Александра Маринина - Убийца поневоле
– Кто? – спросил Виктор, чувствуя противное посасывание под ложечкой.
– Баба какая-то, вся в красном. Страшная – жуть. Говорит, что мы должны от девчонки отстать, а то нам всем конец.
– Когда она у тебя была?
– Да только что. Костыль, что делать? Надо Артему звонить…
– Я спрашиваю, когда она у тебя была? – медленно повторил Виктор. – Подумай как следует.
– Чего думать-то? – взвизгнул Сурик. – Я тебе говорю: только что. Я на часы посмотрел, когда дверь открывал, было ровно четыре, а сейчас десять минут пятого.
– И фотографию оставила? – спросил Костыря, сам плохо понимая, о чем спрашивает, потому что того, о чем он спрашивал, просто не могло произойти.
– А… Ты… Как ты узнал? – заикаясь, произнес Удунян.
– Черт, что же это было? Привидение, что ли? У меня тоже была женщина. И тоже ровно в четыре. Твоя как выглядела?
– Ну как… Вся в красной коже, волосы черные, на голове не то лента, не то повязка, тоже красная. Пуговицы сверху расстегнуты, сиськи наружу. Больше ничего не разглядел, испугался очень.
– Что она говорила?
– Что мы должны перестать ходить за девкой, мы им мешаем. У них там свои счеты, свидетели им не нужны.
– Про дорожку говорила?
– Говорила.
– А про начальника?
– Говорила. Она сказала: «начальничку своему передай».
– Все точно, – выдохнул Костыря. – Один к одному. Может, у нас с тобой глюки?
– Ну да, а фотография? – резонно возразил Сурик. – Фотография-то вот, лежит, я же могу ее потрогать.
– Слушай, а может, это все-таки разные бабы, а? – с надеждой спросил Виктор. – Давай встретимся и сличим снимки.
– Давай, – с готовностью согласился Удунян. – Ты ко мне приедешь или я к тебе?
– Лучше я к тебе, – быстро ответил Костыря, который не мог среди ночи выгнать свою подружку на улицу, но посвящать ее в свои проблемы, обсуждая их с Суриком в ее присутствии, он тоже не хотел.
Он уже оделся и собирался написать девушке записку с объяснениями, куда положить ключ, если он долго не вернется, как телефон зазвонил снова. Это опять был Сурик, и голос у него на этот раз был совсем убитый.
– Костыль, мне только что Игорь звонил. У него тоже.
– Твою мать! – в сердцах выругался Виктор. – Да что же это с нами происходит! Я живу в Беляеве, ты – в Марьиной Роще, Игорь – у Речного вокзала. По пустым улицам на самой лучшей машине все равно меньше двадцати минут не выходит. Как же это может быть?
– Не знаю, – прошептал Сурик. – Костыль, мне страшно.
– Ты сказал Игорю, что я к тебе еду?
– Да, он тоже сейчас приедет. Костыль, приезжай быстрей, я не могу, я сойду с ума. – Он чуть не плакал.
– Ладно, держись, скоро буду.
Через полчаса они втроем сидели у Сурика в огромной четырехкомнатной квартире, которую он снимал за бешеные деньги. На столе перед ними лежали три фотографии. Снимки были разные, но женщина на них была запечатлена одна и та же. Та самая, которая час назад в одну и ту же минуту посетила всех троих.
– Она, – уверенно определил Ерохин, по очереди изучив три фотографии.
– Точно, она, – тоскливо подтвердил Сурик. Его огромные светлые глаза потускнели от пережитого страха. Еще свежа была в памяти встреча с покойником, а теперь это… Пусть эти два кретина пытаются понять, что происходит, но он, Удунян, уже ничего понять не может. Атеисты проклятые, заморочили людям голову, бога нет, дьявола нет, чудес не бывает, мертвецы из гробов не встают… Как же, нет их, не бывает! Слушайте больше! Все есть, и все бывает. Каждый невинно убиенный за себя мстит, только не каждому дано это понять. Он, Сурен, понял, а Игорю с Костылем – не дано.
– Х…ня какая-то, – подал голос Костыря. – Так не бывает. Нас в школе учили, что этого не может быть.
– Много ты помнишь-то, чего в школе было, – вяло огрызнулся Ерохин. – Полтора класса и пять коридоров – вот и вся твоя школа.
– Ага, шути, шути. Дошутишься, живот лопнет со смеху – все кишки наружу вылезут, – выдал Костыря очередной мрачный физиологический прогноз. – Если ты такой умный, то скажи, что нам теперь делать?
– К Артему надо ехать, – уверенно сказал Игорь. – Нельзя от него это скрывать. Может, мы и вправду кому-то на хвост наступили. Пусть разберется.
