Фридрих Незнанский - Никто не хотел убивать
– Но я... я убежден, что коллекцию статуэток Григорьев держит у себя дома! – не выдержал Голованов. – Зная ее цену, он просто не мог... ты понимаешь, не мог передоверить ее кому-нибудь. Слишком уж велик соблазн, чтобы не кинуть на этой коллекции подельника и не свалить с ней куда-нибудь за дальний бугор или в ту же Прибалтику. И если провести на квартире Григорьева обыск...
– Да ты о чем талдычишь, Сева! – возмутился Маурин. – Ты же умный вроде бы человек, да и в сыске не первый год. Так вот скажи мне, умный человек, кто... какой прокурор даст тебе ордер на этот шмон?
Маурин замолчал, тяжело дыша в телефонную трубку, молчал и Голованов. Наконец произнес устало:
– Значит, выходит, что моему генералу – десять лет отсидки, а твоему Григорьеву...
– Зачем же! – огрызнулся Маурин. – Будем искать выход.
Глава 16
Уже ближе к вечеру на мобильник Ирины Генриховны позвонил Шумилов-старший и спросил, готова ли она встретиться с его братом. И если до этого момента она еще сомневалась в целесообразности этой встречи, понимая внутреннее состояние мужа, то после того, как Шумилов произнес слово «брат», она уже не могла отказать.
– Спасибо, Ира! – поблагодарил Шумилов и тут же отключился, чтобы сделать звонок Глебу. И не прошло, пожалуй, пяти минут, как тот позвонил сам.
– Ирина? – каким-то хриплым голосом произнес он. – Надеюсь, вы меня еще помните? Мы танцевали на дне рождения у Игната. И тогда вы еще сказали, что неплохо было бы почаще встречаться всем вместе.
– Да, конечно, – хмыкнула Ирина Генриховна, сделав знак мужу, что звонит Глеб. – И поэтому вы решили напомнить о себе.
– Ну-у, не поэтому конечно, но... В общем, мне необходимо с вами встретиться.
– Зачем?
– Хотел бы попытаться снять с себя то обвинение, которое, как я могу догадываться, лежит сейчас на мне.
– А что за обвинение?
– Убийство Савина.
– Так, может, вам лучше будет встретиться не со мной, а с Александром Борисовичем? Все-таки он следователь прокуратуры.
– Исключено!
– Но почему?
– Именно потому, что он следователь прокуратуры. И он... он может не понять меня.
– Ну-у, я, положим, так не считаю, но если вы настаиваете... Когда и где?
– Хотелось бы сегодня же... Вас устроит восемь вечера на Гоголевском бульваре?
– Вполне.
– В таком случае я буду ждать вас у памятника. И еще... очень прошу вас, чтобы вы были одна. Иначе...
– Хорошо, я буду одна, – согласилась Ирина Генриховна. – Но и вы уж, пожалуйста, без выпендрежа.
– Выпендреж!.. Господи, да о чем вы говорите!
Отключив мобильник, Ирина Генриховна покосилась на Турецкого.
– Все слышал?
– Да.
– И что?
Александр Борисович с силой потер виски и не очень-то уверенно произнес:
– Если он действительно не причастен к убийству Савина, как меня пытается уверить Димка, то... – Он замолчал и после недолгого раздумья спросил: – Может мне все-таки проводить тебя? Или позвонить Голованову, если боишься, что он меня засечь может?
Ирина Генриховна отрицательно качнула головой.
– Исключено!
– Но, Ирка... – взмолился Турецкий. – Ты же понимаешь, я ведь просто боюсь за тебя.
– Даже так? – «удивилась» она. – А собирать чемодан и уходить из дома – это...
– Здесь совершенно другое.
– Ладно, не будем об этом, – вздохнула Ирина Генриховна. – К тому же гарант моей безопасности сам Шумилов.
Стрелки на часах уже показывали четверть девятого, а Глеба не было. Раздумывая, стоит ли терять время зря – в том состоянии, в котором все эти дни пребывал двоюродный брат Шумилова-старшего, он мог в самый последний момент и испугаться предстоящей встречи, Ирина Генриховна решилась уж было уходить, как в этот момент словно из-под земли вырос Глеб Шумилов. Совершенно не похожий на того вальяжного и слегка нагловатого вице-президента фармацевтической компании, каким его запомнила Ирина Генриховна.
Какое-то дерганное, посеревшее лицо, нервный взгляд, в котором просматривались и страх, и... и что-то еще одновременно.
– Вы уж простите меня, что заставил ждать, – пробормотал он, оглядываясь. – Но... но я боялся, что за вами увяжется ваш муж, и...
– И поэтому решил перепровериться?
– Да!
– А почему, собственно говоря, такая конспирация?
– Я знаю, что меня ищут, а я... В общем, если меня попытаются арестовать... у меня во рту яд, и я... я немедленно прокушу ампулу.
