Фридрих Незнанский - Прощение славянки
– Грамотно ведете бизнес, – похвалил Турецкий. Она бросила быстрый взгляд на Турецкого:
– Вы москвич?
– Да. Как угадали?
– Белый совсем. У нас этим летом мало кому не загореть удалось… У вас есть в Москве яхта? Если нет, то лучше и не заводить. В ближайшем Подмосковье вообще аншлаг. Там новые яхт-клубы появляются с неимоверной скоростью: все побережье Клязьминского и других водохранилищ просто усыпано пристанями. Мы недавно плавали там. За час путешествия насчитали около двух десятков яхт-клубов, забитых серьезными лодками просто до отказа. Плюс минимум пять-шесть строящихся пирсов…
Она говорила что-то еще, но Турецкий больше не слушал.
Девушка была помоложе Вязьмикиной, тоже очень хорошенькая, но совсем в другом роде, гораздо более сдержанная и плавная в движениях…
– Господин Волков сейчас занят, у него клиент. Вам придется подождать.
Турецкий машинально кивнул и еще раз кивнул на предложение что-нибудь выпить. Девушка провела его в двухэтажный коттедж, усадила в бильярдной, снабдила минеральной водой и удалилась. Бильярдная скорее была чем-то вроде большого журнального столика – исполняла функции приемной, а не комнаты отдыха и находилась сразу при входе. Это было сделано не то от желания придать интерьеру повышенную функциональность, не то от недостатка места.
Турецкий лениво погонял шары – рукой, а не кием, выпил стакан минералки и стал пялиться в окно – оно выходило прямо на причал. Надо сказать, яхты того стоили, чтобы на них пялиться. Турецкий обратил внимание на одну – компактную, остроносую, бело-синих цветов, с надписью «Pershing».
Тут дверь открылась, и в бильярдной оказался человек, которого Александр Борисович ожидал увидеть меньше всего.
– Вот так встреча, – сказал Турецкий.
Перед ним стоял «знаменитый волжский писатель, автор детективов и бестселлеров» Антон Пяти-братов. Хотя почему же ему тут не быть? Может, он на яхтах и сочиняет свои истории?
Пятибратов ничего ответить не успел, потому что вслед за ним вошел высокий сухопарый мужчина в очках. Он бросил на Турецкого (а точнее, на его бритую голову и шапочку) быстрый взгляд и кивнул Пятибратову:
– Провожать не надо. А Пятибратову, видимо, очень хотелось, потому
что эти слова оставили печать огорчения на его круглой физиономии.
Сухопарый ушел. Пятибратов вздохнул и повернулся к Турецкому:
– Вас прислал Алик? Я слушаю.
Турецкий по-прежнему улыбался, хотя уже с некоторым недоумением: что же получается, Пятибра-тов и есть Волков?
– Я взял у него машину напрокат. Обмолвился начет яхты. Он обрадовался и вспомнил про вас… Так как же все-таки, Пятибратов или Волков? Не помните меня – в поезде вместе ехали?
Насчет того, что писатель (хм, да писатель ли?!) запомнил его, когда давал автограф, можно было не переживать – совершенно исключено. Во-первых, тогда Турецкий был еще с шевелюрой, а во-вторых, кого эти деятели искусств в подобные моменты за-179
поминают, кроме себя любимых? Никого. Может, только хорошеньких девчонок, которых увозят с собой и заставляют ходить в майках с эмблемами яхт-клубов.
Пятибратов поморщился.
– Все же по какому вы вопросу? Вас что интересует – яхты или какое влияние на меня оказали K°-нан-Дойл и Александра Маринина?
Турецкий решил, что правильной тактикой будет на вопросы не отвечать, а задавать свои. Он повернулся к окну и показал на «Pershing».
– Вот это чья яхта?
Реакция Волкова-Пятибратова оказалась странной. Он побледнел.
Тут Турецкий вспомнил, что он вообще-то не Турецкий, а крупный бизнесмен Долгих, и решил вести себя соответственно.
– Чувствую, мне тут не рады, – сказал он и сделал шаг к выходу.
Волков-Пятибратов застенчиво придержал его за пуговицу:
– Ну что вы такое говорите! Вы серьезно собираетесь лодку завести?
– Э-э-э… Не решил еще наверняка. Волков-Пятибратов посмотрел по сторонам.
– Не торопитесь. Скажу вам по секрету, многим приличным и дорогим яхтам противопоказаны наши воды и наш климат. Особенно быстроходным глиссирующим лодкам, которых сейчас – большинство. Так что лучше строить на заказ. А это процесс – вдумчивый. И потом. Лодка – не машина, ее нельзя бросить на обочине и не беспокоиться. Понимаете?
Ее надо ставить в теплый ангар. А это может стоить до двадцати пяти тысяч долларов за сезон.
