Джозеф Уэмбо - Синий рыцарь
Я снял темные очки, которые храню припрятанными за ветровым стеклом моей машины, и настроился прокатить по улицам, понаблюдать и расслабиться, хотя и был слишком озабочен, чтобы расслабиться по-настоящему. Потом я решил не ждать понапрасну, а сразу поехать к школе и повидаться с Кэсси: сегодня она, как и всегда по четвергам, должна появиться там пораньше. Должно быть, она испытывает то же, что и я – все, чем она занимается в школе в эти последние дни, будет сделано в последний раз. Но она, по крайней мере, знает, что в другой школе будет заниматься тем же самым.
Я остановился перед входом и получил от студентов пару ехидных замечаний за то, что припарковал свою черно-белую в зоне, где стоянка запрещена, но я лучше сдохну, чем попрусь к входу через всю школьную стоянку. Когда я вошел в кабинет Кэсси, ее там не оказалось, но дверь была незаперта, и я уселся за ее стол и принялся ждать.
Стол был в точности такой, как сама Кэсси: щеголеватый и опрятный, интересный и женственный. На краю стола лежала керамическая пепельница причудливой формы, которую она приглядела в одной торгующей всяким барахлом лавочке в западной части города. Была здесь и маленькая, изящно расписанная восточная вазочка с букетиком увядших фиалок, которые Кэсси заменит первым делом, едва появится. Под пластиковым листом на крышке стола расположилась коллекция разнокалиберных фотографий людей, которыми она восхищалась, – в основном французские поэты. Кэсси страстно любит поэзию и некоторое время пыталась научить меня понимать стихи «хайку», но я в конце концов убедил ее, что не обладаю нужным для поэзии складом воображения. Мой круг чтения ограничен историей и новыми методами полицейской работы. Но мне понравилось одно из стихотворений, что мне давала почитать Кэсси – о кучерявых овечках, пастухах и диких собаках, которые этих овечек таскали. Его-то я понял на все сто.
Тут открылась дверь и вошли, хихикая на ходу, Кэсси и другая учительница, невысокая цыпочка с отличной фигуркой, облаченная в огненно-розовое мини.
– Ой! – воскликнула она. – Кто вы такой? – ее шокировала моя синяя форма. Я сидел, развалившись в уютном кресле Кэсси с обитыми кожей подлокотниками.
– Я Очень Хороший Пастух, – объявил я, попыхивая сигарой и улыбаясь Кэсси.
– Что бы это значило? – сказала Кэсси, покачивая головой. Потом положила на стол стопку книг и поцеловала меня в щеку к великому удивлению своей коллеги.
– Вы, должно быть, жених Кэсси, – засмеялась подружка, когда до нее, наконец, дошло. – А я Мэгги Карсон.
– Рад познакомиться с вами, Мэгги. Я Бампер Морган, – отозвался я. – Всегда рад познакомиться с женщиной, особенно с молодой, которая протягивает тебе руку и при этом приветливо улыбается.
– Я слышала о приятеле-полицейском Кэсси, но я так удивилась, неожиданно увидев вашу форму.
– Всем нам приходится трясти скелетами, Мэгги, – сказал я. – Вы мне лучше скажите, что вы такого натворили, раз подпрыгиваете от одного вида полицейского?
– Да ладно тебе, Бампер, – улыбнулась Кэсси. Я уже стоял, а она держала меня под руку.
– Оставляю вас наедине, – сказала Мэгги, подмигнув точно так, как она это видела и слышала в тысяче сопливых фильмов про любовь.
– Симпатичная девочка, – сказал я, когда Мэгги закрыла за собой дверь, и поцеловал Кэсси раза четыре или пять.
– Мне не хватало тебя этой ночью, – сказала Кэсси, прижимаясь ко мне. От нее пахло хорошими духами, и она отлично смотрелась в желтом платье без рукавов. Руки у нее загорели до красноватого оттенка, волосы уложены в прическу и касались плеч.
– Твой обед сегодня вечером не отменили?
– Боюсь, что нет, – промурлыкала она.
– Зато начиная с послезавтра мы будем вместе столько, сколько захотим.
– Ты думаешь, у нас будет столько времени?
– Тебе еще надоест смотреть, как я слоняюсь по квартире.
– Никогда. К тому же ты будешь занят, устраивая свою новую карьеру.
– Меня больше волнует другая карьера.
– Какая же?
– Научиться быть таким мужем, каким ты меня представляешь. Я все сомневаюсь, окажусь ли я для тебя достаточно хорош.
– Бампер! – сказала она, немного отодвигаясь и заглядывая мне в глаза, чтобы убедиться, что я говорю серьезно. Я выдавил из себя кривую улыбку.
Я поцеловал ее нежно, как только умел, и прижал к себе.
Я не то хотел сказать, как у меня вырвалось.
– Знаю. Просто я очень ненадежная старая дама.
