Ю Несбё - Тараканы
— Ты сумасшедшая! — выдохнул он.
Она тихо рассмеялась и стремительно отплыла прочь.
Когда Руна вышла из бассейна, Харри лежал на бортике в мокрой одежде. Открыв глаза, он увидел, что девушка взяла сачок и пытается поймать большую стрекозу, сидящую на водной глади.
— Просто чудо! — воскликнул Харри. — Я был уверен, что единственные насекомые, которые могут выжить в Бангкоке, — это тараканы!
— Кое-кто из красивых тоже выживает, — ответила Руна и осторожно подняла сачок. Потом выпустила стрекозу, и та с тихим гудением принялась кружить над бассейном.
— А что, тараканы не красивые?
— Фу, гадость!
— Но они ведь не опасные и не злые.
— Может, и нет. Но привлекательного в них тоже, по-моему, ничего нет. Они просто есть,и все тут.
— Они просто есть, — повторил за ней Харри без иронии, скорее задумчиво.
— Они такими созданы. Такими, что нам все время хочется раздавить их. Если их слишком много.
— Любопытная теория.
— Послушай, — прошептала она. — Все вокруг спят.
— Бангкок никогда не засыпает.
— Да нет же, послушай. Это звуки сна.
Черенок сачка представлял собой алюминиевую трубку, и Руна в нее подула. Было похоже на звук диджериду. Харри прислушался. В самом деле — звуки сна.
Руна пошла в душ. Харри уже стоял в коридоре, вызвав лифт, когда она вышла из душевой, обмотанная полотенцем.
— Твоя одежда лежит на шезлонге, — сказал он и закрыл за собой дверь.
Потом они вместе ждали лифта. Цифры на красном табло над дверью лифта наконец начали обратный отсчет.
— Когда ты уезжаешь? — спросила она.
— Скоро. Если что-нибудь вдруг не всплывет.
— Я знаю, ты встречался с моей матерью этим вечером.
Харри засунул руки в карманы и бросил взгляд на ногти на ногах. Руна говорила ему, что их надо бы подстричь. Двери лифта распахнулись, и Харри остановился в проеме.
— Твоя мать уверяет, что была дома в день убийства отца. И что ты можешь подтвердить это.
Она застонала.
— Хочешь, я отвечу?
— Да нет, пожалуй, — произнес он.
И отступил назад в кабину, и оба посмотрели друг на друга, в ожидании, когда двери лифта закроются.
— Как ты думаешь, кто это сделал? — спросил он наконец.
Она продолжала смотреть на него, пока створки дверей не сомкнулись.
Глава 27
Музыка прервалась посреди гитарного соло в «All Along The Watchtower», [29]и Джим Лав вздрогнул, поняв, что кто-то просто снял с него наушники.
Он крутанулся на стуле и увидел, как над ним свесился высоченный блондин, явно пренебрегающий солнцезащитными средствами; он еле умещался в тесной дежурке. Глаза незнакомца скрывались за пилотскими темными очками сомнительного качества. Джим и сам мечтал о таких, пока наконец не приобрел их за сумму, равную его недельному заработку.
— Привет, — сказал верзила. — Я спросил, говорите ли вы по-английски.
Он произнес эти слова с каким-то неуловимым акцентом, и Джим ответил ему на бруклинском:
— По крайней мере лучше, чем на тайском. Чем могу помочь? Какую фирму желаете посетить?
— Сегодня никаких фирм. Я просто хочу поговорить с вами.
— Со мной? Так вы не контролер из охранного агентства? Тогда понятно, почему плеер…
— Я не из охранного агентства, а из полиции. Моя фамилия Холе. Мой коллега, Нхо…
Он сделал шаг в сторону, и стало видно, что в дверях стоит таец с коротко стриженными волосами и в наглаженной белой рубашке. Джим ни на секунду не усомнился в подлинности документов, которые тот предъявил. И так все было ясно по внешности. Он зажмурился.
— Что, полиция? Скажите, вы все, что ли, ходите к одному и тому же парикмахеру? Никогда не пробовали подстричься по-новому? К примеру, вот так?
И Джим, захохотав, показал на копну у себя на голове.
Высокий усмехнулся:
— Похоже, ретро восьмидесятых еще не добралось до полицейских участков.
— Чего-чего восьмидесятых?
— Ладно, проехали. У тебя есть сменщик и место, где бы мы могли поговорить?
