Фридрих Незнанский - Прощение славянки
Считается, что статистика – скучная материя, дескать, все цифры и цифры. Но за цифрами стоит жизнь. И потом, статистика – это наука. И если цифры не врут, то статистика позволяет, например, довольно точно выяснить то, что скрывают официальные источники. Или даже просто сами не знают! Словом, три года в статистическом отделе были хорошей школой. Работать в кабинете за столом тоже надо уметь, и хотя большинство служащих именно это и делает, отнюдь не всем это дано – рабочий день выстроен нерационально, с излишним количеством бессмысленных телодвижений, нелепых телефонных звонков и т. д. Это все знают. И Кафку читать не надо, чтобы ознакомиться с конторским и офисным абсурдом.
Но что же я понял за десять лет работы? То, что я вижу, то, что слышу, – не то, чем оно кажется. Белое – это черное, черное – это белое, запросто! Профессионально я к этому оказался готов. Человечески – нет. Я до сих пор нахожусь в шоке оттого, что мои коллеги и начальники оказались людьми с другой стороны баррикад. Далеко не все, нет. Но в такой работе, как моя, достаточно десертной ложки дегтя.
Сперва я изучал самые глубокие корни шпионажа, а потом проникал в суть и состояние современных спецслужб. Разумеется, постоянно примеряя все на нашу собственную Федеральную службу безопас-ноти.
Кстати, господин Меркулов, вы уверены, будто знаете, что вообще такое шпион?
Только не говорите мне: шпион – это на Западе, а у нас – разведчик. Давайте примем по умолчанию такое понятие, тем более что, как вы убедитесь в дальнейшем, тайная суть вещей и людей, работающих в нашей Конторе, гораздо больше подходит под уничижительный оттенок именно этого слова, которое само по себе, впрочем, ничего отрицательного не несет. Итак, согласно принятой на Брюссельской конференции 1874 года «Декларации о правилах ведения войны», «шпионом… называется лицо, которое тайно или под ложным предлогом занимается сбором информации о другой стороне».
Поэтому я – шпион. Вы удивитесь? Но ведь любое общество непрерывно ведет войну против тех своих граждан, которые подрывают его устои, согласны? И я, именно я, майор Веснин, занимаюсь сбором информации о таких лицах.
Шпион не должен находиться в центре политических событий и ни в коем случае не должен идти на авантюры, не должен постоянно рисковать своей жизнью. Наоборот, именно незаметность, так называемая «открытая скрытность» является признаком настоящего разведчика. Лоуренс Аравийский, раскрывая собственный опыт социальной и психологической мимикрии, необходимой для универсального шпиона, писал: «Я не был солдатом, которым движет один лишь инстинкт, который автоматически повинуется своей интуиции и внезапным счастливым озарениям. Когда я принимал или менял решения, то прежде всего, насколько мог, вникал в любой важный, а порой и незначительный вопрос. Географию, обычаи, религию, социальные условия, язык, жесты, шкалу духовных ценностей – все это я постигал до мелочей, чувствовал и осознавал досконально. Врага я знал почти так же хорошо, как своих соратников».
Географические карты и расписания движения поездов, дающие представление о пропускной способности транспортных сетей, публикация стратегических данных, списков должностных лиц и тому подобных данных позволяют получить немало полезных сведений. Эксперты в соответствующей области, эти теоретики от статистики, стали первыми, кто находит шпионам работу, указывая цель и возможное решение. Они сопровождают собранную информацию необходимыми комментариями, позволяющими своевременно оценивать намерения явного или вероятного противника. Остальное – дело политиков и военных.
Однако мы же помним, что в нашем (моем!) случае речь идет о войне в отношении собственных граждан, тех граждан, которые ведут против государства собственную войну. Уж простите за тавтологию.
На этих строках моего письма вынужден раскланяться.
В общем, «продолжение в следующем номере».
Искренне ваш, Олег Веснин».
Турецкий выделил для себя несколько фраз Веснина, а точнее, две.
«Моя история наверняка будет иметь свой конец, это ясно. Но нет никакой уверенности в том, что в ней имеется какой-то смысл, или, во всяком случае, сомнительно – что, по существу, одно и то же, – чтобы я был способен этот смысл разгадать». И – «Почему я поступил так, как поступил? Могу объяснить, откуда, по крайней мере, взялся импульс».
Информативности, конечно, – абсолютный ноль. Тут дело в другом. Парень нагнетает эмоции, к чему-то готовит. Что ж, послушаем, что скажет начальство.
И Турецкий позвонил Меркулову.
