Фридрих Незнанский - Вспомнить себя
— А вы что, обратно его? — удивилась Мила.
— А куда же? Задержание произведено с санкции прокурора. Отменить или пересмотреть постановление может только он. Я на себя такое решение взять не могу, пока у нас нет на руках конкретных фактов, опровергающих вашу прямую ошибку, господин Платонов.
— Ну и ну! — протянула Мила. — Кстати, насчет защиты, чтоб вы не сомневались, — она сердито посмотрела на следователя, — она тут хай-класса! Ребята отлично постарались. Молодец, Боря! И чтоб ее обойти, нужно быть гением. Вот таков мой вывод.
— Подожди! — вдруг насторожился Платонов. — Ты хочешь сказать, что хакер мог написать самостирающийся вирус? И запустил в систему?!
— Я еще этого не сказала, но и другого быть не может… Хотя?.. — Она тоже поднялась и посмотрела за окно, перевела взгляд на Липняковского. — Любой вирус оставляет следы. И пытаться хакнуть систему такого уровня — очень опасно. Слишком много улик оставишь… Но если мы предположим, что кто-то все-таки написал самостирающийся вирус?..
— Да кто же он, этот ваш неизвестный? — почти закричал раздраженный Липняковский, у которого, кажется, вся его стройная система обвинительного заключения рушилась прямо на глазах, да еще по вине какой-то девчонки, пусть даже дочери уважаемого человека.
— Я не знаю. И думаю, этого никто не знает.
— Мила, — осторожно сказал Плетнев, — я думаю, ты не совсем права. Такого не может быть, чтобы специалисты, подобные вам, не смогли обнаружить следов вируса… Или найти способ отыскать самого хакера. Подумайте, и вы найдете… Вы меня, ребятки, конечно, извините, но я хочу сослаться на свой собственный опыт. Он, разумеется, с вашим, компьютерным, не сравнится, и даже ничего общего не имеет, но… Как бы сказать? Это реальная жизнь, в которой тоже случаются ситуации, из которых практически, да что там, даже теоретически нет и не может быть выхода. Понимаете? А вот вам пример: я-то живой, и перед вами! Так что убедительно прошу: не вешайте носы! Если сейчас вы не видите следов, то, значит, они будут найдены вами завтра. Я уверен. Думайте!.. Представьте себе, что теоретически невозможно, а вот практически — возьмем да и найдем…
— Ну, давайте, до завтра, — согласился Липняковский. Он снял трубку и сказал: — Пусть конвоир зайдет.
— Что, опять в наручники? — возмутилась Мила.
— Положено, — словно огрызнулся следователь.
— И вы не можете на себя взять решение такого сложного, глобального вопроса? И еще хотите, чтоб мы помогали?!
— Не надо, Мила, — остановил девушку Антон, боясь, что она зря обострит обстановку. — Витольд Кузьмич, вы что, боитесь, что Боря убежит? Да он же сам заинтересован, чтоб мы, все вместе, правду отыскали. Зачем эта формальность, что он, преступник, что ли?
— Ладно, — буркнул Липняковский. И, когда вошел конвоир, сказал: — Забирайте, да не надо никаких наручников! Не будьте формалистами! Я отвечаю, если чего. Давайте, к ужину не опоздайте. А вы, Платонов, думайте, правильно вам наш коллега сказал. Завтра снова встретимся и будем снова искать, пока не добьемся правды. Уводите… — И когда Платонова вывели, чтобы отвезти в СИЗО, Липняковский с каким-то безнадежным видом плюхнулся на свое место и выдохнул с тоской: — Не знаю, я в полной растерянности… Делаем, пашем, а никаких подвижек…
— Вы не правы, Витольд Кузьмич, — возразил Плетнев. — Есть подвижки. Вот когда возьмем Переверзина, сразу, со всех сторон, на вас навалятся такие подвижки, что взвоете! Так что пользуйтесь моментом, пока еще можете дышать… — он усмехнулся.
— Да я бы его прямо сейчас! — возбудился следователь.
— Надо Саше позвонить, — заметил Антон. — Без высокой санкции будет трудновато. Ну, до завтра, коллега… Мила, я провожу?
— Решим. Всего доброго, Витольд Кузьмич, я чувствую, что после убедительной речи вот этого товарища, — она легко хлопнула Антона по крепкой груди, — мы обязательно отыщем и следы, и самого хакера…
Глава шестая КТО ПАУК?
Суматошной выдалась вторая половина дня у Александра Борисовича. Предоставив Володе возможность самому объясняться с его дамой, он отошел в сторонку и позвонил Лине. Та, по ее словам, только что вернулась от главврача, с которым имела беседу относительно госпитализации гражданина, потерявшего память. В принципе в настоящее время в кардиологии были пустые койки и взять Володю под врачебное наблюдение недели на две было можно. Но в любом случае требовалась пресловутая «сопроводиловка» из какого-нибудь солидного учреждения. Оно известно, без бумажки ты — никто. Тем более без медицинского полиса страхования.