– А он не подумает, что мы дружно спятили? Ты, Игорек, больно шустрый, все у тебя просто, чуть что – к Артему, пусть он разбирается. А за каким лешим Артему такие помощнички, которые ничего сами решить не могут и за каждым пустяком к нему бегают? Три здоровых мужика, а привидения испугались. Чего мы ему свою беспомощность-то показываем? Раз, другой, а потом выпрет он нас к едрене фене из дела, и прощай, валюта. Это тебе в голову не приходило?
Игорь с интересом поглядел на Костырю. Ты смотри, у него, оказывается, самомнение есть, да еще какое! Беспокоится, что о нем начальство плохо подумает. Надо же, в каких неожиданных ситуациях люди раскрываются. И ведь давно знакомы, ну, Костыль и Костыль, не хуже и не лучше других, в меру тупой, в меру исполнительный, в меру осторожный, впрочем, нет, осторожный даже сверх меры, но это делу не вредит. Никогда не выпендривался, выше головы прыгнуть не старался, лишний раз не высовывался – и на тебе. Гордость у него. Или все-таки жадность и страх потерять доход? Скорее, пожалуй, второе. Почему же люди не понимают, что, когда речь идет об интересах дела, надо гонор в задницу засовывать!
– А ты что скажешь, Сурик? – обратился Ерохин к совсем сникшему приятелю.
Тот поднял на Игоря больные глаза, которые уже не освещали его лицо чистым светом ангельской невинности, а словно бы превратились в заросшие тиной пруды с темной стоячей водой.
– Надо ехать, – только и сказал он.
Глава 9
1
Ирина Резникова повязала нарядный вышитый фартук поверх элегантного домашнего костюма, состоящего из шелковых темно-зеленых брюк и нежно-салатовой блузки, и приступила к приготовлению ужина. Артем всегда был требователен к еде, и она изо всех сил старалась ему угодить.
Чудеса, да и только, думала Ирина, нарезая тоненькими колечками лук и добавляя сахар в разведенный уксус. Когда-то много лет назад она думала, что осчастливила юного нескладного очкарика-аспиранта, позволив ему жениться на ней и усыновить ее будущего ребенка. Когда в роддоме ей в первый раз принесли малыша, она с изумлением обнаружила у него на спинке крошечное родимое пятнышко в форме боба. Точно такое же пятнышко и точь-в-точь в том же самом месте, между лопатками, было у Артема. Ирина немного понапрягала память и вспомнила, что действительно как-то позвала Артема починить сломавшийся магнитофон, а в благодарность, как обычно, расплатилась собой. Она была тогда здорово пьяной, как, впрочем, и всегда, когда позволяла Артему забираться в ее постель, на трезвую голову она никогда этого не делала. И почему, узнав о своей беременности, она была так уверена, что отец ребенка – тот самый прекрасный принц? Наверное, ей просто этого очень хотелось. Ни разу за все девять месяцев мысль о возможном отцовстве своего смешного влюбленного соседа ей и в голову не приходила.
Ирина решила оставить сюрприз до выписки из роддома. Она с улыбкой вспоминала, какие недоумевающие лица были у нянечек при виде бешено хохочущей пары, обнимавшейся на крыльце больницы. Артем вышел из машины немного напряженный, с огромным букетом, робко поглядывая на медсестру с младенцем на руках, стоявшую рядом с его женой. Ирина быстро подошла к нему и сказала несколько слов. Артем сначала замер, потом вдруг начал безудержно смеяться, отирая выступающие слезы. Следом за ним расхохоталась и Ирина. Так они стояли, смеющиеся, счастливые, казалось, даже забывшие о сыне.
И кто бы мог подумать тогда, что Ирина станет прекрасной женой, нежно ухаживающей за своим мужем и ежедневно продумывающей для него трехразовое ресторанное меню. Она и сама не ожидала, что такая жизнь будет доставлять ей удовольствие. Правда, надо отдать должное Артему, в ответ на ее хлопоты по дому он устраивал ей настоящие праздники, возил за границу отдыхать, покупал роскошные тряпки и выводил «в свет». Нет, что ни говори, а жаловаться на жизнь у Ирины Резниковой причин не было. А впереди была жизнь еще более удобная, еще более устроенная и богатая… Замариновав лук, она принялась чистить жирную ароматную сельдь. Артем во время ужина любил выпить рюмочку хорошей водки, всего одну рюмочку, никогда он не позволял себе больше, но и к этой единственной рюмочке закуска должна быть «высший класс». Еще она собиралась подать ему фаршированный сладкий перец, на горячее – осетрину «гриль», а к чаю – пирог с капустой. Он будет доволен.
– Лапусик, принимай лекарство, через полчаса будем ужинать! – крикнула Ирина, тщательно следившая за тем, чтобы муж неукоснительно выполнял предписания врачей.