Мне хотелось дать себе пинка за то, что я ляпнул такое, что могло, я знал, причинить ей боль. Получалось так, будто я хотел немного уязвить ее за то, что она стала лучшим, что могло со мной произойти в жизни, за то, что не дала мне превратиться в жалкого старика, пытающегося выполнять работу для молодых, а ходить с дубинкой по улицам – несомненно, работа для молодого полицейского. Я никогда бы не смог работать в помещении. Ни тюремщиком, ни за столом, ни кладовщиком, выдающим оружие парням. Кэсси спасла меня от этого кошмара... Я увольняюсь из полиции живым человеком, у которого впереди еще много прекрасных лет. И есть, о ком заботиться. Тут меня пронзила жуткая боль от газов в желудке, и я сразу захотел оказаться подальше от Кэсси, чтобы избавиться от этого пузыря.
– Наверное, это я вела себя глупо, – сказала Кэсси.
– Если бы ты только знала, как мне не терпится разделаться со своей работой, Кэсси, ты сразу бы перестала волноваться. – Я похлопал ее по спине, словно успокаивая, но на самом деле мне хотелось успокоить себя самого. Я ощущал, как пузырь все растет и всплывает у меня в животе.
– Ладно, Бампер Морган, – сказала она. – Так в какой день мы действительно уедем из Лос-Анжелеса? На самом деле уедем? Мужем и женой. Нам предстоит еще миллион дел.
– Подожди до завтрашнего вечера, моя гордая красавица, – ответил я. – До завтрашнего вечера, когда у нас будет немного времени поговорить и отметить это событие. Завтра вечером мы обсудим все планы и закатим где-нибудь роскошный обед.
– У меня.
– Годится.
– С отличным шампанским.
– Шампанское за мной.
– С полицейской скидкой?
– Само собой. В последний раз для меня.
– И мы отметим завтрашний день как последний, когда тебе приходилось надевать форму и рисковать своей шеей ради множества людей, которые этого даже не ценили.
– Да, последний день, когда я рискую своей шеей, – кивнул я. – Но я всегда рисковал ею только ради самого себя. Я немало поразвлекся за эти двадцать лет, Кэсси.
– Знаю.
– И даже хотя иногда это была паршивая работа, которую я никому бы не пожелал, у меня были и неплохие времена. А рисковал я только ради Бампера Моргана.
– Да, дорогой.
– Так что включай свою головку и займись своими делами. Мне тоже предстоят еще почти два дня полицейской работы. – Я отошел от нее и взял свою фуражку и сигару.
– Приедешь сегодня вечером?
– Завтра.
– Сегодня, – сказала она. – Я освобожусь до полуночи. Приезжай ко мне домой в двенадцать.
– Давай сегодня выспимся, детка. Завтра у нас с тобой последний день на наших работах. Давай сделаем его хорошим.
– Я уже не так сильно люблю свою работу с тех пор, как ты ворвался в мою жизнь, ты это знаешь?
– Что ты этим хочешь сказать?
– Академическая жизнь. Я была одной из студенток, которая все никак не кончит учиться. Мне нравилось общаться с разными яйцеголовыми, а потом появился ты, и я... я... даже не знаю, что сказать. Теперь мне уже ничто не кажется таким, как прежде.
– Спустись с небес, малышка, такой ты мне больше нравишься.
– Я хочу, чтобы ты приехал сегодня вечером, – сказала она, глядя мне прямо в глаза.
– Ты же знаешь, я лучше буду сегодня вечером с тобой, чем с кем угодно, но мне действительно нужно зайти в «Гарем Абдуллы» и попрощаться со своими друзьями. И еще в других местах.
– Нельзя разочаровывать людей, – улыбнулась она.
– Хотя бы пытаться не делать этого, – сказал я, воспламеняясь от того взгляда, каким она на меня посмотрела.
– В последнее время стало трудно заманить тебя в постель.
– Подожди еще пару дней.
– Ладно, до завтра, – вздохнула она. – Мне уже кажется, что я способна оседлать тебя прямо здесь, в кабинете, если только смогу до тебя добраться.
– Во время дежурства? – нахмурился я и надел фуражку, небрежно заломив ее набок, потому что, скажем прямо, весьма приятно, когда такая женщина, как Кэсси, прямо-таки дрожит от нетерпения затащить тебя в постель.
– До свидания, Бампер, – грустно улыбнулась она.
– Пока, малышка. До встречи.
Едва я включил рацию на прием, отъехав от Кэсси, как получил вызов.
– Один-икс-эл-сорок пять, один-икс-эл-сорок пять, – услышал я голос женщины-оператора, – встретьтесь с человеком в отеле, номер четыреста двадцать пять по Саут Мэйн, кажется обнаружено м. т.
– Один-икс-эл-сорок пять, конец связи, – отозвался я, подумав, что это будет последний мой вызов на м. т. – «мертвое тело».
