Маурицио Джованни - Боль
— А это кто?
— Это Альфио, персонаж, который позже произносит ту фразу, которую вы мне процитировали утром, его партию поет баритон. Альфио — муж Лолы, это он в конце спектакля убивает Турриду.
— А певец? Вы знаете, кто он?
— Да, я уже слышал его пару раз в этом сезоне. По-моему, очень хороший исполнитель, с большим будущим. Его зовут Несполи, Микеле Несполи.
На сцене Микеле сидел за столом со стаканом вина в руке и громовым голосом пел: «Меня ждет дома Лола, она меня любит и утешает, она — сама верность».
Опера продолжалась. Между участниками труппы царило полное единение, каждый исполнитель идеально чувствовал свою роль. Ричарди казалось, что зрители в партере очень довольны, он много раз слышал аплодисменты — внезапные и искренние. Несполи, кроме своего голоса, выделялся сценичной внешностью. Крупная фигура и мощные мышцы выгодно отличали его среди остальных. В его исполнении чувствовались пыл и усердие человека, который живет и дышит только для того, чтобы петь. Комиссар, по обыкновению, держал руки в карманах и отмечал каждую мелочь цепким взглядом, не упуская при этом ни единого слова.
Он зашевелился в конце драматичного дуэта Альфио и Сантуццы, когда услышал знакомую фразу: «Я хочу крови, даю волю гневу, ненавистью кончилась моя любовь». Несполи повторил ее много раз, с силой и бешеной яростью. Ричарди показалось, что в мертвых устах Вецци она звучала совсем по-другому. И разница была более значительной, чем мог предположить комиссар.
Тенор тонким голосом с плавными переливами рассказывал что-то, о чем сожалел. Ричарди наконец понял, призрак хотел показать, какое чувство направляло руку убийцы. А баритон, сверкая глазами от ярости, пел низким, глубоким голосом о собственных чувствах. Комиссар не сомневался, что в душе Несполи и сейчас, через два дня после убийства, во всей полноте живет месть. Как же зрители, певцы и даже дон Пьерино, который, как всегда, шепотом повторяет слова исполнителей, не замечают этого? Как им от этого не страшно? — подумал комиссар.
Несполи пропел последнее ужасное «Я отомщу!» и убежал со сцены. Сам того не осознавая, он пробежал мимо трех притаившихся наблюдателей. Зрители встали со своих мест и аплодировали так, что их хлопки заглушили оркестр. Ричарди бросил быстрый взгляд на часы, то же сделал Майоне. Со своего места комиссар видел глаза Микеле. Они ничего не выражали, словно тот погрузился в свои мысли и не замечал ничего вокруг.
Баритон не остался слушать аплодисменты, которые все не затихали, быстро спустился по ступенькам, которые отделяли его от гримерных. Ричарди шел за ним на расстоянии нескольких шагов и увидел, как, проходя мимо двери Вецци, Микеле даже не взглянул на нее, прошел мимо, высоко держа голову и глядя перед собой. Комиссар снова взглянул на часы и вернулся на свое место в тот момент, когда оркестр заиграл вновь.
Появившись на сцене, Несполи пронзительно воскликнул «Привет вам всем!». После его ухода прошло ровно девять минут пятьдесят шесть секунд. «Времени более чем достаточно», — подумал Ричарди. Хмуро и молча он досмотрел спектакль, отметил, какой большой успех опера имела и в этот вечер. Дон Пьерино и Майоне смотрели на комиссара. Священник не знал, какие мысли проносятся в уме у Ричарди, зато знал Майоне.
Все трое обратили внимание на то, что, когда артистов вызвали на сцену, выражение лица Несполи разительно отличалось от лиц остальных. Он улыбался одними губами, в глазах улыбки не было. Ричарди посмотрел на сапоги Альфио, потом на слабые следы, оставленные на полу сапогами Майоне. Грязь и немного травы. Картина сложилась.
Комиссар попрощался с доном Пьерино. Зрители продолжали аплодировать стоя.
— Спасибо, падре. Еще раз большое спасибо. Ваша помощь бесценна. Сейчас предстоит самая грязная часть работы, и ее должен выполнить я. Мое обещание остается в силе, я зайду за вами.
Священник внимательно посмотрел живыми черными глазами в зеленые глаза Ричарди. Те неподвижно смотрели перед собой, не выражая никаких чувств.
— До свидания, комиссар. Бог да поможет вам не ошибиться За ваши ошибки платят другие. Если понадоблюсь вам, я всегда готов — днем и ночью.
В последний раз окинув все вокруг глубоко проникающим взглядом, Ричарди повернулся и пошел к гримерным. Майоне последовал за ним.28
Выходя со сцены, Микеле Несполи увидел двоих мужчин, которые неподвижно стояли перед той дверью, держа руки в карманах, и сразу понял: игра окончена. Он удивился собственным ощущениям, чувствуя облегчение, большее, чем он мог предположить. Он больше не мог жить под угрозой.
