Донна Леон - Выстрел в лицо
— Ему удалось от них избавиться. Сначала они шли вровень с его машиной — дело было на автостраде, по которой Гуарино как раз возвращался из Тревизо, — а когда начали подъезжать все ближе и ближе, Гуарино съехал на обочину и вдарил по тормозам. А его преследователи поехали дальше.
— Вы ему поверили?
Рибассо пожал плечами и вновь бросил взгляд на пустырь, туда, где лежало тело Гуарино:
— Кто-то его достал.
Обратно к Пьяццале-Рома Брунетти и Гриффони ехали в полной тишине, подавленные близким столкновением со смертью и продрогшие до костей — слишком долго торчали на морозном и грязном воздухе Маргеры. Гриффони спросила, почему Брунетти не рассказал Рибассо, что им удалось установить личность мужчины с фотографии, которую прислал Гуарино. Он объяснил, что капитан, который, скорее всего, об этом и так уже знал, не потрудился сообщить им хоть какую-нибудь полезную информацию. Гриффони уже не раз становилась свидетелем конкуренции и соперничества между разными органами сил правопорядка, так что сочла за лучшее промолчать.
Брунетти заранее позвонил и заказал лодку, которая уже ждала их у причала, чтобы отвезти в квестуру. Но даже оказавшись в тепле катера и включив на полную мощность обогреватель, они продолжали трястись от холода.
Добравшись до своего кабинета, Брунетти долго стоял у батареи. Он знал, что нужно позвонить Авизани, но оттягивал этот момент, убеждая себя, что сначала должен согреться. Наконец он собрал волю в кулак, подошел к столу, нашел в книжке нужный номер и поднял трубку.
— Привет, это я, — сказал он как можно естественнее.
— Что случилось? — сразу понял все Авизани.
— Самое худшее, что могло случиться, — ответил Брунетти и сам смутился от пышной мелодраматичности этой фразы.
— Филиппо? — спросил Авизани.
— Да. Я только что видел его тело, — сказал Брунетти. Никаких вопросов от Авизани не последовало, и он продолжил: — Его застрелили. Тело обнаружили сегодня утром, на территории нефтехимического завода в Маргере.
— Он всегда говорил, что вероятность такого исхода не стоит сбрасывать со счетов, — после долгой паузы заговорил Авизани. — Но я ему не верил. Как в такое вообще можно верить? Но сейчас… Все кажется совсем другим. Ну, когда понимаешь, что это все-таки случилось.
— Он что-нибудь еще тебе говорил? — решил спросить Брунетти.
— Я же журналист, не забывай об этом, — немедленно откликнулся Авизани с горечью в голосе.
— Я думал, вы дружили.
— Да, дружили. Все было, как всегда, — сказал он уже нормальным голосом. — Чем больше следов он находил, тем больше препятствий на его пути возникало. Судью, который вел это дело, внезапно перевели, а новому расследование Гуарино было до лампочки. Потом двух его самых способных помощников перебросили на другой конец страны. Да ты и сам знаешь, как это бывает.
Да, подумал Брунетти, прекрасно знаю.
— Это все? — спросил он.
— В общем-то да. Во всяком случае, ничего полезного он мне не сообщил — все это я уже тысячу раз слышал. — С этими словами Авизани повесил трубку.
Как и многие другие работники полиции, Брунетти давно понял, что длинные щупальца разнообразных мафиозных группировок глубоко пронизывали всю жизнь страны, включая большинство государственных учреждений и множество компаний. Количество полицейских и судей, внезапно переведенных на службу в какую-нибудь глухую дыру в провинции, как только в их расследованиях появлялись следы, ведущие на самый верх властной пирамиды, не поддавалось исчислению. Как бы ни старались люди ничего не замечать, длина этих щупалец, степень их проникновения во все области жизни просто поражала. Кажется, недавно газеты даже объявили мафию с ее годовым доходом в девяносто три миллиарда евро третей по размеру сферой коммерческого предпринимательства в стране.
На глазах Брунетти мафия и ее близкие родственники — Каморра с Ндрагетой — становились все влиятельнее и могущественнее, вылезая из темных углов его расследований, чтобы стать первопричиной и главной движущей силой в мире преступности. Совсем как тот английский аристократ в книжке его детства — кажется, «Алый первоцвет»[49]. Брунетти попытался припомнить стишки, посвященные безуспешным попыткам французов найти и уничтожить этого аристократа: «Искали тут, искали там, но не нашли ни там ни сям».
