Андрей Константинов - Внедрение
Якушев не звонил Зое неделю. Закончился август, начался сентябрь – необычно солнечный и теплый, словно лето взбунтовалось и решило все-таки не уходить. Егор мучился, худел, придумывая какие-то комбинации, чтобы случайно столкнуться с помощником прокурора района хотя бы по служебным вопросам, но у него ничего не получалось. А сам он не звонил ей, буквально переламывая себя, когда уже брался было за телефон. И дело было не только в оскорбленной гордости. Якушев был мужчиной, хотя и молодым. Он не думал о гордости. Егор знал, что мужчина не должен умолять женщину на коленях – и не только потому, что это безнадежно, даже в случае ее согласия. Якушев просто знал, что это НЕ-ПРА-ВИЛЬ-НО. Ему этого не объяснял ни Юнгеров, ни Денис, мать тоже никогда с ним не говорила на такие темы. Егор просто знал это, и все. Чувствовал, что, поступившись этим правилом, можно потерять свою сущность, внутренний стержень, самоуважение.
А еще Якушева мучили слова Николенко о ее предчувствии чего-то нехорошего. Он ломал голову над тем, что она имела в виду. Неужели Зоя считает, что он может причинить ей зло? Или она чувствовала что-то другое?
Егор не замечал чудесного, необыкновенно теплого сентября, которому удивлялись даже циничные опера, совсем не склонные к восторженному созерцанию природы. Якушеву и самому вскоре стало казаться, что в теплом воздухе разлито что-то нехорошее. Бессонница сделала его нервным и неулыбчивым. Впрочем, на работе все это не сказывалось. Наоборот, он пахал за двоих, топил в работе свои переживания, но они, к сожалению, не тонули.
Однажды, когда Якушев сидел от уголовного розыска на приеме заявлений от граждан, к нему в кабинет заглянул Уринсон:
– Слыхал?
– Что?
– Николенко пропала.
Егор вздрогнул и, неправильно поняв коллегу, переспросил:
– Ее… задержали?
Якушев решил, что Уринсон сказал «пропала» в переносном смысле.
– Где задержали? – не понял Борис.
Егора чуть не затрясло:
– Ну, ты же сказал, что она пропала… Влетела, что ли, и ее задержали?
Уринсон свел было брови к переносице, но потом до него дошло, и он коротко хохотнул:
– Нет, она без вести пропала!
– Как это? – прошептал Якушев.
– А я знаю? – пожал плечами Уринсон. – Говорят, третий день ее на работе нет. Дома тоже не появлялась. Муж из Смольного приезжал на «Вольво» с мигалкой. Прокурорские у убойщиков в РУВД были… В общем, нездоровая ерунда.
Замершее было в груди Егора сердце словно сорвалось с цепи, колотясь о ребра. Якушев резко вскочил:
– А кто знает толком-то?
Уринсон покачал головой:
– В РУВД, наверное…
Потом Борис сказал что-то еще и ушел. Егор ничего уже не слышал и не видел. Он неподвижно стоял у окна и тяжело дышал. Сколько он так простоял? Наверное, долго… Очнулся Якушев от того, что в кабинете появился какой-то гражданин, начавший с порога рассказывать, как у него в подъезде выхватили дипломат.
– Не били? – повернулся к потерпевшему Егор.
– Нет. Но, понимаете…
– Понимаю, – кивнул Якушев. – Сколько их было?
– Трое. И они такие…
– Шустрые и неприметные.
– Точно! – обрадовался мужчина.
– Мы знаем эту банду, – без улыбки уверил Егор. – Сейчас принимаются меры к ее нейтрализации. Вы идите, мы разберемся.
Потерпевший понимающе округлил глаза и, мелко закивав, попятился к двери. Его лицо выражало уверенность в том, что он прикоснулся к какой-то тайне.
Когда несостоявшийся заявитель ушел, Егор бросился к телефону, начал было звонить убойщикам в РУВД, но потом бросил трубку и побежал в районное управление сам.
В РУВД Якушев, конечно же, ничего не выяснил. Атмосфера у убойщиков была напряженной, никто ничего конкретного не знал, но все досадовали, что, мол, теперь та-акое начнется…
Сотрудники уголовного розыска – люди, как правило, весьма циничные, а уж те, что работают в «убойном» отделе, – тем более. Они сопереживают редко. Они так часто вытаскивают разложившихся стариков из квартир, куски мяса и мертвых младенцев из помоек, что смотрят на человеческое горе, как стоматолог на кариес: «Будет немного больно, но обезболивающего нет, придется потерпеть… Рот, я сказал, шире!» Пропавших без вести (на жаргоне – «потеряшек») в убойных отделах очень не любят, так как уголовные дела надо возбуждать по факту пропажи, а это, естественно, статистику не улучшает.
