позвонил мне, сказал, что они с братом поменялись и мне ничего делать не надо. Вот почему я не подумала об этом сразу. Но… но тогда получается…
— Юн и Роберт очень похожи, — сказал Харри. — А в форме…
— Вдобавок вечер и снегопад… — вполголоса проговорила Мартина, как бы обращаясь к самой себе.
— Я хотел спросить, не звонил ли вам кто-нибудь насчет графика дежурств. Особенно по поводу того вечера.
— Не припоминаю, — сказала Мартина.
— Подумайте, постарайтесь вспомнить. А я завтра позвоню.
— Хорошо, — кивнула Мартина.
Харри смотрел ей в глаза и при свете уличного фонаря снова обратил внимание на необычную форму зрачков.
Рикард резко затормозил.
— Откуда вы знаете? — удивился Харри.
— Что знаю? — быстро переспросила Мартина.
— Это я водителю. Откуда вы знаете, что я живу здесь?
— Вы же сами сказали, — отозвался Рикард. — Район мне знаком, я тоже живу в Бишлете.
Харри постоял на тротуаре, глядя вслед автомобилю.
Парень определенно влюблен. И сделал крюк сюда нарочно, чтобы несколько минут побыть наедине с Мартиной. Поболтать с ней. Спокойно, без помех что-нибудь рассказать, показать себя, распахнуть душу, открыть себя и все, что неразрывно связано с молодостью и с чем он сам, к счастью, уже покончил. Лишь бы услышать доброе слово, почувствовать объятие, надеяться на поцелуй перед уходом. Молить о любви, как делают все влюбленные идиоты. Независимо от возраста.
