Ю Несбё - Не было печали
Хельгесен кивнул и красноречиво взглянул на Харри.
— Что ж, ты по-мужски воспринял это известие, — снова обернулся Вебер к Харри. — Во всяком случае, не отличился, как Иварссон сегодня.
— Иварссон?
— Ты что, действительно еще не слышал, что случилось сегодня в «Кишке»?
Видя, что Харри качает головой, Вебер, тихонько посмеиваясь, принялся в предвкушении потирать руки:
— Что ж, Холе, в таком случае попотчую тебя хотя бы хорошей историей.
Рассказ Вебера очень напоминал те отчеты, которые он обычно писал. Короткие, рубленые фразы, дающие представление о ходе событий без всяких там живописных описаний чувств, оттенков звуков либо выражений лиц участников. Однако Харри и сам без труда заполнял соответствующие пробелы. Он как будто видел, как начальник отдела полиции Руне Иварссон и Вебер входят в одно из двух помещений для длительных свиданий в отделении А, слышал лязг закрывшейся за ними двери. Оба помещения находились недалеко от комнаты общих свиданий и были предназначены для семейных посещений. Здесь заключенный мог провести несколько спокойных часов в кругу родных и близких, и потому комнатам этим попытались придать хотя бы видимость уюта: необходимая простая мебель, пластиковые цветы, пара бледных акварелей на стенах.
Когда они вошли, Расколь встал. Под мышкой он держал толстую книгу, а на низком столике перед ним была разложена шахматная доска с расставленными фигурами. Он не произнес ни слова, лишь его карие страдальческие глаза неотступно следили за обоими посетителями. На нем была длинная, похожая на камзол белая рубашка старинного покроя, доходившая ему почти до колен. Заметно было, что Иварссон чувствует себя не совсем в своей тарелке. Резким тоном он велел высокому тощему цыгану сесть. С легкой усмешкой Расколь выполнил его указание.
Иварссон взял с собой Вебера вместо того, чтобы воспользоваться услугами кого-нибудь помоложе из состава следственной группы, отнюдь не случайно. Он считал, что старый опытный лис поможет ему, по его собственному выражению, «видеть Расколя насквозь». Вебер пододвинул стул поближе к двери, сел и вытащил блокнот, а сам Иварссон устроился прямо напротив знаменитого заключенного.
— Прошу вас, господин начальник отдела полиции Иварссон, — сказал Расколь и сделал ладонью жест, который должен был означать, что он предоставляет посетителю право начать шахматную партию.
— Мы пришли не играть, а получить информацию, — сказал Иварссон, разложив перед ним на столе в ряд пять увеличенных кадров видеосъемки налета на Бугстадвейен. — Мы хотим знать, кто это.
Расколь одну за другой взял фотографии и принялся внимательно изучать их, по временам громко хмыкая.
— Не мог бы кто-нибудь из вас одолжить мне ручку? — спросил он, просмотрев все снимки.
Вебер с Иварссоном переглянулись.
— Воспользуйтесь моей, — сказал Вебер, протягивая ему авторучку.
— Я предпочел бы обычную, шариковую, — сказал Расколь, не сводя глаз с Иварссона.
Шеф отдела пожал плечами, вынул из внутреннего кармана шариковую ручку и передал ее Расколю.
— Сначала я хотел бы рассказать вам кое-что о капсулах с краской, — сказал Расколь, раскручивая белую ручку Иварссона, на которой, кстати, абсолютно случайно — хотя и довольно символично — был логотип Норвежского банка. — Как вам известно, в момент ограбления служащие банка всегда пытаются подложить в похищаемые деньги капсулы с краской. В кассеты банкоматов их монтируют заранее. Некоторые капсулы соединены с передатчиком и активируются, как только их начинают перемещать — например, укладывать в сумку. Другие вступают в действие, когда их проносят через определенный контур — предположим, дверь банка. Каждая отдельная капсула может быть снабжена собственным микропередатчиком, соединенным с приемником, который посылает импульс, заставляя капсулу взрываться, если ее отнесут от него на определенное расстояние, к примеру на сотню метров. Некоторые взрываются с определенной задержкой после активации. Сама такая капсула может быть абсолютно любой формы, однако очень небольшой, чтобы ее легко было спрятать среди купюр. Вот такой, — Расколь показал размер капсулы, раздвинув большой и указательный пальцы на два сантиметра. — Сам взрыв безвреден для преступника. Все дело в краске, чернилах.
В руках у него оказался стержень из разобранной ручки.
— Мой дед был мастером по изготовлению чернил. Он рассказывал мне, что в древности, когда хотели приготовить чернила для письма по железу, использовали гуммиарабик. Это смола определенного вида акаций, которую еще называли «слезы Аравии», — она выступает на стволах деревьев в виде вот таких желтоватых капель.
