Стеклянные крылья - Энгберг Катрине
– Значит, места, где нашли жертв, связаны с психиатрией. Иди сюда, Маслоу, сидеть!
Мосбек увел неугомонного щенка от навязчивого боксера.
– Это дело рук больного человека?
Мосбек вздохнул.
– Что такое больной человек, Йеппе? Ты сам-то здоров?
– Вполне здоров, чтобы людей не убивать, да.
– There is no health; physicians say that we, at best, enjoy but a neutrality. [19] – Мосбек вопросительно посмотрел на Йеппе. – Знаешь Джона Донна? Английский поэт эпохи барокко.
– У меня такого в списке прочитанного нет.
– Зря. «Анатомия мира» – это классика. Среди прочего Донн говорит следующее: «We are born ruinous…» «Больными мы рождаемся…»
Мосбек подыскивал слова.
– Смысл вот в чем: кто болен, а кто здоров? Можно приводить аргументы в пользу того, что любое отклонение от общественных норм – это болезнь. Но можно доказывать и обратное.
– Ты знаешь, о чем я…
– Да, я не придираюсь к словам. Просто в этой истории много мутной воды.
Йеппе скептически на него посмотрел.
– Да, извини, кажется, от темы воды никуда не денешься. Но как раз об этом и речь. Может быть, вода – символ очищения, а значит, возможна следующая интерпретация: у преступника мания чистоты – это лишь часть общей картины заболевания. Например, существует тесная связь между боязнью бактерий и обсессивно-компульсивным расстройством.
– То есть он психопат? – Йеппе выставил палец. – Как я вижу, ты в это не веришь.
– Нет, не обязательно. Убийства слишком хорошо спланированы, вплоть до мельчайших деталей, и действует он аккуратно. Чтобы оставить труп посреди Стрёгет, нужны расчет и смелость.
Мосбек сел на корточки и ласково погладил щенка.
– Так что за человек наш преступник – или преступница? Об этом можешь что-то сказать?
– Да, с осторожностью. Составлять профиль я не возьмусь. – Он поднялся и вытер собачью слюну о штанину. – Это человек невероятной силы духа. Три убийства за три дня – подобное предполагает наличие огромной мотивации, за которой стоят яркие эмоции. Думаю, преступник собирался с силами, если можно так выразиться. Долго планировал и копил гнев, который за всем этим и кроется.
– Согласен. Что еще?
– Хм-м… люди, которые решаются на насилие, как правило, имеют одно слабое место: одновременно чувствуют себя хозяевами мира и полными ничтожествами.
Они подвинулись, пропуская группу молодых солдат в спортивной одежде, которые быстро бежали вдоль озера: за плечами снаряжение, взгляд сосредоточен.
– Почему преступник оставляет жертв истекать кровью?
Мосбек смотрел на него чуть ли не извиняющимся взглядом.
– Ты прекрасно знаешь, Йеппе. Перед смертью они должны страдать.
Они снова вышли на дорожку. Приближающаяся головная боль давила Йеппе на глаза. Самый явный мотив был у Бо Рамсгорда. Он потерял дочь и открыто возлагал вину за это на тех людей, которые теперь погибали один за другим. К тому же алиби у него ненадежное. Это очевидно. И все-таки что-то тут не сходится – Йеппе никак не мог понять, что именно.
Он смотрел на мутную воду – на поверхность озера легли темные тени, помогая осознать слова Мосбека. Щенок вскочил и, виляя хвостом, прыгнул ему на ногу – Йеппе чуть не упал. Мы все больны с рожденья.
Эстер де Лауренти стучала по клавиатуре, даже не глядя на слова, мгновенно появляющиеся на экране. Ей наконец улыбнулась удача – не было времени подумать, поредактировать или сходить попи́сать. Она понятие не имела, откуда это все, – ее вдруг переполнили слова, которые, наваливаясь друг на друга, спешили оказаться на бумаге.
С небес на землю ее вернул звонок в дверь.
Она быстро подошла к входной двери и распахнула ее. На лестничной площадке стоял Ален – испуганно смотрел на нее, ошарашенный внезапностью.
Она подняла брови, словно нетерпеливо задавала вопрос, но он на несколько секунд застыл, ничего не говоря. В руках он держал ее тарелку, на нем были рыбацкий свитер и потертые джинсы, ноги снова босые. Он чересчур, даже раздражающе, красив, подумала она и, прежде чем осознать, что делает, взяла его за руку и втащила внутрь.