– А вот это уж совсем ни к чему! – как можно мягче и спокойнее произнесла Ирина Генриховна, мысленно похвалив себя за то, что запретила Турецкому тащиться за ней. – Во-первых, если вы будете так метаться и нервничать, то вас может забрать обычный патруль, а во-вторых... ампула – вещь хрупкая, и я так и не смогу узнать, зачем вы звонили мне.
Видимо все еще раздумывая, стоит ли полностью доверяться этой красивой женщине, Глеб неуверенно достал ампулу изо рта.
Этот мужик не блефовал.
– Вы все еще в недоумении, с чего бы вдруг я попросил вас об этой встрече, так я постараюсь объяснить, хотя и понимаю, что все это довольно запутанно и сложно. Как оказалось, мне не к кому больше обратиться, а вам... вам я как-то сразу поверил. Да, это действительно так! И мне очень важно, чтобы хоть ктото знал правду, прежде чем...
– Прежде, чем вас задержат?
– Да! Потому что я ни в чем не виноват.
– Хорошо, пусть будет так, – пожала плечами Ирина Генриховна. – Но я все-таки не понимаю, зачем вы позвали меня. Чтобы просто выговориться или хотите таким образом манипулировать следствием и моим мужем?
– Господи, да о чем вы?! – истерично выкрикнул Глеб. – Я так и знал, так и знал, что все это будет выглядеть глупо и наивно, но я хочу, чтобы ваш муж... чтобы он знал, что я хоть и предатель, но не грабитель и тем более не убийца!
– Предатель? – удивилась Ирина Генриховна, как бы пропустив «грабителя» и «убийцу» мимо ушей.
– Да, предатель, – хмуро подтвердил Шумилов, рассматривая обгрызанные ногти на руке. – И если желаете... В общем, где-то около пяти лет назад, когда Митя привел меня на свою фирму, он сразу же заявил мне, что я, мол, хороший менеджер, но не хозяин, то есть не тот человек, который мог бы самостоятельно вести дело. Меня это, само собой, задело, но я никогда не думал, что он будет все время тыкать меня этим в лицо. Как щенка в дерьмо. Не поверите, но он за все время не доверил мне ни одного серьезного проекта. Ни од-но-го! Меня это, естественно, оскорбляло, и вот тогда-то я и стал создавать дочерние фирмы, естественно на подставные имена, и фактически высасывал у Мити деньги. А потом... потом я решил, что смогу и сам. Построил в Нижнем Новгороде лабораторию, однако нужны были толковые специалисты, и вот тогда-то я и обратился к академику Ясеневу... Да, Ясеневу. Поговорил с ним безо всяких там экивоков и предложил должность замдиректора по научной работе с соответствующим окладом...
– И... и что Ясенев?
– Согласился! Точнее говоря, почти согласился. Ему не нравился Митин деспотизм, потому что он сам деспот.
– И как скоро он должен был покинуть Шумилова? – осторожно, чтобы не перегнуть палку, спросила Ирина Генриховна.
– Я настаивал на том, чтобы он прямо сейчас переехал в Нижний Новгород, но он сказал, что сможет заняться новой разработкой, еще более перспективной, чем Митина «Клюква», только после завершения работы над иммуностимулятором. Да, после завершения...
Он вдруг как-то сразу осекся, сплюнул на землю и негромко, но зло произнес:
– Идиот старый! Нобелевскую премию ждет!
Помолчал и глухо добавил:
– Поверьте, я не желал Мите зла. Просто... просто мне очень обидно было, что он ни во что не ставил меня. А ведь я действительно очень хороший менеджер и мог бы быть у него незаменимым замом.
Он снова замолчал, и Ирина Генриховна вынуждена была напомнить о себе:
– Вы именно это хотели мне сказать?
– Да, – кивнул он головой. Однако тут же вскинулся и быстро, давясь словами, заговорил: – То есть это и еще то, что... В общем, наш последний разговор с Ясеневым состоялся в ту самую ночь, когда пытались украсть «Клюкву». И я действительно был там, в лаборатории. Но я... я не мог сказать об этом вашему мужу, потому что об этом сразу бы узнал и Митя.
Он замолчал и вопросительно уставился на Ирину Генриховну, словно искал в ее глазах поддержки.
– Хорошо, допустим, я вам верю. Но как же быть с той ночью, когда убили Савина? Ведь именно вас, а не кого-нибудь еще видел там охранник.
– Да, видел, – заторопился Глеб, – но поверьте...
– Как вы оказались той ночью в лаборатории?
– Как оказался?.. – рефреном повторил Глеб. – Оказался... В общем, уже поздно вечером мне позвонил Миша Савин и сказал, что хотел бы переговорить со мной по очень важному для него лично вопросу. Я ему сказал, приезжай, мол, у меня и поговорим, но он сослался на то, что у него какие-то очень сложные опыты и он не может покинуть лабораторию. Просил меня подъехать...
Ему, видимо, было трудно вспоминать события той страшной ночи, и он замолчал, тупо уставившись глазами в подножие памятника. Когда же заговорил снова, каким-то очень серым, потускневшим голосом, Ирина Генриховна уже окончательно поверила во все сказанное.
