Линда Фэйрстайн - Ничего хорошего
Я смотрела, как Майк идет к нам, и радовалась — что бы Макгро ни наговорил ему, на лице у него все равно сияла фирменная улыбка. Его густые черные волосы были — что для него нетипично — слишком растрепаны, а значит, события предыдущей ночи сильно его затронули. Когда Майк был чем-то сильно расстроен, он гораздо чаще проводил рукой по волосам, сам не замечая этого. Синий свитер и джинсы — так он начал одеваться еще пятнадцать лет назад в Фордхэме — выделяли его из толпы детективов убойного отдела, предпочитающих серые и коричневые костюмы.
— Давай сядем в уголке, и я расскажу тебе, что у нас есть. — Майк поманил меня рукой, надеясь найти укромный уголок в огромном холле. — Слушала утренние новости? Об этом деле уже сообщали?
— Я слушала радио по дороге сюда, об убийстве не было ни слова. Сообщают о забастовке мусорщиков и переговорах с профсоюзами, а также обсуждают стоимость безделушки, которую саудовский принц подарил принцессе Диане.
— Значит, у нас в запасе несколько часов. Ты договорилась с фотографами?
— Естественно. Баннион приедет сюда собственной персоной. — Я позвонила главе технического отдела, чтобы убедиться, что все будет сделано как надо. — Он обещал быть к восьми.
— Значит, так. Джемма Доген — пол женский, европеоид. — Майк открыл блокнот на первой странице, но ему не требовалось туда заглядывать, чтобы изложить мне суть дела. — Пятьдесят восемь лет, но должен тебе сказать, что это была весьма симпатичная старушка...
— Пятьдесят восемь — это не совсем старушка, Майк.
— Ну, персиком ее тоже не назовешь, детка. Когда речь идет об изнасиловании, сразу представляешь себе молодую красотку, которая...
— В этом твоя проблема: иногда ты думаешь не тем местом, которым следует. А оно, возможно, не намного больше твоего мозга.
Изнасилование, особенно когда преступник не знаком с жертвой, не имеет ничего общего с сексом, как мы его понимаем. Это отвратительное жестокое преступление, в котором преступник использует секс как средство подчинения, унижения и оскорбления жертвы. И Майку известно это не хуже, чем мне.
— В любом случае она была подтянутой и сильной пятидесятивосьмилетней женщиной, которая оказала сопротивление. Доктор медицины. Разведена, детей нет.
— А кто ее бывший муж и где он сейчас?
— Как только мне это сообщат, я тут же скажу тебе. Я работаю над этим делом всего на несколько часов дольше тебя, и надо заметить, люди не очень-то рвались нам помочь посреди ночи. Большинство ее коллег и сотрудники центра стали приходить на работу только час назад, так что, думаю, ответ мы получим скоро. — Я кивнула, и Майк продолжил: — Судя по обстановке в ее кабинете, с личной жизнью у нее было негусто. Никаких семейных фотографий, ни снимков собаки или кошки, ни вышитой подушечки с умным изречением или инициалами. Просто ряды справочников, несколько дюжин картотечных ящиков с рентгеновскими снимками и медицинскими записями, около тридцати пластиковых моделей мозга — и то, что раньше было симпатичным восточным ковром, а теперь непоправимо испачкано кровью.
— Кто ее обнаружил?
— Ночной сторож делал обход незадолго до полуночи, он последним был в этом коридоре. Тем вечером, раньше, он проходил по этажу еще два раза и ничего не слышал. А в третий раз, сказал он, были стоны. Он достал универсальный ключ, открыл дверь в кабинет доктора Доген и позвонил в службу спасения, а потом его вырвало — к счастью для парней из лаборатории, в коридоре.
— Она была еще жива?
— Грубо говоря, да. Ее тело было похоже на швейцарский сыр — она потеряла почти всю кровь. Думаю, она была без сознания, когда преступник ее бросил. Могла пролежать так несколько часов, а потом вдохнула последнюю порцию кислорода, что и услышал охранник. Конечно, прибежали врачи из «Скорой», попытались подключить ее к аппарату искусственного дыхания и отвезти в операционную, чтобы продуть легкое и оценить внутренние повреждения, но ее уже было не спасти. «Ничего хорошего» — это еще мягко сказано о состоянии доктора Доген.
— Эксперты уже определили время, когда ее ранили?
— Это тебе что, кино? Пока они сделают вскрытие, я поговорю с ее коллегами, друзьями и соседями, которые расскажут мне, когда они видели Джемму в последний раз или разговаривали с ней. Потом я скажу патологоанатому, что в тот день, когда была убита доктор Доген, у преступника на все про все было не больше пятнадцати минут, а он посмотрит на меня чистыми честными глазами и назовет мне то самое время, которое я преподнес ему на блюдечке.
