Джеймс Шиан - Приговор
Джек вырос в Нью-Йорке, но в душе был флоридским босяком. Последние десять лет все отпуска и выходные проводил на воде – плавал и удил рыбу. С тех пор, как пять лет назад от него ушла его третья жена Рене, жил один. Рене заявила, что не для того вышла замуж за успешного адвоката из Майами, чтобы все выходные торчать в жалкой глухомани, пока он закидывает удочку. Женщина имела право это говорить, но и Джек не собирался отказываться от единственной в жизни вещи, которая доставляла ему удовольствие. Их пути разошлись. И с тех пор Тобин ушел в себя, хотя и не стремился к этому.
План был таков: открыть небольшую конторку на окраине Бэсс-Крика. И защищать любого, кто переступит порог его кабинета. Единственное условие – чтобы он верил в правоту того, кого берется представлять. Он хотел стать легендарным сельским адвокатом и уже теперь не сомневался, что это будет интересно. Деньги ему больше не нужны – нужно нечто иное. Как там говорил Боб Марли?[19] Искупление? Хотя Джек не очень сознавал, какой именно вины. Может быть, его вина заключалась в том, что он разбивал в суде законные требования людей в угоду недобросовестным страховым компаниям, которые брался защищать? Он уверял себя, что это не более чем бизнес, но понимал, что поступает скверно. Понимал не он один – понимали все. Он превратился в высокооплачиваемую проститутку, только торговал не телом, а душой. Сколько можно так жить? А он протянул дольше, чем многие другие.
Джек в прошлом году уведомил фирму, и они больше шести месяцев вели переговоры, пока не установили сумму выкупа – двадцать миллионов долларов. С такими деньгами тысяча или больше людей могли бы жить в округе Кобб припеваючи. Но случилась заминка. Всегда случаются какие-нибудь заминки.
Эта проблема возникла по его собственной вине. Он присутствовал на одной из акций по сбору денег, которые так ненавидел. Вышел на минуту поговорить со старым приятелем Бобом Ричардсом, губернатором штата, и все к чертовой матери испортил. Именно к чертовой матери, иначе не выразишься. Их дружба была из тех, какую водят богатые люди и политики: собираются посидеть за стаканчиком и пообщаться между собой и себе подобными. Отнюдь не глубже. И вот он, мастер никому не открывать своих карт, старый зануда, вдруг распахнул душу губернатору по поводу планов на будущее.
– Ходят слухи, – как бы невзначай бросил Боб, – что ты уходишь из фирмы? – Они вдвоем прохаживались по террасе. В Майами пришла осень, и это был первый вечер, когда отступила тропическая жара. Почти семьдесят пять градусов, легкий ветерок, ясное небо – о таких вечерах люди в Буффало могут лишь страстно мечтать.
– Да, пора. Надо дать дорогу молодым балбесам.
– И чем собираешься заняться? Ни за что не поверю, что ты способен вести образ жизни пенсионера.
Настал тот самый момент, когда можно было пожать плечами, произнести ничего не значащую фразу – что-нибудь вроде «привыкну». Нет, лукавый потянул его за язык.
– Я не планирую отходить от дел. Хочу открыть маленькую конторку в округе Кобб. Поработаю провинциальным адвокатом.
– В округе Кобб? – переспросил губернатор. – Кстати, в округе Кобб старина Гарри Паркер готовится покинуть пост судьи. – В этом был весь Боб, политикан до мозга костей. Он не сумел бы разобраться в таблице деловых операций, не понял бы экологической проблемы, если бы не клюнул жареный петух, но прекрасно помнил, какие в штате открываются вакансии.
– Я не хочу работать судьей, – без обиняков отозвался Джек.
– Знаю. – Боб смотрел на звезды и потирал подбородок. – И кроме того, я уже обещал этот пост прокурору штата Биллу Сэмпсону. А вот его место освобождается. Джек, тебе понравится. Маленький штат, всего четыре юриста, нисколько не обременительно. Ну, что скажешь?
Боб был по природе дельцом. Что можно было ответить? Уместно было бы просто сказать «нет». Но Джек не привык разбрасываться представляющимися возможностями. Ему предлагали работу, связанную с судебной практикой. Не придется организовывать контору и нанимать людей. К тому же до того, как начать, он получит несколько месяцев отдыха. Вот он и ответил «да». Не сразу, не в тот же вечер. Помялся, немного потянул. Потребовалось несколько телефонных звонков старины Боба, но в итоге Тобин сдался. Это был крах. Мечта, которую он так долго вынашивал, лопнула – ей на смену пришла чья-то чужая мечта. Почему Джек позволил этому случиться? Он и сам не знал. Наверное, судьба.