Джим объяснил, что приехал с друзьями на каникулы в Таиланд четыре года назад. Они взяли напрокат мотоциклы и рванули на север. В маленькой деревушке у реки Меконг, на границе с Лаосом, один из друзей совершил глупость — купил опиум и сунул его себе в рюкзак. На обратном пути их остановила полицейская машина, всех обыскали. И тут, на пыльной дороге Таиланда, можно сказать в самом сердце страны, они вдруг осознали, что их другу грозит длительное тюремное заключение.
— Согласно закону, ему, черт побери, могла грозить смертная казнь за контрабанду этой дури, ну каково? Причем мы, трое остальных, хотя ничего и не сделали, сразу же подумали, что нас тоже загребут за какое-нибудь соучастие или невесть что еще. Я тут же усек, что моя черная афроамериканская физиономия как нельзя лучше подходит для героинового контрабандиста. Мы просили и умоляли до тех пор, пока один из полицейских не дал нам понять, что они могут ограничиться штрафом. Нам пришлось отдать им все свои деньги, и плюс к этому они конфисковали опиум, а потом отпустили нас восвояси. До чего же мы были рады! Вот только обратные билеты в США уже не на что было купить…
И Джим принялся пространно и в подробностях описывать, как было дело дальше, как он пытался подработать гидом с американскими туристами, но у него возникли проблемы с видом на жительство, как он залег на дно, как его содержала одна тайская девушка и, когда наконец остальные друзья сумели-таки вернуться домой, он решил остаться здесь. После многих проволочек он получил разрешение на работу, ему предложили стать охранником паркинга: как раз понадобился человек, говорящий по-английски, который мог бы обслуживать офисы международных компаний.
Джим тараторил не переставая, и Харри наконец вынужден был остановить его.
— Черт, а я-то надеялся, что твой тайский дружок не говорит по-английски, — бросил Джим и нервно покосился на Нхо. — Те парни, которым мы заплатили на севере…
— Расслабься, Джим. Мы пришли спросить тебя совсем о другом. О синем «мерседесе» с дипломатическими номерами, который был здесь припаркован третьего января около четырех часов дня. Не припоминаешь?
Джим загоготал.
— Если бы меня спросили, какую именно мелодию Джими Хендрикса я сейчас слушал, то я, может быть, и ответил. Но машины — они то въезжают, то выезжают… — Он всплеснул руками.
— Когда мы были здесь, нам выдали талон. Ты не проверишь, что осталось: регистрационный номер или что-то в этом роде?
Джим покачал головой.
— Мы не ведем учета. Паркинг оснащен видеокамерами, и, если что-то происходит, мы потом можем это обнаружить.
— Потом? Ты имеешь в виду, что все записывается на видео?
— Типа того.
— Но я не заметил мониторов.
— А их и нет. Здесь парковочные места на шести этажах, у нас просто нет возможности сидеть и все это отслеживать. К тому же большинство воров, завидев камеры, думают, что за ними наблюдают, и сразу дают деру. Разве не так? А значит, половина дела уже сделана. Ну а если какой-нибудь осел все же полезет в чужую машину, мы сразу увидим это на пленке.
— Сколько вы храните видеозаписи?
— Десять дней. За такой срок владельцы машин успеют заметить, если чего не хватает. А потом мы снова пишем на те же пленки.
— Ты хочешь сказать, что есть запись от третьего января, с четырех до пяти дня?
Джим посмотрел на настенный календарь.
— Есть.
Они спустились по лестнице в душный сырой подвал, где Джим зажег одинокую лампочку и открыл один из железных сейфов, стоящих вдоль стены. На полках стояли видеокассеты.
— Придется просмотреть массу этих штучек, если вы хотите проверить весь паркинг.
— Нас интересуют гостевые парковочные места, — сказал Харри.
Джим поискал на полках. Записи с каждой камеры наблюдения хранились отдельно, на корешках кассет карандашом были написаны даты. Наконец Джим вытащил одну из кассет.
— Время шоу.
Он открыл другой сейф, где был спрятан видеопроигрыватель с монитором, и поставил кассету: через пару секунд появилась черно-белая картинка. Харри сразу же узнал гостевую парковку: очевидно, запись была сделана той же камерой, которую они заметили, когда были здесь в прошлый раз. В нижнем углу высвечивался код — месяц, день и время. Они перемотали пленку вперед, остановившись на 15.50. Никакой посольской машины. Они подождали еще. Картинка не менялась.
— Поставим пленку на быструю перемотку, — предложил Джимми.
Время в углу побежало быстрее, но все остальное оставалось неизменным. Вот уже 17.15. Пара машин проехала мимо, оставив мокрые следы на бетонном полу. Время 17.40, следы медленно высыхают, исчезают, и никаких признаков появления посольского «мерседеса». Наконец Харри попросил выключить запись.