А тут еще пропала не кто-нибудь, а помощник прокурора Николенко, которая как раз и надзирала за уголовным розыском. Не так давно в районе произошел несчастный случай: следователь прокуратуры на большой скорости въехал на своем «жигуленке» в «Ауди» опера из убойного отдела. В результате аварии следак умер. Он сам превысил скорость, но опер-то был пьян. Тут начался конфликт интересов, каждая система стала защищать своего. У уголовного розыска было больше личных контактов, поэтому сотрудники ГИБДД позволили оперу отлучиться с места происшествия до экспертизы.
Он вернулся через час пьяный в хлам и сказал, что на нервной почве засадил стакан. Несколько сотрудников розыска это подтвердили. Естественно, экспертиза «гулькнула». Николенко визжала и бесновалась от этой элементарной уловки, но сделать ничего не смогла. Опер выкрутился. Тогда Зоя Николаевна стала «душить» сотрудников «убойного» на заслушиваниях в прокуратуре. Понятно, какое к ней было отношение в массах. Поэтому, когда в убойный пришел муж с заявлением и ходоки из прокуратуры – никто, конечно, исчезновению Николенко не обрадовался, но к перспективе работы по ее поискам все отнеслись с этакой прохладцей. Тем более, что в смерть и уж тем более в убийство помощника прокурора никто не верил. Сотрудников прокуратуры в жизни убивают значительно реже, чем в книгах и фильмах.
Поэтому, когда в РУВД появился Якушев со своим энергичным желанием что-то немедленно делать – его, естественно, послали подальше. Егор никуда не ушел и правильно сделал, потому что через несколько минут до начальника «убойного» отдела дошло:
– Якушев, а здание прокуратуры на твоей «земле», что ли?
– На моей.
– А я-то думаю, чего это он так суетится? Теперь понял, извини. Так… Стало быть, ты и должен принимать заявление о без вести пропавшей! Сейчас муж с целой комиссией от начальника РУВД вернется – бери его на борт, дуй к ним в квартиру и бери там заяву по всей форме. Ну, сделай осмотр квартиры, если позволят, и так далее. Учти, этот муж – шишка не из последних, а за ним еще шишастее стоят – застрелиться проще, чем работать с таким терпилой. Но, раз твоя земля…
– Конечно, – сказал Егор, который еще минуту назад и не вспоминал, что прокуратура географически находится на его «земле».
Конечно, начальник «убойного» немного лукавил – по «земельному» принципу «потеряшку» можно было отфутболить и оперу по месту жительства, но в данном случае сплавить этот головняк хотелось кому угодно и как можно быстрее, Якушев просто первым под руку подвернулся…
Таким образом, ему сбагрили на законных основаниях если не саму проблему, то хотя бы контакт с проблемой. А это уже немало. Потому что теперь, если будут жаловаться, то уже конкретно на Якушева.
Через некоторое время к кабинету начальника убойного отдела района подошел подполковник Ткачевский вместе с мужем Зои. Ткачевский выслушал «убойщика» внимательно, с доводами его согласился и представил господину Николенко Егора, отрекомендовав последнего как «опытного и весьма толкового сотрудника». То, что «опыт» Якушева не дотягивал даже до трех месяцев, начальник уголовного розыска района уточнять не стал… Минут через десять Егор предложил Зоиному мужу проехать на квартиру, чтобы осмотреть ее и взять там, на месте, заявление.
…В огромной квартире они долго писали заявление и заполняли специальные карты с десятками граф-приметами. Егор слушал мужа плохо, записывал все автоматически и все время озирался. Якушев ведь никогда не был у Зои дома, а тут вот – довелось, но при очень нехороших обстоятельствах. Чувствовал себя опер погано. Даже, пожалуй, «погано» – не совсем подходящее слово, страшные чувства испытывал Егор. Везде в квартире он видел Зоины вещи, к которым буквально прикасался глазами. Он даже сидел на стуле, на котором висел ее свитер – Якушев его несколько раз погладил тайком… Дикая это была ситуация – любовник и муж. Оба разбитые страшными мыслями, которые они гнали от себя и боялись произнести вслух… Господин Николенко, поглощенный собственными переживаниями, конечно же, не замечал странного состояния опера. А Егору вдруг стало настолько плохо, что он резко вскочил и поинтересовался, где находится ванная комната.
В ванной, умыв лицо, Якушев долго рассматривал Зоину косметику, маникюрный набор, еще какую-то женскую ерунду. Вороватым движением Егор схватил ее помаду и сунул себе в карман. В ту же секунду у него все поплыло перед глазами: «Господи, да я же ее хороню!» И он снова потом долго умывался холодной водой…