Соединив кончики большого и указательного пальцев, он показал овал размером с грецкий орех.
— Смола выступала в роли связующего элемента, не давая чернилам растечься по железу и в то же время оставляя их относительно жидкими. Однако для их разведения требуется растворитель. В былые времена использовали обычную дождевую воду либо белое вино. А также уксус. Дед говорил, что если пишешь для врага, в чернила надо лить уксус, если для друга — вино.
Иварссон кашлянул, однако Расколь как ни в чем не бывало продолжал:
— Сами чернила в капсулах бесцветны. Они окрашиваются, лишь соприкасаясь с бумагой. Когда красный чернильный порошок, содержащийся в каждой капсуле, попадает на банкноты, он вступает в химическую реакцию, окрашивая их так, что удалить краску невозможно. Банкноты, таким образом, оказываются раз и навсегда помеченными как ворованные.
— Я знаю, как действуют капсулы с краской, — перебил Иварссон. — Лучше скажи…
— Терпение, уважаемый господин начальник отдела. Самое очаровательное в этой технологии — ее очевидная простота. Все настолько несложно, что я и сам мог бы изготовить такую капсулу и поместить ее куда угодно с тем, чтобы она взорвалась на определенном расстоянии от приемника. Все, что мне для этого потребуется, вполне могло бы уместиться в коробку для бутербродов.
Вебер перестал записывать.
— Однако важность красящих капсул вовсе не в технологии их изготовления, дражайший господин начальник отдела полиции Иварссон. Самое главное здесь — сам принцип доносительства. — На лице Расколя появилась широкая улыбка. — Чернила въедаются также в одежду и кожу грабителя, причем настолько глубоко, что если они попадут на руки, отмыть их невозможно. Понтий Пилат и Иуда, не так ли? Кровь на руках. Кровавые деньги. Терзания судьи. Кара доносчику.
Расколь уронил стержень ручки под стол, и, пока нагибался, доставая его, Иварссон знаком попросил Вебера передать ему блокнот.
— Я хочу, чтобы ты написал здесь имя человека на фотографиях, — сказал Иварссон, кладя блокнот на стол. — Как я сказал, мы сюда не играть пришли.
— Нет, не играть, — повторил Расколь, медленно собирая ручку. — Я обещал, что назову вам имя человека, который взял деньги, верно?
— Таков был уговор, — подтвердил Иварссон, подавшись всем телом вперед, ибо Расколь начал что-то писать в блокноте.
— Мы, ксораксане, свято чтим уговор, — сказал он. — Я запишу здесь не только его имя, но даже имя той проститутки, которую он регулярно посещает. Даже имя того человека, которого он пытался нанять, чтобы переломать ноги парню, не так давно разбившему сердце его дочери. Последний, правда, отказался.
— Э-э… что ж, превосходно. — Иварссон, сияя победной улыбкой, обернулся к Веберу.
— Вот. — Расколь протянул ему ручку и блокнот. Иварссон тут же уткнулся в него.
Улыбка разом погасла.
— Но ведь… — Он запнулся. — Хельге Клементсен — это же управляющий. — В глазах его появился проблеск понимания. — Он тоже замешан?
— Еще как, — подтвердил Расколь. — Ведь это же он взял деньги, не так ли?
— И положил их в сумку грабителя, — тихо прибавил Вебер со своего места у двери.
Вопросительное выражение постепенно сползало с лица Иварссона, уступая место ярости:
— Что за бред? Ты ведь обещал мне помочь.
Расколь внимательно выслушал его, изучая длинный острый ноготь на мизинце правой руки. Затем он с важным видом кивнул, склонился над столом и сделал Иварссону знак сесть поближе.
— Ты прав, — шепотом сказал он. — Это и есть помощь. Уясни себе урок жизни. Поучись хотя бы у своего ребенка. Упущенное наверстать нелегко, но можно. — Похлопав Иварссона по плечу, он выпрямился, скрестил руки на груди и кивнул на шахматную доску: — Ваш ход, господин начальник отдела полиции.
Иварссон кипел от злости, шагая с Вебером сквозь «Кишку» — трехсотметровый подземный коридор, соединяющий здание Управления полиции Осло с тюрьмой «Ботсен».
— Кому я поверил?! — шипел Иварссон. — Одному из тех, кто изобрел само жульничество! Довериться проклятому цыгану! — Каждое его слово эхом отражалось от кирпичных стен. Вебер торопился как мог, стараясь поскорее покинуть сырой холодный туннель. «Кишкой» пользовались, когда надо было доставить заключенного на допрос в Управление или же отвести его обратно в тюрьму, и о том, что случалось порой в этом мрачном подземелье, ходили разные слухи.
