Пер Валё - Полиция, полиция, картофельное пюре!
Мартин Бек снял крышку и рассмотрел выемки от револьвера и запасного приклада.
— Да, — проговорил он. — Ты прав.
Монссон кивнул. Несколько раз закрывал и открывал крышку.
— Легко открывается, — сказал он.
Они перевернули ящик и осмотрели его со всех сторон. Он высох и был в довольно хорошем состоянии.
— Он недолго находился в воде, — констатировал Мартин Бек.
— Пять суток, — ответил Монссон.
— Здесь, — сказал Мартин Бек, — здесь что-то есть. Он легко погладил дно, на которое была наклеена бумага. Она отмокла и частично отвалилась.
— Да, — сказал Монссон. — На бумаге что-то было написано. По-видимому, шариковой ручкой. Подожди-ка.
Он взял из ящика письменного стола лупу и протянул ее Мартину Беку.
— Гм, — промолвил Мартин Бек. — Отпечаток виден. «Б» и «С» видны достаточно отчетливо. Может быть, еще кое-что.
— У нас есть люди, вооруженные более точными инструментами, чем моя старая лупа. Пусть они посмотрят.
— Этот револьвер применяется, или, вернее, применялся на соревнованиях.
— Да, я это понял. Необычная марка. — Монссон побарабанил пальцами по столу. — Отдадим его в технический отдел. И пусть Скакке проверит стрелковые общества. А мы пойдем завтракать. Неплохое распределение труда, а?
— Неплохое, — согласился Мартин Бек.
— Заодно я покажу тебе Мальм. Ты бывал в «Полковнике»? Нет? Тогда пойдем туда.
Ресторан «Полковник» находился на двадцать втором этаже, и вид оттуда превосходил все, что Мартин Бек видел за предыдущие дни.
Под ними, словно с самолета, был виден весь город. А также Эресунн, Сальтхольм и датский берег. К северу виднелась Ландскруна, остров Вэн и даже Хельсингборг. Видимость была необыкновенно хорошая.
Светловолосый кельнер подал им бифштексы и холодное вино «амстель». Монссон ел с жадностью; он вытряс все зубочистка из стаканчика на столе, сунул одну в рот, а остальные в карман.
— Да, — произнес он, — насколько я понимаю, все сходится.
Мартин Бек, которого больше интересовал вид, чем еда, неохотно оторвался от панорамы.
— Да, — сказал он. — Похоже на то. Ты был прав с самого начала. Хотя ты только догадывался.
— Ну и что ж, что догадывался, — сказал Монссон.
— Теперь нужно только догадаться, где он.
— Где-то здесь, — сказал Монссон, кивнув в сторону окна. — Но кто мог ненавидеть Пальмгрена до такой степени?
— Тысячи людей, — сказал Мартин Бек. — Пальмгрен и его дружки безжалостно уничтожала вокруг себя все и вся. Он, например, возглавлял множество предприятий — более или менее долгий срок. Пока они оправдывали себя. Когда же те переставали приносить бешеные барыши, он просто закрывал их, и многие рабочие оставались ни с чем. А скольких разорили ростовщические фирмы, вроде той, которой ведает Бруберг?
Монссон ничего не стал отвечать.
— Но я думаю, что ты прав, — продолжал Мартин Бек. — Этот человек должен быть где-то здесь, если не сбежал.
— Сбежал и вернулся, — сказал Монссон.
— Возможно. Должно быть, действовал он непреднамеренно. Ни один человек, задумавший убийство, и в первую голову наемный убийца, не поедет на велосипеде летним вечером, привязав к багажнику коробку с револьвером. Да еще такую большую — больше обувной.
К их столу подошел бармен.
— Инспектора по уголовным делам просят к телефону, — сказал от Монссону. — Кофе?
— Это, наверное, тот парень с микроскопом, — предположил Монссон. — Кофе? Да, будьте любезны. Два эспрессо.
— Да, — сказал Монссон, вернувшись. — На дне коробки заметны «Б» и «С». Остальное прочесть нельзя, так считает и парень из лаборатории. Но, по его мнению, это имя владельца.
Человек, который ведал тиром, задумчиво посмотрел на Бенни Скакке.
— «Арминиус-22»? Да, сюда приходят два-три человека, которые обычно стреляют из таких револьверов. Но кто именно, я так сразу сказать не могу. Кто из них был здесь в прошлую среду? Нет, ведь всех невозможно запомнить. Но спросите парня, который стреляет вон там. Он тут палит с той поры, как ушел в отпуск, десять дней уже. — Когда Скакке отошел к тиру, он крикнул ему вдогонку: — Спросите заодно, откуда у него деньги, чтобы покупать столько патронов.
Стрелок как раз закончил серию выстрелов, подсчитал очки и стал приклеивать новую мишень, когда Скакке подошел к нему.
— «Арминиус-22»? — сказал он. — Одного я, во всяком случая, знаю. Но он не был здесь с середины прошлой недели. Хороший стрелок. Если бы он стрелял из…
Парень повертел в руке свой автоматический револьвер «Беретта Этфайр».