Когда дверь захлопнулась, они оказались в тесной прихожей – совсем рядом; он на голову выше и лет на пятнадцать моложе, в Эстер бурлила энергия.
И желание.
Она забрала тарелку и поставила на пол.
Он смотрел на нее с улыбкой во взгляде, а она снова стала шестнадцатилетней, двадцатитрехлетней, тридцативосьмилетней, сорокашестилетней чувственной женщиной – той, кем была всегда. Она все еще была женщиной, а не высохшей, подавленной, тревожной тенью самой себя.
Затылок у него оказался мягкий, и он не сопротивлялся, когда она притянула его к себе. Их первый поцелуй был не поцелуем – скорее нежным соприкосновением щек, носов, губ. Следующий был головокружительным и влажным и длился целую вечность – и в то же время всего секунду.
Эстер почувствовала, как у нее подкосились ноги. Ее уже много лет так не целовали, а может, и никогда.
Ален взял ее на руки и понес по квартире. Она смущенно уткнулась лбом ему в плечо, чтобы не встречаться с ним взглядом и не испортить волшебный момент.
В спальне он осторожно уложил ее на постель, и Эстер вдруг охватила паника. Кто вообще этот мужчина? Она его совсем не знает – понятия не имеет, что ему нужно.
За страхом пряталась и добрая порция тщеславия. Она действительно собирается снять одежду перед незнакомым французом? Обнажить возрастные пятна и сетку сосудов, дряблую кожу и хрупкие кости?
Он стал расстегивать ее блузку.
Видимо, да. Он двигался медленно и сосредоточенно, чуть неловко, и то, что он, видимо, тоже нервничал, помогло ей преодолеть собственную неуверенность.
Она снова его поцеловала. Он тоже ее хочет, с чего бы ему притворяться?
Ален уложил Эстер на спину – неожиданно грубо – и улегся сверху. Она закрыла глаза. От роившихся в голове мыслей задрожало тело.
Все произошло быстро, потом им стало неловко.
Вот как бывает, когда не знаешь друг друга, подумала она, не смея протянуть руку и погладить его по щеке. По крайней мере она еще на что-то годится.
Они недолго полежали рядом, после чего он встал и начал одеваться, не глядя на нее. Ясное дело, он пожалел, и Эстер отчаянно думала о том, как бы сгладить неловкость.
Одевшись, он обернулся и посмотрел на нее печальным взглядом.
– Извини! Я был слишком груб. Наверное, просто переволновался. Ты…
Он выдохнул и улыбнулся, говоря тем самым, что она потрясающая.
– Я всегда любил зрелых женщин. Умных. Красивых, опытных. Ты… выше моего уровня.
От удивления Эстер чуть не свалилась с кровати. Он не уверен?! Насчет нее?
Она рассмеялась.
– Я волновалась не меньше твоего. Ты просто невероятный человек, Ален. Правда! А я просто старая тетка…
– Стоп! Не смей так о себе говорить!
Он нежно поцеловал ее ладони и перешел к животу. На мгновение она подумала, что он собирается соблазнить ее еще раз. Тут он остановился.
– Сколько сейчас времени? Хотел спросить, можно у тебя машину взять? Мне надо перевезти из старой квартиры комод – его грузчики забыли.
Смеясь, она села в постели.
– Ты всегда вот так просишь соседей об одолжении?
Он небрежно развел руками.
– В нашем доме ты будешь пользоваться популярностью. Но у меня, к сожалению, нет машины.
– Ладно, voilà, что-нибудь придумаю. – Он наклонился вперед и целовал Эстер в губы – долго, – после чего отпустил ее и встал. – Мне надо бежать, chérie, но мы скоро увидимся. Очень скоро!
Она закуталась в одеяло. В дверях он обернулся.
– Chérie, а ты не дашь мне наличных взаймы? Пятьсот крон, тысячу? У меня друг есть, он нелегально такси водит – вдруг и мне с комодом поможет.
Эстер встала и потянула за собой одеяло.
– Я верну, только до банкомата дойду.
Из стоявшей в коридоре сумочки она достала тысячу крон и протянула ему купюру. Он взял ее и убрал в карман.
