Современный зарубежный детектив-4. Компиляция. Книги 1-23 (СИ) - Барнс Дженнифер Линн

– Эйвери, – окликнул меня Орен, сидевший на водительском кресле. – Мы на месте.

«На месте» – значило аккурат перед зданием Фонда Хоторна. Казалось, с той минуты, когда Зара предложила мне заглянуть к ней, чтобы разобраться с азами работы фонда, прошла целая вечность. Когда Орен, выйдя из машины, распахнул дверцу с моей стороны, я обратила внимание на то, что впервые вокруг не было видно ни одного фотографа и журналиста.

Может, ажиотаж наконец начал спадать, подумала я, переступив порог фойе фонда. Стены были выкрашены в серебристо-серый и увешаны десятками черно-белых снимков в массивных рамках. Казалось, они зависли в воздухе. Крупноформатные снимки в окружении фотографий поменьше. И на всех – люди. Со всего света, запечатленные в движении и статике, с самых разных углов, по самым разным законам перспективы, разные по всевозможным параметрам – от возраста и гендерной принадлежности до расовой и культурной. Люди. На снимках они смеялись, плакали, молились, играли, ели, плясали, спали, убирались, обнимались – все что угодно.

Мне вспомнился вопрос доктора Мак о том, чем же меня так привлекают путешествия. Вот чем.

– Мисс Грэмбс.

Я подняла взгляд и увидела Грэйсона. Интересно, подумала я, а давно ли он за мной наблюдает? Интересно, что он успел прочесть по моему лицу.

– У меня тут назначена встреча с Зарой, – сообщила я, отбивая неизбежную атаку.

– Зара не придет, – сказал Грэйсон и медленно зашагал ко мне. – Она считает, что вам нужен… проводник, – произнес он таким тоном, что последнее слово мгновенно миновало все мои защитные барьеры и просочилось в душу. – И почему-то ей кажется, что на эту роль лучше всего подойду я.

Выглядел он точь-в-точь как в нашу первую встречу – даже костюм от Армани был такого же цвета: светло-серый, со стальным отливом, совсем как его глаза – и стены этой комнаты. Мне вдруг вспомнилась фотокнига с именем Грэйсона на корешке, которую я видела на кофейном столике в кабинете Тобиаса Хоторна.

– Это все ваши работы? – ахнув, спросила я, обведя взглядом длинные ряды фотоснимков. Это была лишь догадка – но уж что-что, а угадывать я умела прекрасно.

– Мой дедушка считал, что для того, чтобы изменить мир, надо его повидать. – Грэйсон остановил на мне взгляд, но потом опомнился и отвел глаза. – Он любил повторять, что я умею подмечать детали.

Вкладывай. Развивай. Создавай. Я мысленно вернулась к рассказу Нэша об их с братьями детстве, и мне вдруг стало интересно, в каком возрасте Грэйсон впервые взял в руки камеру и когда начал ездить по миру и изучать его, фиксируя свои наблюдения на фотопленке.

Вот уж ни за что бы не подумала, что он имеет отношение к миру искусства.

Досадуя на то, что Грэйсон вообще проник ко мне в мысли, я сощурилась.

– Ваша тетя, наверное, никогда за вами не замечала любви к угрозам, – съязвила я. – Держу пари, не знает она и о том, что вы собирались накапывать информацию о моей почившей матери. Иначе ни за что не пришла бы к заключению, что у нас с вами возможно плодотворное сотрудничество.

Грэйсон усмехнулся.

– Не то чтобы это такие уж значимые детали. Что же касается «сбора информации»… – Он скрылся за столом у стойки регистрации и вернулся с двумя папками. Я удивленно посмотрела на них, а он вскинул бровь. – Неужели вы предпочли бы, чтобы я оставил результаты своих изысканий при себе?

Он протянул мне одну из папок, и я взяла ее в руки. Вообще, он не имел никакого права на то, чтобы вторгаться в нашу с мамой жизнь. Но стоило мне посмотреть на папку, и в голове зазвучал мамин голос – чистый и звонкий, как колокольчик. «Есть у меня одна тайна…»

Я открыла папку. Выписки из трудовой книжки, свидетельство о смерти, информация по кредитам, справка об отсутствии судимости, фотография…

Я сжала губы, не в силах отвести взгляд от снимка. Мама на нем была еще совсем юной – и держала меня на руках.