— Вы знаете его имя?
— Бертиль… не то Ульссон, не то Свенссон, точно не помню. Он работает на «Кокумсе».
— Вы уверены?
— Да, скверная работа. Кажется, мусорщик.
— Спасибо, — сказал Скакке. — А откуда вы берете деньги на патроны?
— Это мое единственное хобби, — ответил стрелок, набивая обойму.
Уходя, Скакке получил от директора тира записку с тремя именами.
— Это те стрелки из «Арминиуса», имена которых я помню, — пояснил тот.
Скакке вернулся к полицейской машине. Прежде чем завести мотор, он прочел: ТОММИ ЛИНД, КЕННЕТ АКСЕЛЬССОН, БЕРТИЛЬ СВЕНССОН.
В полицейском управлении Монссон задал вопрос Мартину Беку:
— Что будем делать с Брубергом и Ханссон?
— Отправь их обратно в Стокгольм. Если только Оса узнала все, что ей нужно.
— Моя работа в Мальмё закончена, — сказала Оса и взглянула на Мартина Бека ясными карими глазами.
Расследование шло своим чередом. Бек решил проверить, не проживал ли Бертиль Свенссон в одном из пальмгреновсиих домов. Через два часа после запроса, отправленного полиции в Халден, телекс выдал нужную строчку: СВЕНССОН, БЕРТИЛЬ УЛОФ ЭМАНУЕЛЬ, ВЫСЕЛЕН 15 СЕНТЯБРЯ 1968 ГОДА.
— Это значит, что его вышвырнули, — сказал Монссон.
Мартин Бек набрал номер телефона конторы Бруберга в Стокгольме. Ответила женщина, должно быть, секретарша. Для верности он спросил:
— Это фру Муберг?
— Да.
Он назвал себя.
— Чем могу служить? — спросила она.
— Скажите, фру Муберг, закрывал ли директор Пальмгрен недавно какие-либо из своих предприятий?
— Смотря по тому, что вы подразумеваете под словом «недавно». Два года назад он закрыл фабрику в Сольне, если вас это интересует.
— Какую фабрику?
— Это была очень маленькая фабрика, на которой делали детали для станков. Кажется, пружины или что-то в этом роде.
— Почему он ее закрыл?
— Она себя больше не оправдывала. Предприятия, которые покупали эти детали, то ли реконструировали свои станки, то ли перешли на новые. Во всяком случае, прежнего сбыта продукции не было, перестраивать производство не стали, работу остановили, а фабрику продали.
— Два года назад?
— Да, осенью шестьдесят седьмого.
— А что стало с рабочими?
— Их уволили, — сказала Сара Муберг.
— Сколько их было?
— Этого я не помню. Но документы где-то есть. Могу посмотреть, если хотите.
— Очень просил бы вас. Мне нужны фамилии работавших.
Прошло несколько минут, прежде чем она снова взяла трубку.
— Извините, я не сразу нашла. Прочитать фамилии?
— Сколько их?
— Двадцать восемь.
— И всех уволили? Разве нельзя было перевести их на другое предприятие?
— Нет, все были освобождены. За исключением одного… Он был мастером, и его сделали управляющим домами. Но через полгода он тоже ушел. Очевидно, нашел работу получше.
— Будьте добры, прочтите мне фамилии. — Когда она дошла до девятой фамилии, он сказал: — Стоп. Повторите эту фамилию.
— Бертиль Свенссон, конторщик.
— Больше о нем ничего там не написано?
— Только то, что я прочитала.
— Благодарю, достаточно, — сказал Мартин Бек. — До свидания и спасибо за помощь. — И стал рассказывать Монссону: — Бертиль Свенссон уволен два года назад с пальмгреновского предприятия. Конторщик.
Монссон повертел зубочистку во рту.
— Нет, подсобный рабочий. Я беседовал в личном столе на «Кокумсе».
— У тебя есть его адрес?
— Да, он живет на Ваттенверксвеген. Но сейчас в отпуске. Начал работать на «Кокумсе» в январе этого года. Ему тридцать семь лет… По-видимому, в разводе. Его жена… — Монссон порылся в документах и вынул бумажку с нацарапанными на ней заметками. — Его жена живет в Стокгольме. Контора вычитает деньги из его жалованья каждый месяц и посылает фру Еве Свенссон, Нортульсгатан, двадцать три, Стокгольм.
— Гм, если у него отпуск, то его может не оказаться в городе, — предположил Мартин Бек.
— Посмотрим, — ответил Моннсон. — Надо бы поговорить с женой. Как ты думаешь, Колльберг…
Бек взглянул на часы. Скоро половина шестого. Колльберг, наверное, уже на пути домой.
— Да, — сказал он. — Завтра…
XXVI
В голосе Леннарта Колльберга звучали недобрые нотки, когда Мартин Бек позвонил ему утром в пятницу.