– Что думаешь, Саша? – радушно откликнулся Константин Дмитриевич.
– Хороший эпистолярный стиль. Говорю тебе это как художник художнику.
– Ты находишь?
– Да.
– А еще?
– Я лучше тебя послушаю, – буркнул Турецкий.
– Ладно. Он вышел на связь. Уже хорошо. Значит, он цел и у него есть доступ к компьютеру. Это самое главное.
– Да это и ежу понятно!
– Хочу тебе напомнить, что несколько дней нам ничего не было понятно. Так что или не перебивай, или сам говори.
– Ладно, ладно, я весь – внимание.
– Он пока что не пишет ничего конкретного…
– Вот именно!
– Саша, – укоризненно сказал Меркулов.
– Молчу.
– Он прощупывает почву, а значит, готовит нас к чему-то.
Турецкий подобрался, но дальше его ждало разочарование.
Меркулов помолчал.
– В принципе это – все.
– Замечательный вывод! – фыркнул Турецкий. – Глубокий и исчерпывающий.
– Тогда поделись своим.
– С удовольствием. Он водит нас за нос.
– То есть?
– Он хочет продать свой компромат подороже. Это и ежу понятно.
– Пусть продает. А про ежа я уже слышал.
– Ты что же, в самом деле готов ему заплатить? – изумился Турецкий. – Из каких-таких фондов?
– Возьму в твоем издательском доме. У тебя, кстати, как там дела идут? Процветаешь?
– Очень смешно. А ты не пробовал написать ему ответ?
– Уже написал. Поблагодарил за интересное письмо.
– Здорово, – оценил Турецкий. – Будете переписываться, завяжется дружба. Начнете в гости друг к другу ходить… Знаешь, мне даже завидно.
– Все может быть, – философски откликнулся Меркулов. – В нашей жизни ни от чего не стоит зарекаться. Сейчас важно одно: он вышел на связь. И он пока выжидает. Может, мою реакцию, а может, какие-то события. В любом случае у меня лично – камень с души. А у тебя?
– А у меня – жара дикая. Почему бы ему не прятаться где-нибудь в Архангельске? Я с удовольствием поищу его там.
– Это мысль, – сказал Меркулов после паузы.
– То есть?! – забеспокоился Турецкий.
– Дело в том… Я привлек специалистов. Они пытаются запеленговать место, откуда он отправляет свои послания.
– Это что – возможно? – удивился Турецкий.
– В теории. Но результата пока нет. Так что будь готов ко всему.
– У тебя что, по всей России разбросаны бесхозные издательские дома?
Но Меркулов был по-прежнему хладнокровен.
– Будем действовать по ситуации.
– Костя, погоди. А если это на самом деле Тяжлов морочит нам голову? Если посылает письма от имени Веснина?
– Не исключено, – согласился Меркулов. – Будем думать, будем проверять. Я буду думать, а ты проверять.
Турецкий вернулся в гостиницу, принял холодный душ и, чувствуя почему-то дикую усталость, прилег вздремнуть, предоставив событиям идти своим чередом, предположив, что раз в Волжске с ним все время что-то случается без особой его инициативы, то так тому и быть. И не прогадал. Сначала ему приснилась Вязьмикина в красной футболке с надписью «СССР». А потом зазвонил телефон. Турецкий нащупал трубку и поднес к уху, но не успел ничего сказать, потому что сразу же раздался звонкий голос:
– Петр Петрович, я нашла вам фотографии отцов города! – Это была Ольга, легка на помине.
– Очень хорошо, – сказал Турецкий ровным голосом, но на самом деле действительно обрадовался.
– Прислать по электронке или привезти?
– Привозите. Когда будете?
– Через десять минут. Я рядом.
Турецкий вздохнул и снова поплелся в душ.
Через девять минут с четвертью журналистка бросила пакет с фотографиями на стол и налила себя холодной кока-колы.
– Они подписаны, – сказал Ольга.
В пакете было с десяток снимков. Некоторые лица (губернатор, мэр, Леонович, начальник УВД) повторялись в разных сочетаниях поодиночке и с другими чиновниками. Несмотря или благодаря тому, что фотографии были подписаны, Тяжлова Турецкий среди них не обнаружил. И как же теперь быть – как спросить об этом у Вязьмикиной? Вся его конспирация пойдет насмарку.
– Маловато будет, – сквозь зубы сказал Турецкий, прикуривая сигарету.
– Не, – беспечно махнула рукой Ольга, – тут все. Кроме Тяжлова, конечно.