Проходя мимо Нэнси в свой кабинет, Тобин испытал смутную тревогу. Он не любил этого признавать, но был человеком привычки, и вдруг кто-то вставил палку в колесо его заведенного ритуала. Джек быстро понял, в чем дело: его не встретила Корин, не приняла портфель и не проинформировала о поступивших звонках. Какое-то мгновение он размышлял, не спросить ли Нэнси, куда подевалась ее начальница, но передумал. Вместо этого позвонил Рику Вудсу. Джек немного нервничал – не мог взять в толк, что происходит. До этого ни разу не случалось, чтобы Корин отсутствовала или опоздала на работу.
– Рик, где Корин? Ее здесь нет, – спросил он, когда офис-менеджер поднял трубку.
– Не волнуйтесь, Джек. Она позвонила и сказала, что заболела. Впервые в жизни подхватила простуду. Придется вам сегодня обойтись услугами Нэнси. – Он говорил немного брюзгливо. С Джеком было все ясно: он уходил из фирмы. И с точки зрения Рика – чем раньше это произойдет, тем лучше. Так что не было смысла лететь сломя голову потакать его любому желанию. Повесив трубку, Тобин подумал было вызвать Нэнси, но вспомнил, что она наверняка отправилась за «Кобб-каунти пресс». Даже ее просчеты стали частью его ритуала. Но что-то его волновало помимо отсутствия Корин. Нельзя же до такой степени раскисать только потому, что заболела секретарь. Здесь что-то иное. Он чувствует.
Джек зашел в гардеробную, снял синий пиджак, аккуратно повесил на плечики, а плечики на вешалку. Вернулся к столу, взял «Нью-Йорк таймс» – впрочем, он всегда начинал с «Таймс», – устроился в удобном темно-красном кожаном кресле и принялся за чтение. Сначала мировые события, затем местные новости, некрологи, потом… интуиция его не обманула – вот что было не так.
Нэнси рассудила, что не стоит торопиться в расположенный за два квартала от фирмы магазин печати. Рик Вудс успел ей сообщить, что Корин заболела и в этот день ей придется выполнять функции секретаря. Какой смысл спешить обратно в офис?
– Считай, что тебе представился удобный случай, – ответил Рик, когда она необдуманно чертыхнулась в трубку. Исполнять обязанности секретаря Нэнси вовсе не хотелось. «Пусть заплатят, а не то я лучше погуляю». Но это был не выход. Ей нельзя было терять работу.
Когда Нэнси тихо вошла в кабинет, Джек сидел спиной, его стул был повернут от двери к окну. Нэнси направилась к столу с газетой и записями сообщений. С какой стати стесняться? Они оба знали, что она опоздала и забыла про «Кобб-каунти пресс». Если боссу захочется ее отругать, что ж… Нэнси услышала рыдания, только когда приблизилась вплотную к столу. Тяжелые рыдания. Тобин сидел, сгорбив плечи. Она заметила у него на коленях газету. Некрологи. Наверное, кто-то умер и он оплакивал этого человека. Может, у него все-таки была мать? Может быть, и в его жилах бежала человеческая кровь? Мысль, что у Джека Тобина имелось, как у других, сердце, не укладывалась в голове Нэнси. Но в ту минуту было не до раздумий: перед ней стояла проблема куда более неотложная. Она оказалась в кабинете босса в очень интимный момент. Как поступить? Выскочить на цыпочках за дверь? Это было самым заманчивым – Нэнси не хотела, чтобы зануда узнал, что она застала его в мгновение, когда тот был человеком. Наконец, не имея особенного выбора, она решила уронить газету на стол и при этом произвести как можно больше шума, а затем удалиться, притворившись, что ничего не видела и ничего не слышала.
Джек Тобин внезапно обернулся, да так быстро, что испугал Нэнси. Он посмотрел на нее покрасневшими опухшими глазами.
– У меня для вас сообщения, но я могу зайти позже. – Умнее она ничего не придумала. Тобин не ответил. Все еще был настолько под властью чувств, что не мог вымолвить ни слова. Но знаком показал, чтобы она села. Господи, хочет, чтобы я осталась! Вот бы сейчас выпить! Он словно прочитал ее мысли – выдвинул ящик стола и достал бутылку «Джек Дэниелс» и два стакана. Виски-бурбон – не тот сорт напитка, который бы предпочла Нэнси, особенно в половине десятого утра. Но она любезно приняла стакан и сделала одновременно с боссом большой глоток. Он налил снова. После второй порции напряжение стало отступать.
– Нэнси – вас, кажется, так зовут?
– Да, сэр.
– Нэнси, вам приходилось терять близкого человека? Я хочу сказать, очень близкого?
– Я потеряла мать, когда мне было пятнадцать лет.