Я с трудом заставила себя посмотреть на Грэйсона, готовая обрушить на него свое негодование, но он спокойно протянул мне вторую папку. Интересно, подумала я, что он обо мне выяснил; найду ли я среди документов объяснение, почему его дедушка выбрал именно меня. Я открыла папку.

Внутри обнаружился один-единственный лист бумаги. Совершенно пустой.

– Это список ваших покупок со дня оглашения завещания. Да, для вас делали покупки, но сами вы… – Грэйсон многозначительно кивнул на пустой лист. – Не покупали ничего.

– Это на вашем языке значит «извините»? – спросила я. Я явно его удивила. Ведь истинная аферистка, жадная до денег, наверняка повела бы себя иначе.

– Я не стану извиняться за то, что хочу оградить близких от опасности. Наша семья и без того настрадалась, мисс Грэмбс. И если бы мне пришлось выбирать между семьей и вами, я, конечно, выбрал бы семью – всегда и всюду. Но готов признать, – он снова посмотрел мне в глаза, – что я вас недооценил.

В этих словах – как и в выражении лица – чувствовались серьезность и уверенность; казалось, парень, объездивший весь мир, видел меня насквозь.

– Ошибка вышла, – сообщила я и, захлопнув папку, отвернулась от Грэйсона. – Я хотела потратить деньги. Причем немаленькую сумму. Я попросила Алису передать их одному моему другу.

– Что еще за друг? – спросил Грэйсон. Выражение его лица переменилось. – Ваш парень?

– Нет, – возразила я. Впрочем, какое Грэйсону вообще дело до моей личной жизни? – Одному человеку, с которым мы играли в шахматы в парке. Он прямо там – в парке – и живет.

– Бездомный, что ли? – Тут Грэйсон взглянул на меня по-новому, точно за все свои поездки ни разу не встречал ничего подобного. Не видывал таких, как я. Но через пару мгновений он снова надел привычную маску. – Права была тетя. Вам еще учиться и учиться.

Он направился вперед, и мне ничего не оставалось, кроме как последовать его примеру, но я старалась шагать с ним вровень, а не спешить за ним хвостиком, точно утенок за своей мамой. Он остановился у порога переговорной и распахнул передо мной дверь. Я скользнула мимо него внутрь, но даже этого мгновенного контакта хватило, чтобы сердце заколотилось о ребра так, будто я бегу в марафоне на скорости двести миль в час.

Ну уж нет, ни за что. Вот что я сказала бы Макс, будь она сейчас на проводе. Что со мной такое? Между прочим, почти все наше знакомство Грэйсон только и делает, что отпускает в мою сторону угрозы. Он меня ненавидит.

Он прикрыл за собой дверь в переговорную и пошел к дальней стене, увешанной картами: первой висела карта мира, затем – каждого континента, а потом и стран, и так далее, вплоть до штатов и городов.

– Посмотрите сюда, – велел он, кивнув на карты. – Вот что стоит на кону. Все. Не один человек. Если дать денег одному человеку, это мало что изменит.

– Вообще-то, многое, – тихо возразила я. – В жизни этого самого человека.

– Учитывая, какие ресурсы теперь попали к вам в руки, вы больше не вправе заботиться об отдельных людях, – четко, точно вызубренный урок, отчеканил Грэйсон. Кто ему все это внушил? Дедушка? – Вы, мисс Грэмбс, – продолжил он, – теперь в ответе за весь мир.

Эти слова вспыхнули у меня в мозгу, точно спичка, искра, жаркое пламя.

Грэйсон повернулся к картам.

– Я оставил учебу в колледже на год, чтобы разобраться с тем, как работает фонд. Дедушка велел мне изучить стратегии благотворительной помощи, чтобы мы могли улучшить наши. Я должен был предоставить готовый план через несколько месяцев, – произнес он и остановил взгляд на карте, висевшей перед ним. – Видимо, теперь мне придется выступать с ним перед вами, – размеренно проговорил он, точно взвешивая каждое слово. – Контроль за деятельностью фонда подразумевает немало бумажной работы. Когда вам исполнится двадцать один, управление перейдет в ваши руки, как, впрочем, и все остальное.

Это задевало его сильнее прочих условий завещания. Мне вспомнилось, как Скай называла его престолонаследником, несмотря на то, что, по ее же словам, любимчиком Тобиаса Хоторна был Джеймсон. Грэйсон посвятил целый год жизни освоению дел фонда. Его фотографии висят в фойе.