Одинокая преуспевающая женщина, без детей, без домашних животных, от нее никто не зависел. Я попыталась подавить жалость и сосредоточиться на фактах, которые сообщал Майк. Но воображение рисовало мой собственный труп, распростертый за закрытой дверью на восьмом этаже прокуратуры: люди проходят мимо, не удосуживаясь проверить, есть ли кто внутри. Ничего себе картинка...
— Думаешь, она пролежала в этой комнате весь день и никто не знал об этом и не искал ее? Это ужасно.
— Алекс, она жила по расписанию почти такому же, как у тебя. Хорошо еще, если ее левая и правая руки успевали в операционную одновременно. Она преподавала в медицинском колледже, оперировала в больнице, читала лекции по всему миру, давала консультации в сложных случаях, а в свободное время добивалась, чтобы правительство отправляло ее в горячие точки вроде Боснии или Руанды, где она проводила благотворительные операции. И все это — согласно записной книжке на ее столе — только за март месяц.
— А что у нее было запланировано на вчера?
— Я разбудил посреди ночи декана медицинского колледжа и заставил его выяснить это для нас. На выходные Доген уезжала из города, ее ждали обратно в понедельник. Но в больнице она должна была появиться только в восемь утра во вторник — то есть вчера, — ей предстояло участвовать в операции, которую проводил ее коллега. Врачи ждали в операционной, пациенту уже ввели наркоз и побрили голову — это происходило в той комнате-театре, где студенты могут наблюдать происходящее...
— Я знаю, что это очень престижное медицинское учреждение, где теория не расходится с практикой.
— В общем, она не пришла. Хирург, Боб Спектор, послал медсестру выяснить, в чем дело. Она позвонила Джемме и нарвалась на автоответчик, который сообщил, что доктор Доген еще не вернулась в город. Тогда Спектор просто позвал двоих студентов, что торчали на стеклянной галерее театра, обругал Джемму и ее плотный график и принялся сверлить дыру в мозжечке пациента.
— Пожалуй, стоит почаще звонить Лоре и сообщать ей, где я нахожусь, — пробормотала я. Слишком часто мне приходится жить «в походных условиях»: бегать из полицейской академии в участок, оттуда в больницу к очередной жертве насилия, а обедала я где-нибудь по пути с подругой. Иногда моя секретарша. Лора не могла меня найти и просто не знала, где я.
— О чем задумалась, блондиночка? Если тебя долго не будет, судья, чего доброго, велит кому-нибудь проверить отдел нижнего белья в «Саксе» — не валяется ли там твое бездыханное тело, затоптанное злыми покупательницами, которые не смогли тебя опередить на распродаже. О, смотри, кто нас покидает! Обернись и попрощайся с шефом Макгро.
Макгро направлялся к лифтам, но по дороге помедлил и велел Чэпмену:
— Покажи тут все мисс Купер, Майк, а затем отпусти ее, чтобы она могла начать работать. Уверен, сегодня у нее будет чем заняться.
— Пошли. Кстати, ты угадала вчерашний вопрос?
Майк имел в виду финальный вопрос телеигры «Последний раунд», которую мы с ним любили.
— Нет, я как раз ехала в «Гарден» на игру.
— Тогда давай проверим тебя. Категория была «транспорт». Сколько бы ты поставила?
— Двадцать баксов. — Мы обычно проигрывали друг другу десятку-две каждые несколько дней, поскольку были знатоками в разных областях. Но эта тема не казалась мне ни эзотерической, ни религиозной.
— Ладно. Ответ: это аэропорт США, через который каждый день проходит больше грузов, чем в остальных аэропортах страны.
Вот уж повезло, вопрос с подвохом. Это явно не аэропорт О'Хэйр, и в ответе подчеркивается, что речь о грузах, а не о пассажирах. Пока мы шли к офису доктора Доген, я перебирала в уме все крупные города.
— Время вышло. Есть варианты?
— Майами? — спросила я с надеждой, думая о килограммах наркотиков, которые провозят через него каждый день, и отдавая себе отчет, что редакторы игры вряд ли учитывали эту контрабанду при составлении вопросов.
— Нет, мисс Купер. Это Мемфис, можешь себе представить? Именно там все самолеты «Федерал Экспресс» садятся, прежде чем отправиться по заданному курсу. Забавно, да? Раскошеливайся, детка.
— С чего вдруг? Разве ты знал ответ?
— Нет. Но в нашей с тобой игре это не важно.
Майк постучал в тяжелую деревянную дверь, на которой изящными буквами было написано полное имя доктора Доген и ее регалии. Нам открыл Мерсер Уоллес, и я пошатнулась, увидев бледно-голубой ковер, пропитанный человеческой кровью. Наверное, в теле доктора не осталось ни капли. Невероятно, что у нее хватило сил позвать на помощь. Прошло несколько секунд, прежде чем я смогла заставить себя поднять глаза, а вид этого багрового ковра преследовал меня не один день.