– За ценой не постоим, – пообещал Турецкий, сдерживая смех. Вот так реклама!
– Ну, – сказал Волков-Пятибратов, – от такого клиента я, конечно, не откажусь…
Особого энтузиазма, однако, Турецкий в голосе не расслышал. Чем-то, видно, все же не понравился. Чем-то смутил. Интересно, кто был этот сухопарый? Нет, Пятибратов не скажет. Интересы клиента и все такое…
Турецкий снова посмотрел в окно.
– Значит, у вас сейчас бум?
– Не то слово. На любой вкус можно место найти. Для настоящих яхтсменов, я имею в виду. Любое течение, любые волны, любой берег. Даже у нас по соседству многие коттеджные поселки обзаводятся собственными яхт-клубами.
Турецкий хмыкнул:
– Может, дойдет до того, что, как в Америке, люди будут в выходные использовать лодку как дачу на воде?
– Были в Америке? – заинтересовался Волков-Пятибратов.
– Не без этого. – Турецкий пошел к выходу и бросил на ходу, копируя интонацию Сухопарого: – Провожать не надо.
Сзади послышался немного растерянно-заискивающий голос:
– Визиточку оставите?
Турецкий, не оборачиваясь, протянул ему квадратик бумаги, и повторилась сцена с Гордеевым. Вол-ков-Пятибратов прочитал вслух:
– «Долгих Петр Петрович». Ни телефона, ни адреса, ничего?
– Вот именно, – величественно подтвердил Турецкий и удалился к поджидавшей его крохотной машинке с рыжей провожатой.
Когда он уже подъезжал к городу и обдумывал, где бы поужинать – ознакомиться с каким-нибудь новым местом или, не мудрствуя лукаво, заказать еду в номер, – позвонил Меркулов и поинтересовался, как дела. Турецкий вздохнул:
– Не стану сообщать хорошие новости, потому что это будет неэтично, а если бы новости были плохими, то это было бы на руку только нашим врагам.
– Иными словами: не дождетесь? – уточнил Константин Дмитриевич.
– В самую точку…
– Ладно, тогда сам звони, – довольно-таки невозмутимо отреагировал Меркулов. – И почту не забывай проверять.
На этом разговор был закончен. Про Агафонова оба не сказали ни слова.
«Странновато как-то, – подумал Турецкий. – Такое чувство, что Костю мой ответ вполне удовлетворил. И про Веснина – ни полслова, и про Тяжлова – ни ползвука. Он меня сюда послал, я же, по сути, развлекаюсь за казенные денежки, сообщаю ему, что ни хрена еще не сделал, а он и бровью не ведет. Когда такое было? Как это понять? С другой стороны, может, Косте все же стало совестно, что он угробил мой отпуск, и потому он ведет себя столь… м-мм… деликатно? Да нет, в интеллигентности Меркулову никогда нельзя было отказать. Тут что-то другое. Другое… Чего он на самом деле хочет? Чего добивается? Так ли ему необходимо найти Веснина?»
В-вжик! Мимо проехал грузовик, в кузове которого лежал маленький изящный катерок…
Но ведь в Москве у Турецкого таких сомнений не было. А теперь вот почему-то появились… Как это «почему-то»?! Да вполне по конкретной причине – потому что результатов на настоящий момент имеется ноль целых ноль десятых. Вот и все «почему-то». И меркуловский тон тут ни при чем. Наверное, у него сейчас в Москве других дел выше крыши, было б странно, если бы иначе…
Стоп! Что он сказал в конце разговора? Не забывай проверять почту. Почту не забывай проверять. Он вообще-то всегда так говорит, но, чем черт не шутит, может, в этом и был смысл звонка?
Турецкий остановил машину. Включил ноутбук, подсоединил к нему мобильный телефон. Подключился к Интернету. Быстро пробежал глазами последние новости (евро падает, доллар растет, украинский премьер делает вид, что подчиняется украинскому президенту, Саакашвили с трибуны ООН требует вывода российских миротворцев; ладно, черт с ними со всеми). Турецкий вошел в свой почтовый ящик. Ну… ну?… Бинго! Есть почта. Увесистое письмецо, предваряемое короткой запиской Меркулова: «Саша, слава богу, он все-таки вышел на связь. Прочитай, потом обсудим и решим, как быть дальше».
Часть третья ПИСЬМА ИЗ НИОТКУДА
Александр Борисович остановился в пяти километрах от города в маленькой шашлычной. Там орудовали приветливые армяне и посетителей, кроме Турецкого и влюбленной парочки, притормозившей на старенькой «Ниве», не было. Турецкий наскоро выпил ледяного кваса (он тут стал настоящим водохлебом, и когда только эта жара закончится?) и снова, теперь уже сверхвнимательно, перечитал письмо Веснина, которое переслал ему Меркулов.