Впрочем, может, образ Лернейской гидры тут будет уместнее? Ведь ее невозможно убить, слишком уж много у нее голов. Брунетти еще не забыл, какую радостную истерику устроили журналисты, когда полиции удалось арестовать Риину, Провенцано и Ло-Пикколо[50]. Газеты дружно ликовали — мол, наконец-то правительство одержало победу в долгой битве с организованной преступностью. Ха-ха. Все равно что думать, что после смерти президента «Дженерал моторс» или «Бритиш петролеум» эти компании тут же канут в небытие. Эти олухи что, про вице-президентов никогда не слышали?
Если уж на то пошло, арест этих древних динозавров преступного мира только дал возможность проявить себя молодежи — образованной, с хорошими дипломами, знающей, как управлять этим «бизнесом», давно уже неотличимым от любой международной корпорации. Что особенно поразило Брунетти: арест двух мафиозных боссов пришелся как раз на момент выхода закона о indulto[51], согласно которому по мановению полицейской дубинки на свободу вышли двадцать четыре с лишним тысячи преступников, многие из которых были «рабочими лошадками» той же самой мафии. Ах, каким удобным бывает закон, особенно в руках людей, которые лучше других знают, как им пользоваться!
16
Надо сообщить Патте о том, что случилось с Гуарино, решил Брунетти, подходя к квестуре. Однако охранник, стоящий у входа, сообщил ему, что вице-квесторе ушел с работы примерно час назад. Брунетти вздохнул с облегчением, поднялся к себе в кабинет и вызвал Вьянелло. Вскоре инспектор постучался к нему в дверь, и Брунетти рассказал ему о событиях в Маргере и о Гуарино, безучастным трупом лежавшем на пустыре.
— Откуда они передвинули тело? — первым делом спросил Вьянелло.
— Это установить не удалось. Те двое, что нашли его, так истоптали все вокруг, как будто у них там пикник был.
— Как удобно, — заметил Вьянелло.
— Прежде чем ты начнешь углубляться в теорию заговора… — заговорил Брунетти, который и сам уже вовсю обдумывал эти самые теории, однако тут же был прерван Вьянелло.
— А этому Рибассо можно доверять?
— Думаю, да.
— Какой тогда смысл скрывать от них то, что ты опознал парня с фотографии Гуарино?
— Привычка.
— Привычка?
— Или территориальная ревность, — пошел на компромисс Брунетти.
— Да, это частенько бывает, — согласился Вьянелло. — Надя говорит, все дело в козах, — добавил он.
— Чего-чего? Какие еще козы? — не понял Брунетти.
— Ну, не в них конкретно, а в нашем наследстве. Кому мы завещаем своих коз и кто получит их после нашей смерти.
Видимо, с Вьянелло вдруг случилось помрачение рассудка. Или, может, Надя в своем садике позади их дома выращивает не только безобидные цветочки?
— Лоренцо, — взмолился Брунетти, — говори со мной так, чтобы я был в состоянии тебя понять.
Впрочем, он был рад отклониться от неприятной темы.
— Ладно. Как ты знаешь, Надя у меня очень много читает.
— Да, — признал Брунетти, сразу же подумав о другой знакомой женщине, большой любительнице чтения.
— Ну вот, она тут недавно прочла одну книжку — введение в антропологию или что-то вроде этого. Или социологию, не помню точно. В общем, вчера за ужином она мне все рассказала.
— Что именно?
— Про правила наследования и поведение человека при этом. Короче, существует одна теория, объясняющая, почему мужики такие агрессивные и все время друг с другом соперничают — другими словами, почему мы такие сволочи. Надя говорит, это потому, что все мы хотим заполучить доступ к самым фертильным самкам.
Поставив локти на стол, Брунетти уронил голову на руки и застонал. Он, конечно, хотел сменить тему разговора, но не настолько же!
— Ладно-ладно. Но надо же было тебя ввести в курс дела, — запротестовал Вьянелло. — Так вот, как только они добиваются самых фертильных самок, они их оплодотворяют — и после этого уже не сомневаются, что дети, которые унаследуют их стадо коз, им не чужие. — Вьянелло взглянул на Брунетти, чтобы убедиться, что тот следует за полетом его мысли, но начальник сидел все так же опустив голову. — Знаешь, Гвидо, когда она мне это все объясняла, это не казалось таким уж бредом. В конце концов, все мы хотим, чтобы наше имущество перешло к родным детям, а не чьему-нибудь кукушонку.
Молчание Брунетти — хорошо хоть стонать перестал, и на том спасибо — вынудило Вьянелло добавить:
— Вот почему мужчины постоянно соперничают. Это в нас эволюция заложила.