Турецкий сострил, что гораздо проще Володе сейчас сесть в тюрьму и воспользоваться врачебной помощью бесплатно. Да, увы, это было именно так. Но выход все же нашли.
В конце концов, он, Александр Борисович, вовсе не обязан заниматься благотворительной деятельностью, и его участие в расследовании обстоятельств катастрофического отключения электроэнергии в городе — сугубо добровольное дело. Точнее, отклик на убедительную просьбу городского руководства об оказании помощи. Никаких денег и благодарностей бывший «важняк» из Генеральной прокуратуры ни от мэрии, ни от прокуратуры не ждет, но в ответ на свои оказанные совершенно бесплатно услуги убедительно просит рассмотреть вопрос о госпитализации такого-то гражданина и по такой-то причине. Вот, будьте любезны, и никаких разговоров!
Так он и сказал в телефонном разговоре Косте, когда тот позвонил Турецкому в середине дня, чтобы сообщить, что санкция на привлечение господина Переверзина в качестве свидетеля к расследованию дела о… и так далее, уже передана прокурору Рогаткину. Не тяните, работайте! Тут Александр Борисович и «встрял» со своей просьбой, прозвучавшей как требование. А то, мол, буду тянуть, а не работать!
Меркулов, разумеется, «вызверился», но Турецкий был неумолим. Он просто напомнил своему неверному другу о том, что его прямое участие в судьбе «потерявшегося человека» явилось, по сути, единственным условием, когда он, Турецкий, согласился на участие в расследовании. Так что извольте выполнять, господа, свои собственные обещания. Которые вам, кстати, ни копейки не стоят. Словом, устыдил.
И Костя, чертыхаясь, видимо, снова позвонил Рогаткину и попросил того посодействовать устройству безымянного гражданина в городскую клинику для проведения медицинского освидетельствования. Случай неординарный, а речь может идти действительно о судьбе бывшего работника правоохранительных органов.
Результатом всех телефонных переговоров явилось то, что Саше позвонила Лина и велела везти Володю в клинику. Договорились, мол, и согласовали.
Значит, все-таки можно? То, чего вроде бы нельзя? А кобенятся так, будто невесть какой подвиг гражданский совершают. Вообще-то говоря, — это Саша сказал Лине, — он уже готов был снять со своего счета и заплатить в кассу клиники требуемую сумму за проведение обследования. Но, к счастью, не успел этого сделать, подумав, а точнее, вовремя вспомнив, что, по идее, государство само, в первую очередь, обязано заботиться о своих гражданах. Чай, не достроили еще капитализм, где человек человеку — волк. Это, мол, у нас в стране социализма он был все-таки товарищ волк, а у них, за бугром, всегда оставался истым зверюгой. Правда, улыбающимся… Лина, естественно, смеялась, и не напряженно, будто вынуждала себя, как накануне вечером, а открыто и искренно, словно радуясь, ну… хорошей погоде.
И очередная встреча с ней снова подняла ему настроение, которое стало портиться от общения с начальством — во всех его видах. Но теперь уже Турецкий твердо знал, что запасы приемов шантажа в отношении Кости им уже исчерпаны полностью и расследование придется продолжать до конца и без капризов. Ну что ж, сам подписался…
Александр Борисович имел теперь все основания сообщить полковнику Володе, — он его только так старался именовать в присутствии дамы, — что карета, как говорится, подана. Можно ехать, их ждут.
Немедленно «возникла» дама, которая решила, что некий интеллигентный гражданин, или господин, с определенным пиететом обращающийся к ее другу и называющий его полковником, вероятно, предлагает какую-то восхитительную прогулку, типа пикника. Она радостно захлопала в ладоши, демонстрируя свою радость и согласие. Пришлось вежливо объяснять даме, что речь идет не о том, о чем она, возможно, подумала, а совсем о другом. И к этому, другому, она не имеет ни малейшего отношения.
Не желая ставить Володю в неудобное положение, — кто знает, чем окончится эксперимент, а ему тут жить, что не исключено, — Турецкий мягко и вежливо донес до восторженной дамы, не успевшей еще остыть от полуденного кайфа, известную сентенцию из старого грузинского анекдота.
Там молодой грузин в ресторане безуспешно пытается пригласить на танец даму другого, не знакомого ему грузина. Он называет ее царицей, королевой, богиней, наконец! Но кавалер той дамы отказывает, и дама возмущается, почему никто не спрашивает ее мнения. И вот на это оба грузина, почти хором, заявляют: — А ты, б…, молчи, когда джигиты беседуют!