Майоне шагнул вперед, дотронулся до его руки и сказал:
— Несполи Микеле, это вы? Мы должны задать вам несколько вопросов. Не желаете ли пройти сюда? — Бригадир указал рукой на гримерную Вецци, где сейчас чинили дверь.
Наступила полная изумления тишина. Слышалось лишь частое дыхание артистов, только что покинувших сцену. Те, кто стоял рядом с баритоном, инстинктивно отошли в сторону, и он остался один, словно в центре маленькой сцены.
Певец и два сыщика вошли в гримерную. Внутри все было чисто после уборки. Больше ничто не напоминало о следах крови тенора, разве что немного влажный ковер. Разбитое зеркало заменили. Если бы Ричарди не видел в углу уже тускнеющий призрак Вецци, он с трудом узнал бы место преступления, где побывал всего два дня назад.
Несполи не опустил глубокие черные глаза ни на секунду. Он быстро окинул комнату взглядом, при этом немного задержался на окне, которое, как и тогда, было полуоткрыто.
Майоне закончил записывать анкетные данные — имя, фамилию и место рождения Несполи — и указания на то, что допрос производится в связи с убийством Вецци. В гримерной опять повисла тишина. Ричарди посмотрел на баритона немигающим взглядом, а тот в ответ взглянул на него гордо.
Первым заговорил комиссар:
— Кто эта женщина?
Несполи медленно вздохнул и ответил:
— Я не понимаю, о ком вы говорите.
Ричарди слегка кивнул, ожидая подобного ответа.
Майоне, не повышая голоса, вмешался в разговор:
— Не хотите поговорить о том, что произошло вечером позавчера, двадцать пятого марта?
Несполи недовольно фыркнул, словно ему надоели эти навязчивые люди.
— А по-вашему, что произошло?
Ричарди сделал несколько шагов по комнате и снова повернулся к баритону. За спиной у комиссара в углу призрак Вецци продолжал разбрызгивать вокруг себя кровь.
— У нас есть основания предполагать, что вы, по неизвестной нам причине, убили, умышленно или случайно, Вецци Арнальдо вечером двадцать пятого марта сего года, между девятнадцатью и двадцатью одним часом.
Несполи снова улыбнулся одними губами. Глаза были как у зверя в клетке.
— Имею я право спросить, на каком основании вы позволяете себе это предполагать?
Комиссар и певец продолжали смотреть друг другу в глаза. Майоне по-прежнему стоял в центре. Между ними. За дверью слышался непрерывный гул голосов.
Бригадир спокойно сказал:
— Здесь вопросы задаем мы.
Кажется, обвинение не очень потрясло певца.
— Тогда спрашивайте! — презрительным тоном заявил он.
— Вы встречались с Вецци в тот день и в тот час, когда произошло преступление?
— Да, я встречался с ним.
— Где именно?
Несполи слегка вздохнул, окинул взглядом комнату и ответил:
— Именно здесь. Точнее, там, снаружи. То есть перед дверью этой комнаты.
— Перед дверью?
— Да, перед ней. Я возвращался в гримерную со сцены.
— И вы заговорили с ним?
— Это он заговорил со мной.
До этой минуты Ричарди не вмешивался в разговор. Только все время внимательно смотрел на Несполи, изучая его движения и манеру держаться. Потом тихо заговорил:
— Послушайте, Несполи. Вы находитесь в трудном положении. У нас есть нужные сведения и доказательства. Упорным молчанием вы заставите нас потерять чуть больше времени, но это вас точно не спасет. Лучше не притворяться, будто вы не понимаете, о чем мы вас спрашиваем.
Несполи повернулся к комиссару, улыбнулся и спросил:
— Если у вас есть доказательства, к чему терять время?
— Нам необходимо полностью представить себе картину произошедшего. Кроме того, — Ричарди еще понизил голос, — мы должны понять, не было ли у вас сообщников.
Наступила тишина. Несполи и Ричарди смотрели друг на друга, Майоне переводил взгляд с одного на другого. Бригадир прикрыл глаза, словно в полудреме, это был его способ сосредоточиваться.
Наконец заговорил Несполи. Могучий голос, силу которого Микеле сейчас сдерживал, прозвучал как далекий гром:
— Вы говорите — доказательства? А какие?
— Мы нашли сапоги, которые вы заменили другими, чтобы не оставить на сцене следов грязи из сада. Вы единственный в тот момент были в сапогах из реквизита да еще такого размера. У вас большие ноги. Вы — один из немногих — имеете доступ в гримерные, и единственный, кто мог надеть одежду Вецци. И наконец, вас видели возвращающимся в театр по лестнице и узнали.
